Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна. Страница 19
Я дергаюсь, зажмуриваюсь и часто-часто дышу, потому что понимаю, что это вот оно, то самое, чего мне мучительно, до боли не хватало в моем измученном и раскаленном до предельной невозможности теле.
Сама жмусь к нему, стону, снова выгибаюсь и улетаю в какие-то неизведанные мне ранее высоты.
Перестаю полностью воспринимать окружающее.
Есть только он и его чувственные, невыразимо приятные касания, пробивающие до неистовой, оглушающей агонии, заставляющей меня умирать буквально каждую секунду, а потом снова возрождаться и умирать, сладко и мучительно умирать…
Наконец, мир взрывается.
Ярко, до абсолютно полной потери внешней физической оболочки.
Долго, невыносимо хорошо, и только когда я в опустошении замираю в его руках, он убирает пальцы и начинает двигается во мне острее, глубже, нетерпеливее.
Он рычит, прикусывает несильно мою кожу, он выдыхает сквозь зубы разные отрывистые ругательства. Он блуждает по мне губами, и берет меня, берет, берет, берет.
Я стону уже неприкрыто. Громко, не сдерживаясь, забываясь… Не понимая, как я проходила раньше мимо такого яркого, самого лучшего из того, что случалось в моей жизни, острого и невыразимого ни одним словом наслаждения.
Он ловит мои стоны ртом, не пропуская ни одного, и возвращает мне их, страстно и отрывисто сминая, прикусывая и целуя.
И любит меня, любит, любит, любит… Он же любит?
— Бельчонок… Блядь, Арин… моя… наконец. Моя. моя, моя…
На моем теле нет ни одного места, где бы не побывали его руки. Ни одного участка, который не отозвался бы на его прикосновения.
Он бормочет что-то бессвязное совсем тихо, а потом он сжимает мои ягодицы чуть сильнее, резко входит, но в следующий момент уже вырывает себя из меня и на мой живот начинает течь что-то теплое.
Теплое и густое.
Я понимаю, что это и есть то… что он кончает, со мной, на меня… Что мы с ним… реально, действительно до конца…
Я не знаю, что мне делать дальше, осознание приходит запоздало, но Гордей сам принимает решение.
Он ложится рядом со мной, очень близко, и сразу же обнимает меня за плечи. Утыкается носом в мои волосы, и мы просто так лежим некоторое время, приходя в себя и окончательно восстанавливая дыхание.
А потом…
Гордей целует меня в лоб, приподнимается на локтях и быстро садится на кровати.
Оборачивается и вновь ведет своим жарящим взглядом по моему, разомлевшему от его ласк, но уже снова загорающемуся под его взглядами телу. Особенно задерживаясь в районе моих ягодиц.
Вытягивает руку и зачем-то проводит пальцами прямо под ними и под бедрами.
Сейчас, когда одуряющий дурман начал спадать, мне жутко неудобно и хочется чем-нибудь прикрыться.
Особенно, если учесть, что, по всей видимости, у меня там кровь и он… он испачкается, хотя, наверное, он уже…
— Я в душ, — говорит Гордей, поднимаясь. — Займет пару минут. Или ты хочешь первая?
— Н… нет, иди ты, — хриплю я, вздрагивая от стальной нотки, появившейся вдруг в его голосе. И тут же прикрываюсь подвернувшимся под руку краем простыни.
— Хорошо.
Он натягивает штаны, встает, подходит к столику и возвращается оттуда с салфетками.
Протягивает их мне, отчего-то не глядя на меня.
Мне кажется, он делает это как-то механически, размышляя о чем-то своем.
Вот так после секса он вел себя с Радой и остальными? Настолько быстро теряет к отдавшейся ему девушке интерес?
Я беру, стараясь не расклеиться и не показать, как меня ранит такое его поведение.
Гордей же снова отворачивается и не выказывая больше и крупицы той нежности, что не далее, как минуту назад просто-таки фонила в нем, идет в сторону ванной.
Я наблюдаю за тем, как перекатываются мышцы на его спине при ходьбе, и только когда он окончательно исчезает за дверью, слегка перевожу дух.
Опускаю руку вниз и трогаю кончиками пальцев размазанный по мне… результат его желания. Сперма, слегка спотыкаюсь на слове, но вспомнив, что я уже не девственница и могу стать несколько смелее, повторяя это слово увереннее.
