Стеклянные крылья - Энгберг Катрине. Страница 2

– Блин, да помогите же! Вызовите полицию!

Продавщица смотрела на него округлившимися глазами. Затем поставила поднос булочек с корицей и протянула свой телефон.

Копенгаген заливало дождем. Перед глазами размывались контуры черепичных крыш и расплывались очертания города. Небо обрушивало каскады неестественно теплой воды на брусчатку Гаммельторв и зонты.

Следователь Йеппе Кернер прищурился и посмотрел вверх. Просвета не предвидится. Возможно, мир и в самом деле вот-вот рухнет, а океаны отвоевывают остатки суши. Он вытер лицо мокрой рукой, подавил зевок и прошел под заградительной лентой. Резиновые сапоги пропускали воду в швах и хлюпали, когда он шел.

Сквозь завесу дождя он увидел укутанные в полиэтилен силуэты – возле фонтана ставили навесы. Такие берут в аренду, когда устраивают вечеринки в саду, – с надеждой, что они не пригодятся. Йеппе укрылся под ближайшим навесом и посмотрел на часы. Начало восьмого, и за облаками вот-вот взойдет солнце. Вряд ли что-то сильно изменится. Сегодняшний день способен только на оттенки серого.

На лежащее в фонтане обнаженное тело падал свет лампы криминалистов. Йеппе понаблюдал за происходящим, пока надевал защитный костюм поверх мокрой одежды. Голова трупа опущена – словно ныряльщик в Красном море. Тело женщины средних лет, насколько Йеппе мог судить по ширине плеч и изгибу позвоночника, обнаженное. Волосы темные, с седыми прядями, под которыми виднелась кожа головы.

– Ты знал, что он называется «Каритас»?

Йеппе обернулся и встретился взглядом с криминалистом Й. Х. Клаусеном. Морщинистое лицо прикрывал капюшон голубого защитного костюма, из-за чего он был похож на мокрого бойскаута в скафандре.

– Тебя это порадует: ответ – нет, Клаусен. Я этого не знал.

– На латыни «каритас» означает «милосердие». Поэтому наверху – фигура беременной женщины. Символ жертвенности, ну ты понял.

Клаусен смахнул с кустистых бровей дождевую воду и отряхнул руки.

– Меня больше интересует, почему в чаше плавает труп. – Йеппе кивнул в сторону фонтана. – Что у нас есть?

Клаусен огляделся и нашел зонтик, прислоненный к одной из опор навеса. Раскрыл его и шагнул наружу.

– Ну и погодка, работать невозможно. Пошли!

Йеппе пришлось согнуться, чтобы его длинное тело уместилось под зонт к низкорослому Клаусену. Возле каменного основания чаши фонтана они остановились и стали разглядывать труп. Из-за капель, растекавшихся по белой коже, тело напоминало мраморную статую. Фотограф из полиции пытался найти подходящий ракурс и прикрывал камеру от дождя.

– Разумеется, судмедэксперты достанут ее из бассейна и увезут на вскрытие, и только потом мы сможем что-то рассказать. Но это женщина, рост средний, думаю, ей около пятидесяти.

По телу ударил порыв ветра – оно подплыло к ним и стукнулось головой о край фонтана.

– Разносчик газет обнаружил ее в 5:40. Через две минуты из магазинчика на углу поступил звонок в скорую. Как предписывает протокол, ее пытались реанимировать. Не знаю, почему тело так и не достали из воды. Разносчик газет и продавщица сидят в магазинчике с полицейским – ждут допроса. Продавщица пришла на работу в пять часов, и она абсолютно уверена, что тогда в воде никого не было – значит, преступление совершили между пятью и пятью сорока.

– Думаешь, это место преступления? – Йеппе откинул капюшон, чтобы осмотреться получше. – Ее убили посреди Стрёгет?

Клаусен повернулся к Йеппе – зонт наклонился, и на них хлынули потоки дождя. Его волосы мгновенно промокли насквозь.

– Черт, Кернер, извини, а? Промок? Я неточно выразился. Вряд ли ее убили здесь. По многим причинам.

– Слишком рискованно… – Йеппе старался не обращать внимания на капли, стекающие по затылку под плащ.

– Велик риск, что кто-то будет проходить мимо. Одно то, что кто-то осмелился бросить труп в фонтан на Гаммельторв… мда, это выше моего понимания. – Клаус недоуменно покачал головой. – Но не только поэтому. Видишь порезы на коже у нее на руках? Они в воде, поэтому их трудно заметить.

