Глядя в будущее. Автобиография - Буш Джордж. Страница 42

Однако Колби шел по тому же натянутому канату, по которому должен был пройти и я, став директором ЦРУ. Вопрос был в том, где предел того, что конгресс и общественность имеют право знать, а где в работе ЦРУ возникает необходимость секретности. Даже при самых лучших условиях работы этот вопрос влияет на все разведывательные операции, которые ведет свободное общество, и на него нельзя дать однозначный ответ. В той большой и неопределенной области, которая известна как "интересы национальной безопасности", один государственный чиновник считает совершенно секретным то, что другой рассматривает как несекретное.

Что касается Колби, то он был директором ЦРУ в тот период, когда доверие на Капитолийском холме к управлению было чрезвычайно слабым, а поскольку конгресс держит в своих руках и все финансовые рычаги, то соответственно оказались подорванными и способности управления выполнять свои функции. В годы Вьетнама и "Уотергейта" термином "национальная безопасность" слишком часто злоупотребляли и использовали во вред. Когда в обществе началась реакция на это, ЦРУ — самое секретное ведомство по роду своей деятельности — понесло самый сильный урон.

Колби был похож на генерала во главе дезорганизованной, отступающей армии. Он пытался сплотить ее, сделать ее способной дать еще один бой. По его мнению, единственное, в чем нуждалось ЦРУ в начале 70-х годов, был директор, который мог бы официально противостоять всесокрушающему нажиму конгресса и общественности.

Но даже начатая Колби политика "открытых дверей" не успокоила критиков работы управления. Точно так же, как узко мыслящие чиновники в правительстве, желавшие, чтобы на всех их документах, вплоть до последней докладной записки, стоял штамп "совершенно секретно" или "секретно", люди на Капитолийском холме и в средствах массовой информации пытались превратить ЦРУ в орудие исполнения своих честолюбивых замыслов. То, с чем столкнулось разведывательное сообщество страны в 70-е годы, было не просто потерей общественного доверия к государственным учреждениям. Определенная часть политиков и журналистов потеряла сдерживающие начала, понимание того, что, невзирая на то, как употреблялось понятие "национальная безопасность", реальные интересы национальной безопасности действительно существуют и в нынешнем мире их следует защищать.

В своем письме Никсон коснулся и этой проблемы:

"В любой период разрядки опасность войны уменьшается, но опасность невоенного покорения возрастает в геометрической прогрессии. Мы можем ожидать, что тайная деятельность тех, кто противостоит нам и нашим друзьям в мире, в ближайшие месяцы и годы усилится. Соединенные Штаты не должны перенимать философию наших коммунистических противников, особенно из Советского Союза, согласно которой для достижения цели годится любое средство. В то же время мы должны найти эффективный способ борьбы, препятствуя использованию коммунистами периода разрядки с целью покорить нас".

К письму с Сан-Клементе был приложен перечень "Высказываний Сун Цзы", китайского "Клаузевица", который жил приблизительно в 500 году до н. э. Никсон отчеркнул один из афоризмов, который резюмировал суть его письма: "Верх искусства, — писал Сун Цзы в своем "Трактате о военном искусстве", — это не выиграть сто битв, а, напротив, покорить армию врага без сражения".

Декабрь 1975 года был далеко не лучшим временем для того республиканца, которого сенат должен был утвердить на пост директора ЦРУ. Медовый месяц президента Форда и конгресса давно прошел, и казалось, что один из каждых трех сенаторов-демократов хочет выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, а два других претендуют на то, чтобы занять пост вице-президента или место в кабинете следующей администрации.

Однако партийные стычки были только частью проблемы, с которой столкнулся Белый дом при Форде в попытках привести ЦРУ в порядок. По мере приближения к концу года споры вокруг управления принимали все более острый характер.

Специальная комиссия сенатора Чёрча опубликовала 20 ноября доклад с обвинениями в том, что ЦРУ в 60-е годы организовало заговоры с целью убийства Фиделя Кастро на Кубе и Патриса Лумумбы в Конго.

