Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна. Страница 18

– Что-то вы грустно выглядите, ваша светлость, – проницательно заметила она. – Неужели не сняли?

– Утверждают, что блок поставила я сама.

Она ахнула, но это не помешало ей быстренько зайти за мной и прикрыть двери.

Я села на банкетку и уставилась в зеркало на свое отражение. Оно больше не казалось чужим и не вызывало такого восхищения, как поначалу. Насколько я поняла, красоту давала сама принадлежность к Сиятельным: пусть в воспоминаниях зияли дыры и я ни в чем не была уверена, но косвенно это подтверждалось внешностью тех высокородных, с кем я сталкивалась. Обычные же люди были… обычными. Кто-то симпатичный, кто-то не очень, но сияющего великолепия, от которого перехватывало дух, ни у кого не было. Вот и Эсперанса была приятной и надежной, но сказать о ней «красавица»?..

В зеркале мне были заметны любые изменения ее мимики, и вскоре стало понятно, что она что-то хочет сказать, но не решается прервать мои размышления. Я ее непременно выслушаю, но сначала выясню то, что мне нужно.

– Эсперанса, Бласкес сказал, что я могла закодировать снятие блока на некую фразу и доверить ее близкому человеку. Вспомни, не говорила ли я тебе чего-то на первый взгляд не слишком важного, но просила непременно запомнить?

Лицо горничной чуть дернулось, но ответила она ровно:

– Что вы, ваша светлость, мы не были столь близки, чтобы вы мне доверяли секреты.

Я повернулась и с удивлением посмотрела на нее:

– Разве? Эсперанса, мне казалось, что ты – мое главное доверенное лицо.

– И я вас не предам, ваша светлость, – уверенно ответила она. – Но ничего личного вы мне никогда не доверяли.

– Но вдруг я сказала или сделала в тюрьме что-то странное? Что-то такое, что было совершенно на меня не похоже?

Она задумалась, забавно наморщив лоб. Наверное, вспоминала, о чем мы говорили во время ее коротких визитов в тюрьму.

– Разве что в последний день? – с явным сомнением наконец пробормотала она. – Вы вели себя не как обычно, но я решила, что из-за того, что вас вскоре…

Она не закончила фразу и осенила меня знаком Двуединого, который должен был спасти и сохранить тело и душу. Как-то со вторым он не особо справился, наверное, знак нерабочий…

– В последний день у меня уже были дыры в памяти, значит, если я и говорила что-то важное, то это было раньше.

Эсперанса огорченно шмыгнула носом.

– Нет, ваша светлость, ничего такого не припомню. Да разве ж вы доверили бы мне секреты Сиятельных? Только ровне.

Я вздохнула. Самый простой путь привел в тупик.

– Очень жаль, Эсперанса. Но, по-твоему, кому я могла передать секрет? Подругам?

– Ой, нет, они те еще змеи, – запротестовала она и тут же испуганно бросила: – Ой, простите, ваша светлость, просто я слышала их разговор в тот день, когда вас казнить должны были. Не подруги они вам, а напротив.

Это я допускала, потому что оставшихся обрывков о дружеском общении хватало, чтобы понять: каждой свои интересы ближе. Скорее конкуренция, чем дружба.

– Получается, я никому не могла довериться?

– Почему же? – внезапно ответила Эсперанса. – А дон де Монтейо?

Отклика в памяти имя не вызвало.

– Дон де Монтейо? Я его не помню.

– Не помните? Как это? – испуганно спросила горничная. – Барон Эмилио де Монтейо, друг вашего брата. Вы состояли с ним в переписке.

– Понимаешь, Эсперанса, у меня на памяти блок. Здесь помню, здесь – не помню. И барон попал как раз в «не помню», – пояснила ей. – У нас с ним был роман?

Эсперанса неожиданно покраснела.

– Откуда мне знать, ваша светлость? Вы с ним тайно встречались, но для чего, мне не докладывали.

Ага, не иначе как разрабатывали проекты свержения Теодоро Блистательного – для чего еще может встречаться девушка с молодым мужчиной? Только для обсуждения коварных политических планов.

– Значит, мне нужно срочно увидеться с ним. Только как это устроить?

– У меня к вам письмо от него, – опять покраснела Эсперанса.

