Прыжок пумы - Робертс Нора. Страница 20

Не успела Лил ступить на асфальт, миновав коротенький трап, как из крошечного терминала выбежала Дженна. Лил бросила свое снаряжение и помчалась навстречу матери.

– Вот и ты, вот и ты! – приговаривала мать, стискивая ее в объятиях. – С возвращением, с возвращением домой. О, как я по тебе скучала! Дай мне посмотреть на тебя!

– Сейчас, сейчас… – Лил держала ее в объятиях, вдыхая ароматы лимона и ванили, такие знакомые и ассоциирующиеся с матерью. – Ох, как же хорошо!

Отстранившись наконец, они обе не могли наглядеться друг на друга.

– Ты такая красивая. – Лил протянула руку, провела пальцами по волосам матери. – Я все еще не могу привыкнуть к короткой стрижке. Дерзко.

– Ты выглядишь… потрясающе. Как ты можешь выглядеть потрясающе после шести месяцев бродяжничества в Андах? После почти двух дней в самолетах, поездах и бог знает где еще? Но ты правда выглядишь потрясающе и вроде бы готова ко всему. Давай-ка возьмем твои вещи и поедем туда, где потеплее. Дейв!

Дженна поспешила к пилоту и поцеловала его вслед за дочерью.

– Спасибо, что привез мою девочку домой.

– Это был лучший рейс за всю мою карьеру.

Лил подняла свой рюкзак, разрешив матери взять чехол с ноутбуком, и крикнула пилоту на прощание:

– Ясного неба, Дейв!

– Я так рада тебя видеть. – По пути к машине пришлось идти против ветра, и Дженна приобняла дочь за талию. – Твой папа хотел приехать, но одна из лошадей заболела.

– Что-то серьезное?

– Я так не думаю. Надеюсь, что нет. Но он решил остаться и приглядеть за ней. Так что я вся в твоем распоряжении на некоторое время.

Погрузив вещи, они уселись в «Юкон». В салоне гибридного автомобиля, которым пользовались ее неравнодушные к экологии родители, было уютней, чем в гостиной, и просторнее, чем в кабине «Цессны». Лил вытянула ноги, протяжно вздохнула.

– Я мечтаю о бесконечной пенной ванне с бездонным бокалом вина. А потом о самом большом стейке по эту сторону Миссури.

– Какое совпадение: у нас как раз есть все это.

Чтобы не щуриться от бликов снежного покрова, Лил надела солнцезащитные очки.

– Сегодня вечером я хочу остаться дома и пообщаться с вами, а потом уже поеду в заповедник и вернусь к работе.

– Я бы надрала тебе задницу, если бы у тебя были иные планы на сегодня.

– Ура! Расскажи мне все, – торопила ее Лил, когда они выезжали с парковки. – Как все поживают, что происходит, кто в лидерах в Бесконечном Шахматном Турнире «Джо против Фарли»? У кого разборки, кто с кем спит? Заметь, я стараюсь не спрашивать об убежище, потому что если я начну, то уже не смогу остановиться.

– Раз уж ты так стараешься избегать расспросов, сразу скажу, что все в порядке. Я хочу услышать о твоих приключениях. В тех дневниковых записях, которые ты прислала по электронной почте, столько ярких впечатлений, столько интересного. Тебе нужно написать книгу, дорогая.

– Когда-нибудь напишу. Я собрала достаточно материала на несколько солидных статей. И накопилась куча отличных фоток, среди них те, которые вы еще не видели. Однажды утром я выглянула из палатки спросонья, просто одним глазком, и увидела пуму на дереве; она была всего лишь в каких-нибудь двадцати ярдах [9] от меня. Сидела там и таращилась на лагерь, как будто думала: «Какого черта они здесь делают?» Поднимался туман, птицы только начали щебетать. Все остальные спали. Мы были вдвоем: я и она. У меня перехватило дыхание, мама. Я не успела сделать снимок. Мне пришлось заставить себя отвернуться и взять фотоаппарат. Это заняло всего несколько секунд, но когда я снова выглянула, ее уже не было. Испарилась как дым. Но я никогда не забуду, как она выглядела.

Лил засмеялась и покачала головой.

– Видишь, ты меня завела. Я хочу услышать, как дела у вас. Как все здесь, дома. – Она распахнула свою старую дубленку, чтобы почувствовать блаженное тепло, излучаемое автомобильной печкой. – Ничего себе, вот это снег. Еще два дня назад я жарилась под солнцем Перу. Расскажи мне что-нибудь новенькое.