В своем выступлении 4 декабря Чёрч утверждал, что за два года до этого, в 1973 году, ЦРУ было замешано в свержении президента Сальвадора Альенде в Чили.

Спустя 11 дней специальная комиссия палаты представителей, возглавляемая конгрессменом Оутисом Пайком из штата Нью-Йорк, потребовала, чтобы администрация Форда объяснила тайное участие США в гражданской войне в Анголе. Через 72 часа сенат сократил ассигнования на все военные поставки прозападным силам в этой войне.

Это был еще один сигнал о том, что конгресс больше не уступит Белому дому лидерства во внешних делах. Мы приняли этот сигнал в Вашингтоне. К сожалению, он был принят и в других столицах мира. За рубежом в дружественных странах возникло сомнение в том, что президент Форд контролирует внешнюю политику Соединенных Штатов. В Вашингтоне же главный вопрос заключался в том, сможет ли он провести спорное назначение через сенат.

За два дня до Рождества, 23 декабря, был убит руководитель отделения ЦРУ в Греции Ричард Уэлч. Это произошло после того, как его имя и описание его деятельности появилось в письме, опубликованном афинской газетой "Ньюз", издающейся на английском языке. Он был убит в тот момент, когда выходил из своего дома в Афинах.

Это была отрезвляющая трагедия, которая напомнила нам еще раз о постоянной опасности, с которой сталкиваются сотрудники ЦРУ за рубежом. Но если судить по настроениям в Вашингтоне, то кое-кто извлек из смерти Ричарда Уэлча совсем иной урок. Так, сенатор Гэри Харт из штата Колорадо, член комиссии Чёрча, поведал о полученном им от какого-то безумца письме, в котором вина за смерть Уэлча возлагалась на комиссию. Харт, действуя в духе времени, заявил, что за этим письмом "стоит ЦРУ".

Все это и задало тон двухдневным слушаниям сенатской комиссии по делам вооруженных сил, на которых разбирался вопрос о моем назначении. С целью увеличения числа голосующих за мое утверждение Белый дом Форда вызвал Брайса Н. Харлоу, республиканского эксперта по делам конгресса еще со времен Эйзенхауэра. Брайс был наиболее умелым счетчиком голосов на Капитолийском холме. После быстрого выяснения настроений в комиссии он вернулся с известием, что демократическое большинство предполагает сыграть не только на моем политическом прошлом, но и на моем политическом будущем.

"Они требуют клятвы кровью, что вы не выставите свою кандидатуру на следующих выборах, — сказал он. — Иначе нам вряд ли удастся получить голоса".

Раздумывая над этим требованием даже 10 лет спустя, я все равно находил его странным. Это было заявление о вице-президентстве в духе Шермана: мол, я не буду баллотироваться, если окажусь в списке кандидатов, и не буду руководить сенатом, если меня изберут. Но какой в этом смысл? Ведь ЦРУ никогда не было трамплином для высших постов. И я повторил эту фразу Брайсу.

Он кивнул, соглашаясь. "Но они все равно этого хотят", — сказал он.

"А я на это не пойду", — ответил я. От меня требовали слишком многого. Одно дело быть полезным президенту, но угождать партийным прихотям ради моего назначения — это было выше меня.

Дело не двигалось, пока не был предложен компромисс. Клятвы кровью с моей стороны не последовало, но Белый дом сделал следующее заявление:

"Посол Буш и я согласны с тем, что следует отдать предпочтение экстренным нуждам внешней разведки перед всеми другими соображениями и что в руководстве ЦРУ требуется преемственность. Поэтому, если посол Буш будет утвержден сенатом на пост директора центральной разведки, я не буду рассматривать его в качестве кандидата на пост вице-президента в 1976 году.

Джеральд Форд"

Это удовлетворило комиссию, которая затем утвердила мою кандидатуру 12 голосами против 4. После перерыва в заседаниях в связи с Рождеством полный состав сената подтвердил назначение 64 голосами против 27, и через три дня мой друг и сосед верховный судья Поттер Стюарт привел меня к присяге как директора ЦРУ в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния, на другом берегу Потомака, прямо напротив Вашингтона.