Пеликан. Месть замка Ратлин - Гельб Джек. Страница 38

Они вышли по узкому лазу, откуда дребезжал кусочек света. И Финтан, и Рейчел частенько слышали, какие они кожа да кости. Сейчас они без особого труда пролезли бестелесными призраками и вышли на каменный берег. Прибой гремел и напевал, самозабвенно и громко. Хмурые небеса внимали ему, как и холодные камни, на которые сели Рыжий Лис и девчушка со шрамом. Рейчел открыла вино, сделала пару больших глотков, утерла губы и протянула бутылку.

– Меня еще тошнит, – Финтан отказался жестом.

Рейчел злобно цокнула, снова припала к бутылке и сделала глоток.

– Как тебя вообще обманул этот цыпленок Готье? – негодующе спросила Рейчел.

Финтан пропустил ее слова мимо ушей, слушая откровения океана. Они шумели прибоем, сбивались в кучу и рассыпались далекими пенистыми гребнями. Беззащитность и беспомощность перед ударами судьбы стали давно привычным бременем на плечах Рыжего Лиса. Верно, оттого они и осунулись, устало и немощно, как у старика, отжившего свое, как у того самого старика Сорли, что томится в темнице, лишенный всего, что когда-то имел.

– Что теперь будем делать? – спросила Рейчел.

Финтан непроизвольно шевельнулся, обернувшись через плечо.

– Придется ждать, – ответил Рыжий Лис. – Не раньше весны.

– Не раньше весны? – с ужасом повторила мисс Норрейс.

Три дня разлуки, минувшие с отбытия «Пеликана», оставили скорбный и тревожный отпечаток на лице. Глаза потухли, смотрели вяло и сонно. Вся озорная и бойкая ретивость улетучилась миражом.

– Не цепляйся за этот срок, – предупредил Рыжий Лис. – Не искушай судьбу отдалять этот срок, в последний момент отдернуть прямо из-под носа заветный лоскуток.

– Я понимаю, что ты говорил, – сказала Рейчел.

Финтан повел головой и вопросительно глянул.

– Про то, как ты лежишь, замерев, и мечтаешь о паре мгновений покоя, – прикрыв веки, бормотала Рейчел. – Потолок. Стена. Окно. Иногда немного лунного света. И ты понимаешь, что твои глаза снова открыты. Это глупо, но я чувствую соленую воду на губах, меня качает из стороны в сторону. Мы с братом делим одну душу на двоих, видим одни сны. Я скучаю по тем временам, когда сон ко мне в самом деле приходил, как верная собака. И это, – Рейчел тряхнула бутылкой в руке, проверяя, сколько еще там плещется, – помогает приманить эту хитрющую тварь.

– Надеюсь, вы и впрямь отыскали спасение, госпожа Норрейс, – пожал плечами Финтан. – Ведь ждать нам немало. Как минимум до весны.

Рейчел тяжело вздохнула и вновь прильнула губами к бутылке, а Финтан слушал, о чем смеется и плачет морской прибой.

До чего Плимут опротивел. Ожидание было невыносимым, и считать дни было бесполезно. Как не было видно горизонта за густым туманом Данлюса, так не было видно крайнего срока, ради которого стоило бы начинать отсчет. Норрейса, настоящего, истинного Норрейса, тут не было, а Дрейк был упущен. Тучи сгущались.

Когда наступила зима, темнело рано. Финтан оставался верным своему ночному бродяжничеству. Иногда он вглядывался в глубокие тени, как будто верил, что однажды тот, кто смотрит на него оттуда, все же покажет свое лицо. Иногда он выходил, сутулый и убогий, едва-едва не касался дряхлой обвисшей грудью земли, и в такие моменты Финтан просыпался на камнях, и вороны, сбившиеся в кучу, разбегались прочь. Вот так, преследуемый кошмарами во сне и наяву, Финтан Макдонелл встретил зиму 1577 года в Плимуте, в доме убийц своего клана.

Необъяснимое облегчение настигает даже самый израненный разум, стоит только понять, что минул какой-то отрезок времени: месяц, год. Переваливши за такой условный рубеж, как первый день зимы, Финтан ощутил это самое облегчение. Не только Макдонелл томился в крепости – в начале зимы к Рене Готье подошли благородные господа в черном бархате, и, не преминув польстить славным охотникам Готье, предложили юному графу поучаствовать в охоте на птиц. Финтан находился подле своего покровителя в тот момент и от большой скуки изъявил желание поохотиться вместе с ними. Рене сам отклонил предложение, но не возражал, чтобы мастер Уолш составил компанию благородным господам.

