Жупочка стреляет на поражение (СИ) - Лавру Натали. Страница 76
Ну, нет, лежать и стонать рожающей медведицей не мой вариант. Тут междометия не помогут, надо чего покрепче.
– Ироды! – возопила я.
Ответом мне было эхо моего же вопля.
Но горевать мне было некогда, потому что... Потому что у противоположной стены моей чёрной каменной клетки... кто-то зарычал!
Мамма-мия! Меня бросили сюда на съедение монстру!
Описаться от страха было бы слишком глупым решением, поэтому я сознательно терпела. Знаю я, что хищники любят сначала припугнуть жертву, чтобы она обделалась, а потом уже кушать.
Так вот, со мной такой номер не пройдёт!
Не спорю, страшно до усрачки, да к тому же не видно ни зги... Но и я не кисейная барышня. Эта зверюга ещё с Жупочкой дел не имела. Да я её как! Ух! Сейчас как загадаю желание! Что бы такого выдумать...
А! Вот!
«Желаю, чтобы у того, кто рычит там, адски разболелись зубы!»
И – ничего!
Блин.
Тогда другое: «Пусть у того, кто здесь, пукан полыхает огнём!»
Ноль эффекта.
«Хочу, чтобы у меня третий глаз на затылке вырос!»
Шишеньки! Как будто и не было у меня дара.
Пока я углублялась в рефлексию, рычание превратилось в пыхтение, а затем переросло в стон. Мучительный такой, душераздирающий. Нет, чудище не орало раненым зверем. Оно вообще вело себя тихо. И стоны были жуткими лишь из-за того, что казалось, будто оно умирает.
Да и вообще... вряд ли в темницу притащили бы медведя.
Время шло, я мёрзла, а чудище умолкло и не шевелилось.
Одно хорошо: поедать меня пока не собираются.
Но как же жаль, что я не умею создавать светлячков и плести всякие там заклинания.
– Эй? – шёпотом окликнула я собрата по несчастью. – Ты живое?
– Кх... – донеслось тихо-тихо.
Живое, блин.
– Холодновато здесь, – заговорила я о погоде. – Может, погреемся друг о друга, а? Без сексуального подтекста! Но если ты против, можешь рыкнуть, и я не буду подходить. Только ты не ешь меня – подавишься, зуб даю.
С минуту я ждала предупреждающего рыка, но не дождалась.
– Угу. Значит, ползу... – я встала, подобрала пышные, чтоб их, юбки и наощупь, выставив вперёд руки, лилипутскими шажками двинулась навстречу неизвестному.
Стена обнаружилась метра через три. М-да, тесновато.
Шаря ладонями по стене, я медленно опустилась на корточки и нащупала чью-то одежду и кого-то очень худого, завёрнутого в неё.
– Ой ты ж батюшки... – вырвалось у меня, а мои пальцы вовсю исследовали едва тёплое тело, которое, судя по заросшему лицу и отсутствию молочных желез, мужское. – Они, что, совсем тебя не кормили? Забыли про тебя?
– М-м... – в полубессознательном состоянии отреагировал он.
– Горемычный ты мой... – пожалела его я. – Ой! Очухивайся скорее! У меня же еда с собой! Я спёрла с королевского стола тарталетки с сырным кремом! Объеденье, отвечаю! Ты такой вкуснотищи в жизни не пробовал! – я запустила руку в карман и выудила оттуда помятую моими приключениями вкусняшку. – Открываем ротик... Ам! По чуть-чуть...
Голодающий бедолага куснул меня за пальцы, и принялся торопливо и жадно пережёвывать тарталетку.
А мне вот кушать перехотелось. Во-первых, горемычный весьма неаппетитно попахивал, да что уж там – вонял. Во-вторых, я сытая, и едяное богатство в моём кармане – это то, что не влезло в желудок.
Проглотивший первое угощение горемычный вцепился обеими руками мне в юбку, и пытался притянуть меня к себе.
– Ещё, да? – догадалась я, что ему надо. – Ладно, дам, только ты не кусайся. Договорились?
– Д...
Я села спиной к стене и по-свойски притянула тощенького сокамерника к себе, чтобы он сидел, опираясь на меня. А то лёжа можно подавиться.
Всё-таки тарталетки эти слишком хороши, чтобы попадать не в то горло. Потому-то я их и прихватизировала. Во дворце все горла не те, кроме моего.
Так мы и сидели: я кормила скелетика, а он старательно жевал.
– Как хоть тебя звать-то, горемычный? – поинтересовалась я после пятой скормленной ему закуски.
