На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга. Страница 6
Алмаз, да...
Когда-то десятилетнему Бенедетто гадалка напророчила беду от алмаза. Ее слова врезались в душу, и с тех пор Бенедетто возненавидел алмазы. Впрочем, эти камни были и не по карману младшему сыну гордого, но не очень богатого графа Ауреццо.
Связь с принцем сделала его богаче, но вкусам своим Бенедетто не изменил, был скромен в выборе украшений, а алмазов не носил вовсе.
Прошлой осенью принц Джиакомо с небольшой свитой инкогнито посетил Альбинский Язык – полуостров, на котором находился древний храм Вильди. Целью визита была тайная встреча с принцессой Эннией, возможной будущей супругой.
Пока принц и принцесса вели учтивую беседу в присутствии избранных лиц из свиты, Бенедетто устраивал свои делишки. Был у него слуга по имени Леандро – прожженный плут с кучей сомнительных знакомств в любом городе Антарэйди. То есть человек полезный.
И вот этот полезный человек сообщил господину, что некий скупщик краденого (изысканно выражаясь, темнарь) продает перстень с очень крупным алмазом по совершенно несерьезной цене. Настолько несерьезной, что сеор Бенедетто может позволить себе подобное приобретение.
Да, алмазы – не к добру, предсказание сидело в душе, словно заноза. Но – если приобрести перстень не для себя?.. Не носить его?.. Принц Джиакомо любит дорогие подарки и не скрывает этого. Говорит, что в дорогой подарок человек вкладывает душу. Вот и подарить принцу перстенек, когда настанет подходящий момент!
Встреча с темнарем не разочаровала: перстень был достоин того, чтобы его носил принц крови. Но как такое сокровище попало к темнарю? Если алмаз снят грабителем с трупа вельможи, покупать его опасно. Признают драгоценность родственники убитого – и доказывай потом, что ты не душегуб!
Скупщик, конечно, наотрез отказался говорить, откуда у него перстень. Но Бенедетто и Леандро прижали негодяя, пригрозили пыткой – и тот сознался, что купил эту вещь у капитана-небохода по имени Дик Бенц. А уж как алмаз попал к леташу... ну, какой темнарь задает такие вопросы?
Бенедетто поверил скупщику краденого. И даже заплатил за перстень, хотя мог бы попросту отобрать. В таких делах лучше без шума...
Делать принцу ценный подарок Бенедетто не спешил. Во-первых, не было подходящего случая. Во-вторых, хотелось до конца выяснить происхождение перстня. И придумать для него легенду – красивую, романтическую...
А теперь вдруг оказывается, что леташ Дик Бенц – это барон Донатус деу Вильмготериан, старый недруг, еще со времен Академии. Если сейчас его принц изловит и повесит – это, конечно, будет приятно. Но вряд ли удастся узнать что-то о прошлом алмаза...
Впрочем, мысли Бенедетто о казни Дика Бенца оказались несколько преждевременными. Спор капитана с принцем закончился неохотным согласием принца на прекращение поисков.
– Ладно, уходим на Плотогонную, – распорядился Джиакомо. – Надеюсь, там нет неизученных комаров?
5
И после плохой жатвы на до сеять.
(Сенека Младший)
– Ушли?
– Ушли, капитан. Весь день кружили, как вороны над полем боя. А завечерело – и показали нам корму, – кивнул боцман Хаанс.
Капитан потянулся к стоящему на палубе ведру, плеснул себе в лицо воды.
Все-таки он толком не выспался. Даже сквозь сон чувствовал, что враг рядом. Поднимался, смотрел на висящий над лесом корабль, менял вахтенных. В этот тревожный день наблюдение дольше других несла Лита, раз уж проспала ночную погоню. А Отца Дик вообще велел не будить: пусть старый человек отдохнет.
А теперь, к вечеру, Маркус Тамиш проснулся, вышел из своей каюты.
Бенц подошел к погонщику, обрадовал его вестью, что преследователи ушли.
– Надо полагать, и не вернутся, – покивал Отец. – Если бы догадались, что мы в пещере прячемся, давно бы высадили десант и обшарили берега. А раз даже на озеро не сели...
