Игрушка для генерала (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 35

— Она выносливее других! Продолжайте!

От звука этого голоса по телу прошла судорога, я подняла голову и с трудом открыла опухшие от побоев и слёз, глаза, обессиленная и голодная… Я смотрела на Владимира Власова, прикованная, в изодранной одежде… Снова никто, снова на другом краю пропасти, уже начиная понимать, что это он отшвырнул меня туда. Я уже упала и разбилась, а он возвышается над моими ошметками и смотрит, как жертва корчится перед тем, как окончательно затихнет.

— Даю вам два часа до приезда маршала. Мне нужна информация. Кто передал отдал приказ и передал жучок, и кому она должна была его доставить.

«Ты! Это ты мне ее передал! Тебе грозит опасность? Скажи, мне надо молчать? Я все вытерплю, Владимир, пожалуйста, скажи мне хоть что-то. Посмотри на меня. Это же я. Твоя малышка. Твоя Мила. Вечно твоя». Какая жалкая попытка, как тошнит от самой себя и от унижения. Зачем? Все итак понятно, прозрачно настолько, что только такая идиотка, как я, могла еще на что-то надеяться.

И он посмотрел. Мне в глаза. В душу. Мне хотелось закричать, но я не могла, сорвала голос. Я искала в этом взгляде хоть что-то, хоть какой-то намек, искала силы выдержать, искала надежду. Но там было пусто, очень пусто и холодно в его глазах. Словно никогда раньше он не смотрел на меня иначе. Словно я никто… еще большее никто, чем до того, как вообще его узнала.

— Она не ломается, к ней применяли множество пыток. Молчит! Она не говорит имя того, кто дал ей жучок!

— Так узнайте, кто его дал любыми способами Заставьте ее говорить, мать вашу. Иначе вы сами у меня заговорите. Вместо неё. Или заткнетесь навсегда, сожрав собственные языки.

— Она сдохнет от пыток.

— Сделайте так, чтобы не сдохла. Заговорила, но не сдохла, — помедлил и добавил, — Маршалу она пока нужна живой.

— Пустить суку по кругу, выеб***ть во все дыры.

— А это зачем? Вам не развлекаться приказали, а добыть информацию. Вот и добывайте!

Внутри что-то оборвалось и разбилось вдребезги… Та самая надежда. Я даже слышала ее предсмертные стоны и плач. Она рыдала, как ребенок, она истекала кровью от боли. Это ужасно смотреть на того, кого любишь до безумия, и понимать, что умираешь от его руки, у него на глазах, а он отдает приказы, как поизощреннее тебя уничтожить. Отдает, глядя прямо на тебя… И ничего не остаётся, кроме как беспомощно наблюдать, как та самая надежда извивается в предсмертной агонии на холодном полу… у его ног… Всё так, как он когда-то обещал. Он не солгал. Генерал сдержал своё слово. А я… я бракованная, но не потому, что умела чувствовать, чуждая этому миру бездушных созданий. Я позволила забыть себе уроки, которые нам вбивали в голову ещё на Острове. Единственные уроки, которые имели значение. Я — никто. Меня не должно было быть. У меня нет чувств, желаний, целей и мыслей. Это по его приказу меня обучали. Всё возвращается на круги своя. Но как же больно… Как же больно засыпать мокрой землей собственную веру, глядя, как просачивается на ее труп сквозь окровавленные пальцы жизнь. Моя жизнь, которая тоже принадлежит ему.

Смотрела, как он выходит из моей камеры, а потом снова удары градом по спине, по животу, по ребрам, а я омертвела. Я больше не чувствовала ни одного. Словно тело перестало функционировать. Порог моей чувствительности превысил болевой, тот, который возможно вытерпеть на физическом уровне, и мне стало все равно. Полное равнодушие. Мне уже хотелось, чтобы они меня убили и поскорее. Я слышала, как ублюдки грязно ругаются, как говорят, что я сдохну и истеку кровью до приезда маршала, и с них спустят шкуру. Но я больше ничего не чувствовала, смотрела застывшим взглядом на дверь и все еще слышала, как жалко всхлипывает надежда. Она умерла тогда, когда послышался голос одного из палачей.

— Все. Я получил приказ генерала Власова прекратить пытки, через пару часов состоится заседание, и ей вынесут приговор. Пусть уже убьют эту суку и дело с концами.

