Мичман Империи. Часть первая (СИ) - Четвертнов Александр. Страница 37

— Её сиятельство Иллирика Данактовна сейчас даст слово рода ни на кого не нападать, и не оказывать сопротивления при задержании и транспортировке в участок, — тон у Зубенко был властный, а вид уверенный, приклад мне в зубы, такому хотелось подчиняться.

— Даю слово рода.

Лира вышла из-за моей спины и ритуально поклонилась, прижав правую ладонь к сердцу.

— Вот и славно, — улыбнулся штаб-ротмистр, — Прошу в машину, Ваше сиятельство.

Он распахнул боковую дверь микроавтобуса, и сделал приглашающий жест, но оттуда, как чёртик из табакерки выскочил какой-то тип в явно дорогом костюме тройке. За ним последовала парочка телохранителей со знакомыми мне ПП наперевес.

— Я категорически возражаю, — удивительно, несмотря на слащавую внешность чиновник обладал приятным тембром голоса. — Требую заковать преступников в наручники и доставить по отдельности.

— Не вижу для этого причин, советник, — тон Зубенко похолодел на несколько градусов, и он рукой указал на дроны телевизионщиков, — или Вы прилюдно ставите под сомнение клятву аристократа, что ни он, ни его люди не будут сопротивляться?

Мне до сих пор сложно разбираться во всей этой дворянской кухне, но то, что штаб-ротмистр загнал советника генгуба (а чьего ещё) в угол, понимал даже я. Несмотря на обвинения и статус преступника, клятва рода — самое ценное, что есть у дворянина. Прилюдное сомнение — это оскорбление в лицо, и аристократ имел право вызвать обидчика на дуэль, и ничто не могло бы помешать ей состояться здесь и сейчас.

Повторюсь, даже обвинение в преступлении не повод сомневаться в клятве рода. Если дворянин её дал, значит сдержит, иначе навлечёт позор на свою фамилию, и со всем родом не будут иметь дел, да и просто уничтожат.

Система аристократии именно на этом стоит в Российской империи. За дворянами сохраняется свобода действий, личного мнения и личной же ответственности за проступки, если только они не действовали от имени рода. Тогда отвечают все.

Следует добавить, что сомнение в такой клятве, это ещё и плевок всему обществу благородных. Хотя, сейчас это не играло большой роли. Аристократы на Святогоре, как оказалось, одно название.

Советнику, если он недоволен этим, следовало выскакивать первым, и не давать повода для клятвы, но он прошляпил момент, и теперь будет вынужден согласиться.

— Вы точно служите в жандармерии? — скривился чиновник. — Или адвокатом у Юдиных работаете? — и тут же добавил, не дав штаб-ротмистру ответить: — не пойму, как вас ещё не уволили.

— Сам удивляюсь, — прошептал Зубенко, провожая взглядом исчезающего в салоне микроавтобуса советника. — Хотя догадываюсь.

Стопперы и дубинки пришлось отдать, но это ничего, куда хуже, что и тесак забрали. Неуютно без него, сроднился с ним.

В салоне антиграва нас с Лирой усадили спинами к водителю, лицами к недовольному советнику и его телохранителям. Два мордоворота не спускали с меня глаз, держа наготове ПП. Не смущало их даже то, что рядом уселся Зубенко, и при желании я мог защититься им от пуль.

С переднего сидения наши движения контролировал младший унтер-офицер, ещё один уселся за штурвал.

— Вы больше никого не возьмете для охраны? — удивился советник, когда двери микроавтобуса закрылись и мы взлетели.

— Карл Семенович, Вам недостаточно своей и конвоя? — хмыкнул Зубенко, не поворачиваясь к чиновнику.

— Я доложу обо всем генерал-губернатору, — насупился советник, — поверьте на слово.

— Хорошо, слова мне достаточно, вашего, её сиятельства, — Зубенко достал из-под сиденья какой-то прибор, и посмотрел на меня: — Ростислав, мне сказали, у Вас что-то есть для меня.

— О чём вы, медь вашу⁈ — воскликнул чиновник, отрываясь от своего инфофона, что-то он там строчил кому-то.

— О доказательствах, Карл Семёнович.

Я залез одной рукой в карман, медленно, осторожно, на показ. Достал оттуда служебную камеру тощего жандарма, Латека, кажется, и протянул ее штаб-ротмистру.

— О каких ещё доказательствах? — удивился советник.

