Дюжина черных роз - Коллинз Нэнси. Страница 29

На ее глазах двое Своих — один в обличье молодого преуспевающего руководителя, другой — уличного трансвестита — стали шипеть друг на друга, соперничая за высокого и тощего человека. Кормилец был так бледен, что вены его напоминали путаницу синей пряжи. В нем осталось очень мало соку, и вампиры это знали, потому и схлестнулись в открытую. У молодого руководителя волосы на шее поднялись, как у кота на загривке, а трансвестит зарычал, как рассерженный горный лев, так сильно обнажив клыки, что губы будто срезали. После нескольких секунд такой демонстрации руководитель уступил, и трансвестит получил кормильца в свое распоряжение.

Неизвестная смотрела, как победитель осушал умирающего кормильца, потом резко отвернулась. Вид и запах крови заставляли ее нервничать. Она уже не пила день или два. Обычно она в сумке носила пару криоконтейнеров с цельной кровью, но при возможности предпочитала стандартные холодильники и потому оставила их у Клауди в морозильнике. Когда она снова посмотрела на сцену, служители бара отцепляли пустого кормильца, чтобы заменить его свежим.

Грохот танцевальной музыки из колонок промышленной мощности стал затихать, и толпа повернулась лицом к сцене. Из-за кроваво-красного занавеса вышел Эшер, обнаженный до пояса, и жестом подозвал публику поближе.

— Приблизьтесь, дети мои.

Собравшиеся Свои забормотали и пододвинулись к сцене и пандусу, подняв бледные лица к своему предводителю.

— Я зову вас «дети мои» — пусть вы созданы не мною, кровь моя струится в жилах каждого из вас. Вас, не имеющих семьи, вас, выброшенных на улицу, я принимаю с радостью! Вы, не имеющие клана, — найдите свое место рядом со мной! Скоро настанет время великих бедствий, друзья мои! И если мы хотим пережить его, то должны доказать силу свою перед лицом вражды — и единство свое перед лицом сомнений! Вот почему призвал я вас к себе сегодня, дети мои, — сплотиться и укрепить связи, соединяющие меня с вами.

Из-за занавеса возникла Децима, несущая ритуальный клинок и золотую чашу. Райан прижал к ней крест не так надолго, чтобы ее убить, но след остался. Рана на лбу пылала, как свежий след тавра. Хотя неизвестную разозлил дурацкий поступок мальчишки, не восхищаться им она не могла.

Эшер взял у Децимы клинок, прижал острие к правому запястью и распорол предплечье до локтя. Из разреза выступила бордовая жидкость, больше похожая на вино, чем на кровь. Она была гуще человеческой крови, но текла все же быстрее обычного. Эшер должен был сильно набить брюхо, чтобы заставить кровь течь так охотно. Децима встала перед ним на колени и подставила чашу — не потерять ни капли драгоценной влаги. Как только чаша наполнилась, Эшер взял ее у Децимы и поднял вверх, показывая всем.

— Воззрите! Кровь моя — ваша кровь! Придите ко мне, дети мои! Придите и испейте того, что есть Жизнь!

Свои застонали в один голос и хлынули на сцену, отшвыривая друг друга в страстном стремлении к власти своего сюзерена. Кто-то предприимчивый попытался перелезть через рампу; Децима пинком отправила его назад.

— Жди очереди, трупный червь! — рявкнула она. — Попробуй только еще раз, и у тебя глаз из затылка вылезет!

Неизвестная оказалась между уличным торговцем наркотиками и каким-то туристом. Турист-вампир выглядел весьма свежим, потому что у него еще болтался на шее фотоаппарат, и глядел он остекленелым, потрясенным взглядом только что восставшего. Неизвестная беспокойно оглянулась, но избежать причастия без того, чтобы привлечь к себе ненужное внимание, никак было нельзя. Если у кого-то еще из причащающихся были сомнения насчет укрепления кровной связи с Эшером, они этого не показывали. В основном они тряслись как нарки в предвкушении дозы.

Когда настала ее очередь, Эшер улыбнулся и протянул ей чашу.

— Испей, и будем мы с тобой связаны кровь с кровью!