— Он мог и сам её пытать. У него бы она точно заговорила.

— Генералу некогда, он готовится к свадьбе и сюда приехал только спустя сутки.

Идиоты, они не понимали, что только что сами вынесли мне приговор. Самый страшный… Единственный, который я не смогла выдержать… Пазл выстроился полностью.

Владимир избавился не только от игрушки. Он избавился от любовницы перед тем, как привести в дом другую женщину. Нет, я ошибалась, когда думала, что ревность — это яд. Это не яд. Это живая тварь, она вгрызлась мне в сердце мгновенно и разорвала его на куски. Я сломалась.

Меня приволокли в комнату, наполненную несколькими людьми, во главе с самим маршалом, восседающем на кресле как на троне. Толпа хозяев жизни, решающих, кому, когда и как умирать. Они предвкушали зрелище, я видела, как горят их глаза и трепещут ноздри. Публичная казнь — это редкое пиршество. Как же я всех их ненавидела. Я не подарю им ни одной эмоции, кроме ненависти. Мне больше не нужно ее скрывать и пусть знают, что я их не боюсь, боятся те, кому есть что терять.

Меня приковали к столбу посередине комнаты. Странно, но я все еще не чувствовала боль, хотя должна была орать от нее и корчиться в спазмах. Покрытая синяками, изодранная плетьми, без голоса совершенно, сломанная изнутри и снаружи, я смотрела на них и думала о том, что пиршества не будет.

Во мне образовался вакуум, в который я погрузилась несколько часов назад. Я ждала своей смерти, как избавления. Пусть зачитают приговор и приведут в исполнение.

И его зачитали… Огласил сам Маршал, предварительно отдав приказ заставить меня смотреть ему в глаза.

— ВВ13 сотрут память под воздействием тока и гипноза. Вывернут ей мозги. А потом, если она выдержит боль, возможно она останется в живых. Приговор будет приведен в исполнение сейчас Владимиром Власовым лично.

Посмотрел на племянника и усмехнулся:

— Наслаждайся, племянник. Надеюсь, тебе будет вкусно. Это непередаваемо — пожирать чью-то боль агонии. Насмотрись вдоволь на ее смерть.

Я дернулась на веревках, чувствуя, как покрываюсь холодным потом, чувствуя, как от ужаса холодеют кончики пальцев. Перевела взгляд на Владимира. Такой чужой, такой недосягаемо жестокий. Сделал шаг по направлению ко мне, а у меня задрожали руки…, меня скручивало изнутри. Ломало на кусочки…

— Убей меня! Не забирай память. Убей. Владимир! Лучше убей меня! Пожалуйста! Умоляю тебя! Я никогда и ни о чем не просила! Оставь мне хоть что-то. Не трогай…это слишком дорогое. Владимир! Пожалуйста! Это единственное, что у меня осталось!

Неумолимо идет ко мне, смотрит в глаза… но я не вижу взгляд. Там снова пусто. Там бездна мрака. Последний раунд.

По щекам катятся слезы… Он не сжалится, Владимир хочет моей боли, и чем больше я умоляю, тем сильнее разжигаю эту жажду сожрать меня. Насладиться каждым оттенком отчаяния.

Я могла ненавидеть их всех, но я еще не научилась ненавидеть его… и я начала ненавидеть себя за то, что Владимир Власов свое пиршество все же получит.

Остановился в шаге от меня и поднял моё лицо за подбородок.

— Смотри мне в глаза, ВВ13.

На голову надеты датчики…передо мной не врач, а сам генерал. И я только получаю подтверждение тому, что он владеет силой гипноза. Если раньше я только думала об этом, то теперь уже знаю точно.

Впервые не хотела смотреть на него, собралась из последних сил. Не получит легко. Не отдам. Пусть убьет. Лучше смерть, чем согласиться и безропотно отдать самое дорогое, что у меня есть. Я буду сопротивляться и не дам ему это сделать. Меня учили сопротивляться! Я не отдам то самое, что является мною самой. Я сопротивлялась, как могла, изо всех сил старалась и чувствовала, как он раздирает мое сознание, как вгрызается в каждую преграду, в каждую оболочку и срывает ее, погружаясь туда, где и так был только он. И меня трясет, я плачу, рыдаю, чувствуя, как больше не остается сил сдерживать. Кто я и кто он?