Собрать по кусочкам. Книга для тех, кто запутался, устал, перегорел - Бек Марта. Страница 33
Если ложь приносит так много стресса и делает нас такими несчастными, почему на свете еще есть лжецы? Это я выяснила во время своего Года Без Вранья – причем во всех кровавых подробностях.
Сначала все шло великолепно. Я обнаружила, что вообще редко вру, а когда вру, это обычно сводится к манере говорить «У меня все прекрасно!», когда все совсем не прекрасно, и «Нет проблем!», когда проблемы есть. Стоило мне перестать привирать по подобным мелочам, и мои хронические боли и аутоиммунные симптомы сразу отступили. У меня реже появлялась простуда на губах, реже болел живот. Память стала острее. Это было восхитительно!
Но потом я стала наблюдать за своим разумом, полным сознания собственной правоты, который постоянно злился на мормонство. Я поняла, что, как говорил Солженицын, «Иногда промолчать – значит солгать». Поскольку церковные власти продолжали наказывать ученых за то, что те слишком много знают, я поняла, что мое молчание – это не проявление цельности.
Сегодня, когда мне попадается клиент, который злится на какого-то человека или организацию, да так, что чувствует, что не в состоянии это переварить, я советую ему поставить перед собой задачу, которую когда-то поставила перед самой собой: перестать лгать человеку или организации, которые его раздражают, а вместо этого взять и сказать всю правду.
Нередко бывает достаточно просто подумать об этом, чтобы пламя гнева обернулось ледяной волной ужаса. Большинство сразу умолкают, а потом на цыпочках отходят от темы, словно это кобра, которую они обнаружили у себя в ванной.
Эти люди не трусы: если они перестанут врать, их ждут нешуточные последствия. Я знала, что меня прикуют к позорному столбу, если я открыто расскажу, что думаю о мормонстве. Видите ли, так вышло, что мой отец – знаменитый религиозный «апологет», поборник веры, возможно самый знаменитый в истории церкви. Если бы я публично заявила, во что верю на самом деле, я как его дочь привлекла бы к себе слишком много внимания.
Тем не менее я дала себе это новогоднее обещание. Поэтому я начала рассказывать на работе о том, что обсуждала дома. Мне начали звонить журналисты из газет и с телевидения. Мое имя попало в заголовки. Мои друзья или коллеги либо всей душой поддерживали мою откровенность, либо очень боялись последствий, которые не заставили себя ждать.
Дальнейшие события в моей жизни – причина, по которой я советую быть очень осторожными, если вы решите искоренить ложь в своей жизни. Подождите с публичностью. Для начала просто отмечайте про себя, когда, почему и кому вы лжете. Если вы живете в обществе, где вас притесняют, если вы в ловушке у психопата, прошу вас, продолжайте врать этим опасным людям, по крайней мере первое время. Но перестаньте врать себе.
Шок истины
Каждая ложь, которую вы отказываетесь произносить, – это словно очередной слой почвы в археологических раскопках, которые приведут вас к вашей базовой истине, к полной внутренней цельности. В ходе этих раскопок вы, вероятно, обнаружите попытки и симулировать счастье, и лукаво оправдать тех, кто с вами дурно обошелся. Многие на моих глазах выкапывали как банальные истины – «Я только что понял, что потакаю расизму», – так и довольно экзотические: «Кажется, все мои дядюшки состоят в мафии».
Участница одного моего семинара сообщила группе, что как-то прочитала в тетрадке по биологии своей дочери, что у двух голубоглазых родителей не может быть кареглазого ребенка (это не на сто процентов верно, но такое бывает редко).
– У меня карие глаза, – сказала она, – а у обоих родителей светло-голубые. В глубине души я всегда это подозревала, но не решалась признаться себе: мой отец на самом деле не мой отец. Прочитав вашу книгу, я вызвала маму на разговор. И что же? Да, у нее была связь на стороне.
Тут другая женщина встрепенулась:
– Погодите-погодите, что вы сейчас сказали?!
У нее тоже были карие глаза, в отличие от голубоглазых родителей, – зато точь-в-точь как у лучшего друга ее отца.