– Не говорила, пока тебя не было, – не хотела волновать. Сэм упал и сломал ногу.

– О боже. – Мгновенно радость исчезла с ее лица, сменившись тревогой. – Когда? Как он?

– Около четырех месяцев назад. Его лошадь шарахнулась, встала на дыбы не понять с чего. Мы так и не знаем до конца, как это случилось, но он упал с лошади, и та наступила ему на ногу. Нога сломана в двух местах. Он был один, Лил. Лошадь пошла назад без него, и это насторожило Люси.

– С ним все в порядке? Мама…

– Ему лучше. Мы все были напуганы какое-то время. Для своего возраста он вполне здоров, но ему семьдесят шесть, а переломы отнюдь не шуточные. Ему вставили штифты, и он пролежал в больнице больше недели, потом гипс, потом терапия. Он только-только начинает заново ходить с тростью. Не будь он таким крепким, могло бы… Врачи говорят, что он молодцом и у него все будет хорошо. Но это очень сильно мешает активной жизни, без сомнения.

– А как там Люси? У нее все в порядке? Ферма, бизнес? Пока Сэм болел, им кто-то помогал?

– Да. Сначала было тяжеловато, но сейчас у них все хорошо. – По вздоху Дженны Лил догадалась, что дальнейшие новости не лучше. – Лил, Купер вернулся.

Удар в сердце. «Просто рефлекс», – сказала она себе. Просто старые воспоминания заставляют ее быть сентиментальной.

– О, это очень хорошо. Он большая опора для них. Как долго он здесь пробудет?

– Он вернулся, Лил. – Свободной рукой Дженна ласково погладила дочь по колену. Она старалась подбодрить ее и нежным тоном, и прикосновением. – Теперь он живет на ферме.

– Ну конечно. – Что-то внутри дрогнуло, но она проигнорировала это. – Где же еще ему жить, если он помогает им?

– Он приехал, как только Люси позвонила ему, и оставался у них до тех пор, пока мы все не убедились, что Сэму не понадобится еще одна операция. Потом он вернулся на восток, уладил все, что нужно было уладить, и вернулся. Теперь он здесь.

– Но… У него же дела в Нью-Йорке. – Что-то сдавило грудь, и стало трудно дышать. – Я имею в виду, что после того, как он ушел из полиции и занялся частным бизнесом, он… Я думала, у него там все хорошо.

– Думаю, так и было. Но… Люси сказала мне, что он продал агентство, собрал вещи и сказал ей, что останется. И остался. Не знаю, что бы они делали без него, по правде говоря. Им бы все здесь помогали, ты же знаешь, как это бывает. Но нет ничего лучше семьи. Я не хотела рассказывать тебе об этом по телефону или по электронной почте. Детка, я знаю, что тебе может быть тяжело.

– Нет. Конечно нет. – Как только ее сердце перестанет болеть, как только она сможет сделать глубокий вдох без боли, все будет хорошо. – Это было очень давно. Мы по-прежнему друзья. Я видела его года три или четыре назад, когда он приезжал навестить Сэма и Люси.

– Ваша встреча длилась меньше часа, потом тебе внезапно пришлось лететь во Флориду, а через две недели вы снова разминулись.

– Мне действительно нужно было уехать, когда подвернулась такая возможность. Флоридские пантеры находятся под угрозой исчезновения. – Она уставилась в окно, благодарная за то, что на ней солнцезащитные очки. Даже с ними все вокруг теперь казалось слишком ярким, слишком. – Насчет Купа: все нормально. Я рада, что он здесь, рядом с Сэмом и Люси.

– Ты любила его.

– Да, любила. В прошедшем времени. Не волнуйся.

Она не то чтобы думала о нем каждые пять минут или видела его в каждом встречном. У нее была своя работа, свое место в жизни. У него, очевидно, было свое. Плюс никаких обид, напомнила она себе. Они были детьми; они выросли.

Лил приказала себе перестать думать о нем, выкинуть все из головы, как только машина свернет на фермерскую дорогу. Они увидели дым, выходящий из трубы, – дом, милый дом, – и пару собак, бегущих с заднего двора проверить, в чем дело.

Быстрой и резкой вспышкой мелькнуло воспоминание о том, как жарким летним утром она плакала, обнимая двух таких же вот резвящихся собак. Двенадцать лет назад тем летом состоялось самое первое жалобное прощание – она помнила все. И, если уж быть совсем честной, это было начало конца. Двенадцать лет – достаточно долгий срок, вполне достаточный, чтобы пережить это.