Граф Готье не сожалел о своем решении до того момента, как содрогнулся в ужасе, подскочил с кресла и чуть ли не отбежал прочь из-за стола.

– Убери это! – велел граф.

– Я думал, вы, как охотник, по праву оцените преподнесенный трофей, – глаза Финтана, секунду назад азартно пылающие, потухли.

В руках он держал черного зайца. У самого его носа блестела еще не засохшая кровь. Эти пятна терялись на темной шерстке, и самый наивный ум мог бы и впрямь принять его за спящего.

– Убери, – брезгливо поморщившись, попросил граф.

– Может, тебе нужна какая-то его часть? – поинтересовался Финтан, разглядывая свою добычу.

Рене нахмурился и круто повернулся к Макдонеллу.

– Мне не нужна эта падаль, унеси ее прочь из моего кабинета! – Граф указал на дверь.

– Я не сильно сведущ в этом деле… – виновато ухмыльнулся Финтан. – Я почему-то подумал, что черный заяц может вам пригодиться.

– Твои намеки утомительны, – произнес Рене, закладывая руки за спину.

– Ты же заметил тогда? – прямо спросил Финтан. – Не смотри на меня так, не надо. Ты видел, что я открывал твой стол, скорее всего, в той книжонке были какие-то закладки…

– Ты собираешься меня шантажировать этим? – спросил граф.

Голос почти не дрожал.

– Вовсе нет, – Финтан развел руками, и бездушная тушка качнулась от широкого жеста. – По правде сказать, я выглядел тем еще чудаком, когда все охотились на птиц в небе, а я же искал добычу на земле. Не помню, откуда я слышал, что для алхимика нелишним будет черный заяц.

Повисло молчание. Рене медленно подошел к столу, оперся рукой и, воротя взгляд от Макдонелла, потер переносицу.

– Нужен живой, – с глубоким вздохом произнес граф.

– Вот как… – протянул Финтан с искренним разочарованием. – В свое оправдание скажу, что ни черта не понял в твоей книге, она же на французском?

– И на латыни, – Рене рухнул в кресло, уперся локтями о стол, и его белые руки зарылись в светлые волосы.

Финтан вновь окинул взглядом убитое: желанный трофей, который опротивел уже всем в этой комнате.

– Пожалуйста, уйди, – вновь попросил Рене.

– У нас обоих есть темный секрет, – молвил Рыжий Лис, направившись к выходу. – Ты помогаешь в моем ремесле, я хотел помочь в твоем. Очевидно, мы ни черта не смыслим дальше собственного носа. Оставляю вас, ваша светлость.

Наступил вечер. Простушка Мэгги постучала своим кулачком к графу Готье и доложила, что ужин готов и хозяйка сегодня подает рагу из кролика. Глотая слюну, девчушка уверяла и божилась, что запах стоит расчудесный, так и ласкает ноздри.

Снедаемый раздумьями, Рене спускался по каменным ступеням. Еще не заходя в длинный зал, он почуял, что простушка Мэгги вовсе не привирала, и угощение сегодня и впрямь особенное. И хоть у Рене немало разыгрался аппетит, вдруг резко появившаяся тушка зайца вновь встала перед лицом. Этот кровавый нос, одеревенелость некогда живого и подвижного зверька. К горлу подступила тошнота. Граф прислонился спиной к каменной стене и обхватил себя руками.

«Пусть уже все пройдет», – устало и тоскливо просил Рене.

Приоткрыв глаза, он перевел дыхание и, пересилив себя, вошел в зал. Госпожа Дрейк уже сидела во главе стола, по правую руку – Рейчел, а через два места – Финтан. Хозяйка замка пожелала нынче отобедать в таком кругу, остальные же благородные господа отобедали не менее роскошно, но вне общества гостеприимной госпожи.

– Благодарю, что меня подождали, – поклонился Рене, видя, что угощение покоилось в своих золотистых корочках нетронутое, истекая соком и маслом, а серебряная посуда запотевает от жара.

– Рады видеть вашу светлость, – произнесла Мэрри. – Надеюсь, угощение придется по вкусу.

Рене случайно встретился с хитрым взглядом Рыжего Лиса и тотчас же поспешил перевести взгляд на что угодно. Увы, на столе все напоминало о той страшной падали, о черной слипшейся шерсти, о пятнах, которых как будто бы не видно, которые все как будто не замечают. Тошнота вновь подступила.