Прищурившись, Йеппе попытался что-то рассмотреть сквозь завесу дождя. На запястье виднелись мелкие параллельные надрезы, образующие симметричный узор. Зияющие раны на белой плоти. Йеппе представил себе разлагающегося на пляже кита и подавил тошноту.

– В воде нет крови?

– Именно! – Клаусен кивнул в знак подтверждения. – У нее наверняка было сильное кровотечение, но следов крови нет – ни в воде, ни вокруг чаши. Идет дождь, но мы бы все равно что-то нашли – если бы что-то было. Она умерла в другом месте.

Йеппе оглядел фасады старых домов.

– Тут полно камер наблюдения, можем запросить данные. Если преступник сбросил тело в воду, то запись наверняка есть.

– Если? – с возмущением спросил Клаусен. – Она не резала себя и не прыгала в фонтан, это я тебе точно говорю.

– Чем это сделали? Ну, порезы.

– Пока не могу сказать. Сначала она отправится на стол к Нюбо.

Клаусен имел в виду профессора Нюбо – судмедэксперта, который, как правило, проводил вскрытия во время расследования важных дел об убийствах.

– Но в любом случае орудия убийства тут нет. Собаки здесь уже полчаса, но так ничего и не нашли. И ее одежду тоже.

У Йеппе завибрировал карман, он вытер ладонь о брюки и осторожно достал телефон. Увидел на экране слово «мама» и сбросил вызов. Что ей сейчас нужно?

– Другими словами, сегодня рано утром кто-то привез раздетый труп в центр Стрёгет и сбросил в фонтан?

– Да, похоже на то.

Клаусен придал лицу извиняющийся вид, как будто отчасти виноват в этой абсурдной ситуации.

– Кто до такого додумался?

Йеппе смахнул с затылка воду и потер слипающиеся глаза. Он поспал очень мало, и к тому же плохо. Не рассчитывал, что ему придется разбираться с трупом обнаженной женщины.

It’s raining again. Too bad I’m losing a friend. [2]

В голове крутилась надоедливая песня Supertramp о дожде, и Йеппе пожалел, что даже не может выбрать, какая музыка будет его мучить в тот момент, когда истощенный мозг устал. Чаще всего в голове крутились отрывки коммерческой поп-музыки. It’s raining again. Oh no, my love’s at an end. [3] Он накинул капюшон и зашагал к киоску, где ждал разносчик газет.

Невыносимый крик. Долгий, беспомощный плач – той же частоты, что вопль ужаса и жужжание бормашины. Самый отвратительный в мире звук.

Следователь Анетта Вернер перевернулась на другой бок и зажмурилась. Свенн ушел к малышке. Именно сейчас она должна хоть немного поспать – наверстать то, что не успела за ночь. Она положила подушку на голову, отсекая звук и внешний мир. Попыталась вспомнить, чем не готова была пожертвовать в обмен на ночь крепкого и долгого сна, но ей ничего не пришло в голову.

К плачу в соседней комнате добавился успокаивающий голос Свенна. Только бы он закрыл дверь. Может, встать и самой закрыть? Ей ведь еще пописать надо. До первого августа этого года она бы не обратила внимания на полный мочевой пузырь и спокойно спала бы дальше, но теперь больше не полагалась на то, что ее разваливающееся сорокачетырехлетнее тело ей подчинится.

Анетта с трудом села и свесила ноги с кровати. Когда уже уйдет это нескончаемое состояние похмелья и смены часовых поясов?

Она медленно встала, отмечая, что каждая часть тела проседает под весом скелета, который больше не поддерживали крепкие мышцы. Ныла грудь. Оглядев себя, она отметила, что даже не сняла на ночь обувь, и доползла по ковру, словно зомби, мимо детской до туалета. Как Свенну удается сохранять такое спокойствие и оптимизм? Она заперла дверь и посмотрела на себя в зеркало. «Я похожа на живой труп, – подумала она, садясь на унитаз, – вот бы умереть».

Примерно так же она думала около года назад, когда обнаружила, что беременна. Они не собирались заводить детей, давно договорились, что это не для них и вместо этого они станут лучшими в мире хозяевами для собак. Незадолго до ее сорокового дня рождения они вообще перестали об этом говорить. По иронии судьбы, видимо, именно тогда и стали небрежно относиться к предохранению; у них из головы начисто выветрилась мысль о том, что секс может привести к беременности. Долгое время Анетта просто-напросто думала, что больна, что унаследовала от отца проблемы с сердцем и что пульс у нее скачет навстречу шунтированию и кардиостимулятору. Результаты анализов принесли облегчение. Затем – шок.