На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга. Страница 7
– Но у вас же целые отряды на грифонах! – не понял юнга. – Границу охраняют...
– Вдоль Хребта Пророка, да... И я охранял...
Юнга захлопал глазами. Впервые Райсул заговорил о своем прошлом.
– Грифон платит дружбой за заботу. Грифон бьется вместе со всадником. Клювом и когтями рвет врага, да! Но трусу или слабому не позволит себя оседлать. Грифон – не лошадь.
Райсул сдвинул брови и заговорил медленнее, явно что-то припоминая и на ходу переводя:
– «Славься, о любимый сын небес и ветра! Твои крылья огромны, твои кости легки, твой живот поджар, твои жилы крепки. Клюв твой бьет, словно копье, а когти твои разят, словно ножи. Небо принадлежит тебе, о брат грозы, и счастлив тот, кому ты позволяешь надеть на себя седло и узду!»
– Это песня? – робко спросил юнга.
– Это стихи. «Ода грифону»... А когда они детеныши, они такие смешные! Грифон большой, его дети мелкие. Долго растут. Мой отец разводил грифонов, я видел, я знаю. Я играл с малышами. Привязывал на веревку дохлого голубя, дразнил их, как котят. Они рождаются без крыльев, но такие смелые, так прыгают... Мой отец глядел на игры и говорил: вот этот вырастет самым быстрым, вот этот будет неутомимым, а вот с этим совладает только герой...
Лодка мягко ткнулась в берег. Юнга, опасаясь, что прервется такой замечательный разговор, поспешно спросил:
– Райсул, а почему ты ушел из Халфата? Если там так... если грифоны...
Халфатиец повернул к мальчугану закаменевшее лицо:
– Я не ушел, Олух. Меня вышвырнули. И больше об этом не спрашивай.
* * *
Деревня встретила гостей равнодушно. Вообще никак не встретила. Не было ее, деревни. Были дома, еще не успевшие превратиться в развалины.
– Еще в прошлом году здесь жили люди, – прикинул Райсул, глядя на крыши, почти не пострадавшие от весенних ливней, и на пороги, заросшие травой.
Юнга кивнул, тревожно огляделся и подвинулся ближе к Райсулу.
– Может, какая зараза? – опасливо спросил он. – Не подцепить бы...
– От заразы всей деревней не бегут, да? Сначала сожгли бы хоть один дом, чтобы остановить болезнь. Думаешь, легко побросать свои жилища?
Олух промолчал. Хотя он, беглый раб, как раз мог бы рассказать, что это такое – бросить край, где ты родился, и отправиться куда глаза глядят...
Райсул бросил деловито:
– Сейчас поглядим.
Он оторвал скособоченные ставни крайнего домика и легко пролез в узкое окно.
Юнга вздрогнул. Да, он понимал, что друг-леташ рядом, за этими бревенчатыми стенами. И все же показалось, что темнеющий лес придвинулся, обступил со всех сторон... Олух поспешно припал к подоконнику, глядя внутрь, где в полутьме возился Райсул.
Да, парнишка научился кое-как справляться со страхом – но только на глазах у экипажа. Особенно важно было не опозориться при капитане, этом удивительном человеке, который дал ему имя.
Когда-то мальчик рос безымянным. Он отзывался на хозяйское «эй, ты!» – кидался со всех ног на голос, надеясь избежать побоев. Имя заменяли бранные слова – первые, что приходили на ум господину, Джошу Карвайсу.
Позже, когда невыносимый страх (не надежда на лучшее, а именно страх) вынудил раба сбежать из Карвайс-стоуна, мальчик продолжал оставаться безымянным. Он и человеком себя не чувствовал – так, ускользнувший из клетки мелкий зверек! Где бегом, где ползком, где пережидая опасность, пробирался он неизвестно куда, надеясь лишь на услышанные краем уха слова про какие-то города, откуда не выдают беглых.
Беглецу повезло: он сумел пробраться в трюм морского корабля. Его нашли, когда корабль уже вышел в море. Капитан сгоряча едва не приказал вышвырнуть приблудного щенка за борт. Но сменил гнев на милость, велел оставить эту трясущуюся тварь до порта, а до тех пор загрузить паршивца работой по самые уши.