Так вот, она уже не такая густая, как вначале. Стоит лишь немного пошевелиться, как она начинает стекать с меня тонкой прохладной струйкой.
Я быстро хватаю салфетки и останавливаю, чтобы еще сильнее не испачкать простыни, но полностью стирать ее с себя не хочу.
Потому что это знак того, что мы… Знак… о боже… У меня голова раскручивается, как на карусели, а щеки запоздало мучительно вспыхивают.
Но я снова решаю называть вещи своими именами.
У нас с Гордеем был секс, он стал моим первым мужчиной. Он взял меня и кончил практически в меня. Теперь я больше не девственница. Я разрешила ему все, и он делал с моим телом все и брал так, как хотел. Смотрел, трогал, целовал, заставил испытать ни с чем не сравнимое блаженство, когда надавливал пальцами, и, наконец, входил в меня. Яростно и иступленно входил внутрь меня…
Я по своей инициативе получила этот незабываемый опыт, и…
Теперь я знаю, каково это. Знаю, каково…
Слушаю, как за стеной льется вода и думаю о том, что, может быть все парни, а не только Гордей, хотят после этого побыть наедине с собой.
Правда, вначале и намека не было… Когда он кончал, он яростно прижимал меня к себе и целовал. И потом он сразу же обнял и не отпускал.
И только потом… почему-то…
Надеюсь, кстати, что у меня получится застирать простынь, и персонал не догадается о том, что здесь происходило этой безумной, стирающей все запреты и лишающей меня девственности ночью.
Использую все же салфетку по назначению, я слегка промакиваю свою до сих пор разгоряченную и не успевшую остыть после страстного безумия кожу.
После этого приподнимаюсь на руках, а потом, тщательно следя за ощущениями между ног, осторожно присаживаюсь на кровати.
Замираю. В недоумении разглядываю белую и абсолютно чистую простынь под своим все еще слегка влажными от пота ягодицами.
Не понимаю ничего. Хмурюсь и сдвигаюсь чуть-чуть в сторону, чтобы предоставить себе лучший обзор.
Но на смятых и пребывающих в неразберихе простынях, о боже… никакого, даже самого малюсенького и бледного пятна крови.
Судорожно шарю ладонями по простыням, но ни на одном клочке ткани я не обнаруживаю ничего, что говорило бы, или хотя бы намекало на то, что у меня произошел мой самый первый секс.
Но… но…
Страх удушающей болезненной волной охлаждает все тело, а руки начинают мелко-мелко подрагивать.
Но…
Я слышала, еще в школьных разговорах, что чисто теоретически так бывает, надо будет дополнительно погуглить еще. Но… но…
Я спускаю ноги с кровати и вскакиваю. Но тут же, почувствовав тянущую боль в промежности, усаживаюсь обратно и в бессилии обнимаю себя руками.
И закусываю губу, не в силах справиться с рвущейся из глаз горечью.
Я понимаю теперь, куда смотрел Гордей столь внимательно, что он искал и почему ни с того, ни с сего стал вдруг со мной снова равнодушен и холоден. Так стремительно ушел в ванную, даже не взглянув, не обернувшись…
Догадываюсь, что расстроило его настолько, что, когда подавал салфетки, он едва терпел мое присутствие.
Он… решил, что я… О боже, что я обманула его. И теперь снова считает, что не был у меня первым. Я так специально говорила…
Думает, что я могла бы спать с другим… Тогда как он… тогда как я…
Не знаю, что со мной не так, но доказательств никаких для него у меня теперь нет. Не получилось и такого, что он увидит и сам обо всем догадается.
Лучше уж я бы вообще молчала об этом, это было бы честнее, и проще гораздо сейчас для него…
В бессилии я снова заваливаюсь на кровать и поскорее утыкаюсь носом в подушку. Хочу исчезнуть, спрятаться навсегда от всего мира и от его гнетущего, так сильно ранящего меня равнодушия.
И все же, все же, может быть…
Звук воды все еще доносится до меня, и я вскакиваю. Хватаю что-то из своей одежды и, прикрываясь, на слабых, все еще подрагивающих, не до конца окрепших после близости ногах, пошатываясь, но с каждым шагом все смелея и смелея, закусив губу, решительно иду по направлению к ванной комнате.