Бывает, что открытая истина заставит звенеть внутреннюю струну, и вы поймете, что ваш внутренний учитель говорит «да». Но от некоторых весь ваш разум загремит, словно гонг. Когда видишь по-настоящему глубокую истину, что-то заблокированное, полусознательное и даже бессознательное вдруг придает смысл миллиону тревожных теней, чужим поступкам, собственным чувствам. Эта истина многое говорит и телу, и разуму, и сердцу, и душе. Она дарит ощущение безудержной свободы. А это может напугать, и еще как.
Здесь я вынуждена повторить свое предупреждение: если чувствуете, что приближаетесь к невыносимой истине или травме, не двигайтесь вперед, не заручившись помощью профессионала. Обратитесь к терапевту, позвоните на горячую линию психологической помощи, вступите в группу тех, кто вместе докапывается до истины. Та ложь, с которой труднее всего совладать, потому и погребена глубоко в вечной мерзлоте, что вам ее буквально не перенести. Не поднять эту тяжесть в одиночку. Обратитесь за помощью.
При всем при том самые глубокие ваши истины – если, конечно, вы не пережили чудовищную травму, – вероятно, не настолько губительны, чтобы требовать такого рода поддержки.
Возможно, вы просто не хотите пока признавать, что вам уже нужны очки от дальнозоркости, что на самом деле у вас есть любимые и нелюбимые дети, что не все ваши друзья достойны так называться. Но где бы вы себе ни лгали, если вы раскопаете эти залежи вранья, то рано или поздно попадете на самое дно преисподней. Там вы повстречаете три главные ипостаси собственной психики: чудовище, предателя и преданного. Преисподняя самообвинений
В самом центре намертво замерзшего озера на самом дне Дантова ада, ушедшее в лед по пояс, высится исполинское чудовище – Люцифер. У него три ужасных лица, два из которых вовсю пожирают двух римских аристократов, предавших Юлия Цезаря. Третье, самое омерзительное, грызет Иуду Искариота – по мнению Данте, самого страшного предателя в истории.
Напомню, я воспринимаю все это не буквально. Я толкую каждую деталь «Божественной комедии» как аллегорию нашей собственной жизни. Если разобрать все на части, что может означать самый центр преисподней? Предположим, Юлий Цезарь – это наша благородная и справедливая сторона (по крайней мере, таким считал Цезаря Данте). Иисус Христос – это, скажем, та наша сторона, которая способна на беззаветную любовь. Эти аспекты нашей личности – благородство и любовь – и есть те качества, которые мы предаем, когда отходим от цельности. И это приводит к глубокому бессловесному страданию, к той ледяной тоске, которая постоянно карает нас.
Почти всегда причины того, почему мы так страшно предаем сами себя, лежат глубоко в детстве. Христос – по крайней мере, так говорится в Библии – терпеть не мог, когда обижали детей. Большинство из нас с этим согласится. Но мы все предали и обидели по крайней мере одного ребенка – самого себя в детстве. Каждый раз, когда вы послушно целовали кошмарную тетю Этель, каждый раз, когда вы в десять лет выдавливали из себя смешок в ответ на дразнилки сверстников, каждый раз, когда вы притворялись, будто у вас все прекрасно, когда родители скандалили, вы бросали себя на произвол судьбы – вы предавали себя. У вас не было выбора.
При этом вы, вероятно, ощущали, что происходит что-то не на шутку чудовищное. И в самом деле – мучили или игнорировали ребенка, а кое-кто (вы, не кто-нибудь) притворялся, будто вся эта жуткая ситуация совершенно нормальна. Более того, вы, вероятно, бессознательно винили во всем самого ребенка (себя). Психологи называют это «гипотезой справедливого мира». Чтобы чувствовать себя в безопасности, дети должны верить, что мир устроен справедливо: с хорошими людьми случается хорошее, а с плохими плохое. Поэтому, когда с вами в детстве происходило что-то плохое, вы, скорее всего, считали, что это потому, что вы плохой человек. Такое детское самообвинение таилось в глубине невысказанных детских установок почти у каждого из нас: «Если бы я была не такая дурочка…», «Если бы я больше думал о маме…», «Если бы я постарался как следует…».