– Стало быть, полагают, – подхватил капитан, – что мы либо разбились над лесом при ночной слепой посадке, либо улетели куда глаза глядят. Они же не знают, что у нас только пара измотанных лескатов.
Помощник встревожился, завертел головой:
– Мара! Эй, Мара! Где ты, дочка?
Из люка по пояс высунулась черноволосая спандийка:
– Здесь я!
– Как там наши тварюшки?
– Сначала сильно на нас обижались. Теперь Простак успокоился, лопает да отдыхает. А Лапушка еще сердится. В лепешку раскаталась, на дно легла.
– Неужто даже не поела? После такого перелета?
– Поела, но мало... Капитан, прикажи парням поохотиться. Я в корм подолью свежей крови, тут уж она не устоит.
– Прикажу, – пообещал Бенц.
Мара вновь исчезла в трюме.
– На охоту отправлю илва, – рассудил капитан. – Ночью. Ему в радость будет по ночному лесу пробежаться.
– А пока не стемнело, – подсказал погонщик, – надо бы послать кого-нибудь в деревню.
– Зачем? – не сразу сообразил Дик.
– Ну, в лоции же сказано: прикормлены. Надо им немного деньжат подбросить, чтоб помалкивали насчет нашей посадки. Нам на озере не один день ремонтироваться.
– Эх, – с досадой выдохнул капитан, – как же не вовремя прицепился к нам этот «Блистательный»! Мало того что с курса сбились и ночь в облаках потратили, так еще и чинись теперь! А груз, между прочим, ждут покупатели, и будет нам за опоздание вычет из платы!
– Как сказал франусийский философ Ледьер, – тому, кто боится града, незачем распахивать поле. Ну, угодили мы под град, капитан...
– Прибыль и так еле-еле покрывала расходы! – не подался Бенц на философское утешение. – А теперь, похоже, в долги влезем. – И зло усмехнулся. – Последние штаны придется продать. Так и буду ходить – без штанов, но с пистолетом. Чтобы пристрелить первого, кто хихикнет.
Он махнул рукой: что, мол, скулить, от скулежа денег не прибавится. И подозвал Райсула:
– Пока не стемнело, отправляйтесь с юнгой в деревню. Шлюпку спускать не стоит, пусть возьмут «трофейную» лодку.
«Трофейной» экипаж называл небольшую лодку, доставшуюся им после визита на борт «Миранды» наемного убийцы.
– Кланяйся старейшине, – продолжал капитан. – Пообещай деньжат за гостеприимство, точную сумму называть не надо.
Капитан говорил по-халфатийски. Он всю прошлую зиму старательно изучал этот язык: многие контрабандные товары шли из Халфата, а переговоры всегда удобнее вести без переводчика.
Райсул все реже поправлял своего способного ученика. Вот и сейчас он ответил только: «Да, капитан!» – тоже по-халфатийски.
– Да, и не вздумайте купаться! – спохватился капитан. – Почему – не знаю, но лоции надо верить.
6
Храбрость тем дороже, чем больших она стоит усилий.
(Д. Б. Шоу)
Налегая на весла, Райсул поглядывал на опускающееся за лес солнце.
– Возвращаться придется в темноте.
Сидящий на руле юнга усмехнулся. Темноты он не боялся. Он боялся одиночества и – гораздо больше – чужих людей.
– Райсул, а тот корабль не вернется?
– Зачем ему возвращаться, да? Ушел так, что на грифоне не догонишь.
Юнга знал, что последние слова – просто присказка халфатийцев. И все же встрепенулся, распахнул глаза:
– Райсул, расскажи про грифонов!
Халфатиец помолчал, подставив смуглое лицо закатным лучам, что сочились сквозь еловые лапы. Ели столпились у берега, как вражеское войско, молчаливое, провожающее взором пришельцев...
– Грифоны... – повторил наконец Райсул, и в гортанном голосе его зазвучала нежность. – Грифоны – самое совершенное из созданий Единого. Самонадеянный скажет, что грифон – лучший подарок Единого людям. Это он скажет плохо! Грифоны – не подарок. Грифоны – это полет. Это тело льва, крылья и клюв орла. Глупец думает, что он приручил грифона? Глупец умрет из-за своей глупости! Грифон сам выбирает того, кто о нем будет заботиться.