— Сейчас покажу, — Зубенко подключил приблуду к прибору, и стал нажимать какие-то кнопки.

Блин, как же меня напрягает вся эта ситуация. Дед прислал план, которому мы следовали неукоснительно. Сдались жандармам. Принял нас Зубенко, которому Дед стал доверять, но там ни слова не было об этом Карле Семёновиче и его телохранителях.

Согласно задумке, Дед пускает в эфир видео драки в баре, чтобы вызвать панику у генгуба, и отвлечь его внимание. Мы сдаёмся Кириллу Кирилловичу, и я передаю ему камеру Латека. Зубенко достаёт из неё видео, снимает обвинения с Лиры, и вывозит нас из города.

Всё просто, если бы не осложнения в виде чиновника, и что с ним делать, я не знаю. Без понятия, какой индекс развития у его мордоворотов, и стоит ли нападать на них, а ведь нам надо уйти от конвоя. Ладно бы там только жандармы были, которые просто выйдут на связь и удовлетворятся приказом отбоя, за нами еще и две дюжины БАГов Ракс следует, и какой-то гражданский антиграв. Так и хочется стереть их отметки с тактической карты в очках. Хорошо еще, мы им технику нехило подбили, и их не так много, как могло быть. Хотя, нам и этого за глаза.

Кстати, очки с нас не сняли. Удивительная безалаберность, или хитрый ход, учитывая, что Кирилл Кириллович на нашей стороне.

— А вот и доказательства.

Зубенко наконец отвлёкся от своего прибора, над которым замерцала проекция туннелей метро забитых солдатами Ракс. Все в салоне антиграва тут же уставились на картинку. Кроме водителя, разумеется.

Вот гвардейцы приближаются к перекрёстку, бахает взрыв, но локальный щит офицера минимизирует жертвы. Вот они стоят на краю дыры в бетонном перекрытии, а там, сквозь обломки арматуры виднеется помещение с реактором, и один из офицеров Ракс запускает туда силовую технику.

— Что же, — протянул Зубенко, — в свете новых доказательств я снимаю с её сиятельства графини Иллирики Данактовны Юдиной все обвинения, Вы свобо…

— Я не могу этого позволить, — оторвал взгляд от картинки советник. — прошу передать запись мне.

— Ростислав, мне говорили, что кроме жандармов в рукопашной Вы уделаете любого с индексом до двадцати пяти….

Зубенко еще договаривал, а я уже сорвался с места, как ракета из шахты.

Отвести телекинезом стволы, прихватить локальный щит. Удар, пробил! Тут же завертелся винтом, локтем по щиту, кулаком, ещё раз, прихватить руку на слом, добить.

Фух, готовы. Вот же человек, раньше не мог сказать с кем дело имею, хотя, ему и некогда было.

— Ччто ппроисходит, — выдал советник, вжавшись в кресло, и наблюдая за мной округлившимися глазами. — Вы же дали слово, — справился он с удивлением и повернулся к Лире.

— Дала, — любимая, как залезла в антиграв в образе ледяной королевы, так и сейчас, даже не шелохнулась. — И соблюдаю его.

— Но, но… — чиновник посмотрел, как я обыскиваю его телохранителей, вооружаюсь, и снова повернулся к Лире.

Договорить он так и не смог. Душа моя сняла очки, посмотрела на него одновременно надменно и презрительно, и произнесла:

— Это мой будущий муж, — холодная улыбка. — Он из другого рода.

— Коварная тва….

— Прошу, Ростислав.

Советник и Зубенко заговорили одновременно, и я тут же вырубил первого. Грязная работа, но сейчас я не против.

— Благодарю, — кивнул штаб-ротмистр, и повторил: — в свете новых доказательств я снимаю с её сиятельства графини Иллирики Данактовны Юдиной все обвинения, экипаж, доставить графиню в Малый Новгород.

— Есть, Ваше высокоблагородие, — донеслось с передних сидений, на что я удивлённо взглянул на Зубенко, слишком уж покладисто вышло.

— Племянники, — развел он руками и улыбнулся.

— Может, стоит опубликовать доказательства сейчас? — задал я мучивший меня вопрос, пока наш антиграв медленно, по возможности незаметно для конвоя, смещался в нужном нам направлении.

— Вы думаете? — взглянул на меня Зубенко, застёгивая наручники на телохранителях советника, и вкалывая им снотворное.