Собравшись, она подняла чашу к губам. На вкус это было как тончайшее коллекционное вино, густое и питательное, как молоко матери. Неизвестная почувствовала, как кровь побежала по жилам, расползаясь теплом. Ничто не могло с этим сравниться: ни секс, ни еда, ни питье. Это было куда лучше, чем все эти вещи, и при том было то же самое, что и они. Закрыв глаза, она стала наслаждаться моментом, борясь с искушением полностью раствориться в этом восторге.

Она очнулась от грезы, когда Эшер вынул чашу у нее из рук, и заморгала, приходя в себя. Ее охотно сменил тот самый турист, а она сошла со сцены вниз. Кровь Эшера гудела в ней, как крохотное динамо.

Очередь к причастию подходила к концу, когда распахнулась дверь и вошел некто в алом плаще с капюшоном. «Звездники» не остановили его, сочтя за опоздавшего члена анклава, но поведение вошедшего не оставляло сомнений, что он не траллс.

— Эшер! — прогремел голос из-под алого капюшона.

Повелитель вампиров застыл и вгляделся в толпу:

— Я знаю этот голос. Кто произносит мое имя?

Пришелец откинул капюшон, обнажив медово-светлые волосы до плеч, увязанные в пучок на затылке, и столь совершенные черты лица, что он мог бы послужить натурщиком греческому скульптору.

— Много ли времени прошло, что ученик забыл своего учителя?

Эшер шагнул вперед, еще сильнее сдвинув брови:

— Каул? Совет послал тебя?

— Кого же еще? Именно я несу ответственность за посвящение тебя в гильдию — и естественно, что именно меня послали привезти тебя в Вену, отступник!

— Отступник? Что за неудачные шутки, старый друг! Все, что я делаю, делается к вящей славе Тремере!

— Лги себе как хочешь, Эшер, но мне не лги! Твои действия не во имя нашего клана, Эшер, — это интрига, чтобы ниспровергнуть Совет и прийти самому к власти! Ты на грани джихада — и если ты объявишь войну Синьджону, долг чести вынудит его соплеменников Вентра выступить против Тремере во имя его! Не то время и не та причина, чтобы воевать с одним из самых мощных кланов Камарильи, Эшер!

— Заверяю тебя, старый друг, у меня такого и в мыслях не было!

— Даже если так, ты нарушил священный завет Тремере, создав эту женщину, Дециму. Не отрицай свое отцовство, Эшер, — я вижу ее наследие ясно, как буквы в книге!

— Существование наше долго и одиноко, Каул, а я много времени был отрезан от моих соплеменников по клану. Я создал лишь одну юницу. Неужто Совет поставит мне в вину создание единственной спутницы?

— Ты знаешь правила, Эшер! Никто из Тремере не создает потомства своею волей. А насчет «единственной спутницы» — что ты скажешь о женщине, которую звали Бакиль?

Тревога мелькнула на лице Эшера. Он не ожидал, что Совет знает о предшественнице Децимы.

— Ее более нет! Я усвоил этот урок! Дециму я не посвящал в таинства, как было с Бакиль, — в этом я клянусь. Она не владеет искусством крови, и по правам своим она не истинный член клана Тремере.

— А эта смертная — Никола? Танцовщица? Ты разве не собирался даровать ей Объятие как своей невесте?

Эшер злобно прищурился, лицо его стало враждебным.

— Я устал от твоих вопросов, Каул! Мы были друзьями — даже более чем друзьями, — но те ночи миновали! Было время, когда ты был мастером, а я учеником, но я обрел такую власть, на которую ты никогда не дерзнул посягать. Не угрожай мне, Каул, — ибо я не остановлю руку свою!

— Ты за многое и на многое должен ответить, Эшер, хочешь ты это слышать или нет. Совет мог бы закрыть глаза на порождение потомства, раз оно уничтожено, но высокомерие твое нетерпимо! В клане Тремере ценятся честолюбие и энергия, это так, но такая неприкрытая жажда власти опасна не только для клана, но и для всех Своих по всему миру! Ты хочешь подвергнуть всех нас риску разоблачения ради владения Городом Мертвых? Конфликт в ресторане сегодня вечером не прошел незамеченным, могу тебя уверить! В Святом Надзоре есть фракции, только и ждущие такого свидетельства деятельности Своих, чтобы оправдать возрождение Инквизиции, и это ты можешь дать новую жизнь охотникам за ведьмами!

— Пусть приходят ко мне солдаты вопрошания! — осклабился Эшер. — Пусть тыкают в меня своими иголочками-ведьмоуказателями!