Так беглый раб попал в Порт-о-Ранго. А там его ждало первое в жизни доброе чудо – встреча с Маркусом Тамишем, который пожалел мальчишку и упросил Джанстена, капитана «Облачного коня», взять бедолагу на борт юнгой.
На борту его прозвали Олухом, но клички были у всех, а кличка – это почти имя...
– Отойди от окна, – донесся из дома недовольный голос Райсула. – Света и так мало!.. Тут только лавка, стол да открытый сундук. Не померли хозяева, уехали. Со всеми вещами и...
Фраза осталась неоконченной. Послышался треск, грохот...
– Райсул!..
– Не ори, – послышался в ответ голос, полный боли. – Лезь в окно. Тут какой-то сын греха оставил открытым подпол. Я сломал ногу... – И Райсул добавил несколько слов по-халфатийски. Выругался, без перевода ясно.
Мальчишка был уже в комнате, склонился над черным провалом:
– Райсул, я не вижу лестницы!
– А ее и нету. Вытащили за каким-то демоном. Поищи в сенях, только сам никуда не провались.
Поиски в доме и на соседних дворах ни к чему не привели. А погреб оказался неожиданно глубоким. Даже когда Райсул, превозмогая боль, поднялся на одной ноге, выбраться он не смог.
– Не суетись, дитя барана, – сказал леташ юнге. – Бери лодку, греби к шхуне, зови наших...
– А если какой-нибудь зверь тебя сожрет?
– У меня с собой тесак. Давай быстрее...
* * *
«Зови наших...» Эти слова звучали в ушах Олуха, когда он сталкивал лодку на воду и брался за весла.
Как же замечательно, что там, за черным лесом, за мысом, прикрывающим вход в бухту, были – наши.
Счастье быть не одиночкой, а членом экипажа он узнал на первом своем корабле, «Облачном коне». Там был замечательный Маркус Тамиш, которого все называли Отцом – и юнга стал называть его так, впервые в жизни произнеся это слово. Там была резкая, но добрая Мара. Была Лита, норовившая подсунуть кусочек повкуснее. Там были жесткие, смелые, бывалые леташи, и Олух из кожи вон лез, чтобы стать для них своим.
А потом проклятый эдон Манвел ду Венчуэрра, король грабителей Порто-Ранго, не договорился о чем-то с капитаном Джанстеном – и приказал сжечь «Облачного коня». А оставшийся без судна Джанстен сбежал с корабельной казной, прихватив несколько человек из экипажа и бросив остальных на произвол судьбы...
Лодка шла вдоль берега. Подмытые водой корни змеями вылезали из земли, словно тянулись к добыче. Юнга налегал на весла не жалея сил. Охваченный воспоминаниями, он снова переживал ужасные дни развала команды. Куда они могли податься вместе? Им и врозь трудно было куда-нибудь приткнуться, а уж юнга и подавно никому не был нужен.
И тут в их жизнь ворвался Дик Бенц, капитан без корабля, зато с дипломом на чужое имя. Первая его попытка завербовать команду сгоревшего «Облачного коня» вылилась в роскошную трактирную драку. Но сразу после драки экипаж и ахнуть не успел, как оказался под командованием веселого и нахального незнакомца.
Дик Бенц вернул леташам надежду. Придумал, как перехватить у мерзкого эдона Манвела шхуну. А юнге дал имя.
– Рейни, – шептал парнишка, наваливаясь на весла. – Я – Рейни.
Капитан назвал юнгу именем своего дяди Рейнарда Бенца, бродяги, авантюриста и лихого фехтовальщика. Всем сердцем Рейни чувствовал, какая это честь...
Весло зацепилось за что-то – наверное, за корягу. У юнги вырвалось халфатийское ругательство, подцепленное у Райсула. Он приподнялся, чтобы высвободить лопасть.
И в этот миг нечто ударило снизу в днище лодки.
Лодка покачнулась, заплясала, как норовистый конь. Юнга взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Одно из весел выпало из уключины.
Юнга с ужасом понял, что он не налетел на затопленный пень. Что-то живое, сильное раскачивало лодку, старалось ее перевернуть.
В довершение кошмара мягкая мохнатая лапа проехалась сверху по плечам и голове подростка.
Вскрикнув, Олух упал на дно лодки, глянул вверх.
Но вместо когтей и клыков увидел темную листву. Всего-навсего старая береза, чьи корни уже с трудом держались за подмытый берег, низко склонилась над водой, почти легла на озеро.