– ...ик, – еле-еле выговорил он.
– Как-как?
– Рик...
– А-а. А я Жу. Просто Жу.
– Ы?
– Да-да, так и зови: Жу. Ладно?
– Угу...
А дальше мой немногословный товарищ по несчастью уплыл в небытие. Уснул прямо у меня на коленях, в неудобной позе, как спят только тяжело больные или вовсе мертвецы.
У этого лежачего скелетика пульс прощупывался. Правда, он был весь какой-то холодный. Замёрз, видимо.
Я, признаться даже заскучала. Нет, я понимаю, сострадание и всё такое... Но где-то там меня потерял мой Гедеон. Наверняка он уже запаниковал и лично поскакал обыскивать каждый угол дворцового комплекса, ругаясь, что я ослушалась его.
Поскорей бы нас нашли.
Но, увы, время шло, а мои согнутые ноги затекли так, что ещё немного, и я перестану их чувствовать.
Я как могла аккуратно вылезла из-под Рика, но всё равно разбудила его.
– Мне так холодно... Пожалуйста, прижмись ко мне... – беднягу и впрямь трясло.
Делать нечего – пришлось согласиться. Ибо мне в моём платьице с открытыми плечами тоже отнюдь не жарко.
Но сперва я выдрала из подола три слоя нижних юбок: один пригодится в качестве подстилки, один, чтобы прикрыть моё неприличное для таких мест декольте (потому что холодно грудям, а не то, что вы подумали), а третий слой – сойдёт за одеяло. Ткань тонкая, но это лучше, чем голый пол.
– Рик, поднимись немного. Я постелю лежанку.
Скелетик завозился, но отползти не смог, лишь застонал сквозь зубы.
– Что с тобой? Ты ранен?
– У меня сломаны ноги, я умираю, – просипел он.
– Не сцы, дружочек. Чёрта с два ты помрёшь! Ты мужик или как?! А меня спасать кто будет?
– Хм, – это было подобие усмешки. – За что тебя сюда?
– Ай, – отмахнулась я, хотя полёта моей кисти не суждено было никому увидеть. – Государственная тайна, – прозвучало слишком как отмаза, поэтому я пояснила. – Сама не знаю, в общем. Тайна есть тайна. А тебя за что?
– Тоже тайна... Кх... – чувствовалось, что ему хочется и поговорить, и пошутить, но сил нет.
– Бедняга. Сколько ты здесь?
– Не знаю. Когда меня схватили и бросили сюда, было 17 марта.
– Что?! Ты здесь уже больше двух месяцев?
– Сколько?!
_______________________
[1] «Буря мглою небо кроет» – первая строка из стихотворения А.С. Пушкина «Зимний вечер». В мире Жупочки тоже жил гениальный поэт по имени Александр Тушкин.
После рассказа Рика о том, как его усыпили и бросили сюда, я слегка запаниковала: что если меня не найдут?
– Рик, а, Рик? Как думаешь, тебя ищут?
– Я был уверен, что да...
– Знаешь, кто тебя похитил?
– Да. Моя мачеха, – уверенно ответил он.
– И тебе с мачехой не повезло? Сочувствую. Бросать в каменный мешок на верную смерть – это бесчеловечно.
– Видимо, ты тоже кому-то перешла дорогу?
– Ага... А ещё плюнула на середину и маслице разлила, – добавила я и поднялась на ноги. – Нет, с этим надо что-то делать! Пойду простукаю стены. Может, какая-то из них не несущая, и её можно выбить.
– Осторожно, там у соседней стены лежит труп. Скорей всего, он уже засох, но если тронешь, завоняет, – Рик говорил значительно бодрее, значит, тарталетки усвоились как надо.
А вот труп пугал!
– А-а-а! Фу! Фу! Фу!
– Он уже был мёртв, когда меня сюда бросили. Я снял с него одежду и оттащил его подальше, насколько смог, но он всё равно как немое напоминание о безнадёжности нашего положения.
– Мой жених разнесёт весь дворец, всю округу, но найдёт меня, а значит, и тебя тоже, – заявила я, преодолев страх и отправившись простукивать стены. – Через несколько часов мы с тобой уже будем на свободе. Вот увидишь!
– Увижу... – эхом отозвался он. – Больше всего я сейчас хотел бы увидеть тебя. Твоему жениху божественно повезло с тобой. Знаешь, ты появилась, и мне верится, что всё будет хорошо. Даже темнота стала чуть светлее. Ты словно солнце в этой тьме.