Она вытащила голубой прямоугольник, запечатанный обычной, без намека на магию, сургучной печатью. С нетерпением сломав ее, я сразу погрузилась в чтение. Погружаться особо было не во что: отправитель половину листа писал, как он меня любит, вторую половину – как он рад, что я избежала казни. Слова были красивыми, но пустыми: если бы благородный дон действительно любил девушку, он попытался бы ее спасти, а не отделывался бы сейчас формальными фразами. И только в самом конце нашлась скромная приписка, что он ждет меня сегодня на нашем обычном месте. И до назначенного времени оставалось – я бросила взгляд на настольные часы – минут двадцать.

– Обычное место – это где? – спросила Эсперансу, уверенная, что она это знает.

– Беседка в саду, – пояснила та. – Этого вы тоже не помните? Дон де Монтейо специально сделал для себя проход в защите ограды. На всякий случай. – Она подошла к окну и махнула рукой вдаль. – Идете почти до конца главной аллеи, а за кустом желтых роз, перед которым стоит статуя нимфы, поворачиваете направо.

Похоже, Эсперанса была целиком на стороне этого загадочного Эмилио. Я тоже выглянула в окно. Желтых роз видно не было, но аллея прекрасно просматривалась, не заблужусь. Только стоит ли встречаться непонятно с кем без свидетелей?

– Эсперанса, пойдешь со мной.

– Неудобно, ваша светлость, – замялась она.

– Неудобно девушке встречаться с мужчиной наедине. Тете не понравится. А так – и встреча по делу, и проходит под присмотром.

– По делу? – разочарованно протянула Эсперанса.

– Если вспомню этого Эмилио, может, будет и по любви, – решила ее подбодрить. – А пока только по делу.

Эсперанса засуетилась, предлагая мне заменить платье, на что я ответила, что если это платье выдержало встречу с королем, то на него точно можно положиться, и вообще, времени на переодевание нет, его осталось лишь на то, чтобы дойти.

– Мы же не хотим привлечь внимание графини Хаго? – спросила Эсперансу.

– Нет, ваша светлость.

– Тогда спокойно выходим и тихо гуляем по аллее до беседки.

Так мы и сделали. Для вящей маскировки я еще временами останавливалась и с наслаждением нюхала розы. Что-что, а они были прекрасны и чудесно пахли. Есть что-то магическое в южных розах, что-то такое, что невозможно облечь в слова, но стоит просто постоять рядом с ними, наслаждаясь ароматом, как сразу начинает казаться, что жизнь прекрасна, а трудности – мелкие и преодолимые.

Правда, никак нельзя было назвать мелкой трудностью Эмилио, который уже ждал в беседке, упруго прохаживаясь, как хищный зверь. С первого взгляда ясно, что он тоже относится к Сиятельным: пронзительно-синие глаза наверняка свели с ума не один десяток девушек. Смуглая гладкая кожа, легкая небритость, серьга в ухе – он же создан для того, чтобы красть чужие сердца, либо беря на абордаж понравившихся особ, либо просто проплывая мимо и случайно задевая бортом. Короче говоря, любое вызываемое им кораблекрушение шло в его пользу. Сейчас он был поглощен разработкой абордажных планов и не очень-то интересовался тем, что происходит вне беседки.

Эсперанса тихо мечтательно вздохнула, я отвлеклась от разглядывания барона, который не пробудил в моем сердце никаких эмоций, и сделала пару шагов к беседке, после чего меня наконец заметили.

– Эстефания, любовь моя, – хрипловатым голосом завзятого ловеласа приветствовал меня Эмилио. – Я уже не чаял тебя увидеть. Твое спасение было настоящим чудом.

– Согласна, – скромно улыбнулась, – но я дорого заплатила за это чудо.

– Что с тебя стребовал Теодоро? – обеспокоенно спросил барон.

Беспокойство было не наигранным, только направлено было не на мою персону, а на свою. Ох, кажется, у нашего героя-любовника его симпатичное рыльце в пушку.

– Не уверена, что он. Дело в том, дон де Монтейо, что я утратила часть памяти. Например, вас я совершенно не помню.

Подобный вариант развития событий явно не обсуждался двумя голубками раньше, потому что собеседник растерялся.