Атрак (СИ) - "1ex0". Страница 52
Хоровод мыслей и приёмов ещё крутился в голове воителя. И унять эту чехарду было не так уж и просто. Но более того, Дракалес никогда не усмирял её, полагая, что такова его сущность, сущность войны. Теперь же настало время остановиться, что было почти невозможно после того, как битва уже началась. С людьми всё обстояло легче — это понял ваурд, ведь с ними он не ввязывался в столь жестокую схватку, а оттого и не требовалось останавливаться. Здесь же всё гораздо сложнее. Он уже настроил своё сердце воевать, он уже заставил всё своё тело напрячься, а взор расфокусироваться. Теперь нужно было поступить иначе. Теперь ему надо было остыть. И постепенно раз за разом боевой раж уходил, равно как вражеская стать умалялась, так что вскоре тот оказался вдвое ниже Дракалеса. Но понял бог войны, что бдительности терять нельзя. Стоит ему возненавидеть врага или прибегнуть к сложным оружейным приёмам, как противник тут же вырастет и сделается ещё сильнее. Лишь боевая хитрость и знания о противнике должны одержать верх, что было очень сложно, ведь в тренировочных боях ваурд привык блистать как раз таки навыками Уара. Придумав некоторые возможные стратегии, тарелон двинулся испытать их на противнике. Лжедракалес также двинулся ему навстречу.
В мыслях всё оказалось куда как легче, нежели на деле. Рука, привыкшая к изощрённым методам войны, по рефлексу применяла манёвр Прокладывателя смертного пути и Убийцы ненавистных врагов, отчего враг лишь подпитывался своей мощью и рос в размерах. Также и не питать к нему ненависти было не таким уж и простым делом. Но и тут во всём виновата лишь привычка, потому что хоть Дракалесу и открыта мудрость Коадира, что нельзя ненавидеть врага, но уважать, сам же молодой томелон не часто вспоминал её во время сражения. Потому он и наставлял свой разум здесь и сейчас. Когда всё шло гладко, враг делался тощим и сгорбившимся, так что в сражении том часто доходило дело до заключительного удара. Но во время его свершения враг делался вновь сильным и отбрасывал победителя. Оно и понятно, ведь перед добиванием в сердце воителя растёт презрение к противнику, что сродни ненависти, которой и питается гневный дух. Шесть раз Дракалес повергал подобным образом противника, и шесть раз тот восставал перед самой своей смертью. А последний раз так вовсе воспрянул и сделался выше прежнего, ведь очередная неудачная попытка возбудила ярость, которую бог войны так тщательно пытался сдерживать. В тот миг ваурд впервые применил отступательную тактику, уворачиваясь от вражеских ударов и парируя их. И тогда, когда противник сровнялся с ним по стати, тарелон сменил тактику на атаку и в седьмой раз добил-таки противника…
Теперь он располагается на бранном поле. Перед ним распростёрто тело Мармара, но теперь в нём нет духа ярости. «Значит, всё это сражение было лишь сном» — пришла первая мысль на ум. Подняв глаза, он увидел, что изумлённые взоры Золины и Адина устремлены на него. В тот миг они поняли, что воитель снова с ними, поэтому девушка сказала: «Слава Атраку, ты с нами! Быстрее, пока они не поубивали друг друга!» Ваурд глянул туда, куда указывает ученица, и увидел, как воинство прощёного вирана стоит в боевом порядке друг напротив друга, но по изумлённым лицам их стало понятно, что борьбы не будет. Некоторые лежали раненными, иные были вовсе сражены намертво дружественным клинком. Подавляющее большинство павших были жителями Снугды. В живых остались только те, кто противостоял не гвардейцам, но соседям. В следующий миг лязг валящихся из рук мечей и щитов ознаменовал окончания безумного сражения. Некоторые принялись рыдать, иные с недоумением поглядывали на окровавленные руки. Асаид боролся с Вихрем. Его доспехи были истерзаны множеством ударов от своего друга, которые он не успевал блокировать щитом, когда как щит, получивший больше повреждений, оказался даже не поцарапан. Вихрь выронил боевой цеп и копьё, которыми он пытался пробить защиту своего друга, а далее принялся просить у него прощение. «И всё же не сон» — понял воитель. «Что это было?» — глаза вирана выпучились от удивления, ведь теперь, когда всё стихло, его разум до конца осознал, что мгновения назад его войско сражалось между собой. «Боевое безумие, — отвечал ему Дракалес, с интересом поглядывая на свои кулаки, — Которое теперь подчинено мне» — «Безумие? Но разве это не удел Иртура?» — «Правитель восточный подвергнется обычному безумию, когда как Мармар объят был гневом, которое отныне в моих руках будет иным его воплощением. Именно воздействие этой силы испытало твоё воинство. Но я сумел одолеть дух вражды и покорил его. Отныне всякий, кто бросит мне вызов, повстречается с боевым безумием, а нам останется лишь стоять и смотреть, как противник побеждает сам себя» — «Что ж, хоть какая-то положительная новость за это время. Получается, что эта способность поможет нам победить Иртура и Гамиона?» — «Быть может, всё так и будет. Теперь же тебе нужно поговорить с народом, потому что победа далась нам не без потерь, и сердца отважные полнятся скорбью и печалью» И Адин направился к народу, чтобы поговорить с ним.
Ночью Дракалес стоял в самой северной части Снугды и глядел в сторону, откуда пришли Мармар и воинство его. Теперь, когда в его сущность вплетён гнев, он ощущает эту силу там, впереди, во вражеском государстве. Рыжий дух ещё не иссяк. Он поглотил только лишь часть его. Остальная продолжает метаться из стороны в сторону, продолжает влиять на умы и сердца людей. В Северном государстве ещё остались враги. И, если тарелон хочет завершить свой путь познания себя, ему нужно положить конец правлению этого нечестивого духа. Война только лишь начинается. Адину необходимо не ослабевать натиск. Нужно собраться с силами и напасть на вражескую страну. Пока эти мысли витали в нём, к нему подошла Золина: «Хотела бы я назвать эту битву славной, но почему-то на душе нет спокойствия, как будто бы мы не победили вовсе» — «Потому что мы и не победили пока. Мы сражаемся не с людьми, а с пороками. И смерть Мармара не означает смерть гнева. Этот нечестивый дух всё ещё правит Северными землями. Как только мы низведём это гнетущее чувство, вот тогда-то и можно будет объявлять о победе» Воительница глядела в целиком оранжевые глаза Победоносца и понимала, что он видит гораздо больше, чем она думает. Поэтому на какое-то время меж ними образовалось затишье. Однако теперь его разорвал Дракалес. Переводя свой взгляд на неё, он менял своё зрение с боевого на обычное. В тот миг, как два оранжевых зрачка глянули на собеседницу, он заговорил: «Твоя воодушевляющая речь была хороша. Ты правильно использовала то, что тебе даровано. Более того, тебе пришлось преодолеть саму себя, перешагнуть через свою человеческую сущность и возвыситься над собой. Отчасти такая внутренняя победа придала сил и тебе самой, и твоим словам. Ведь эта победа воодушевила в первую очередь тебя. А уж потом ты смогла передать это воодушевление другим через свои слова, и воинство воспрянуло над собой» Девушка была польщена такими словами, а потому отвечала: «Ну так… Пример у меня перед глазами. Я лишь сделала то, что, как мне думалось, сделал бы ты» — «Вполне. Только я обошёлся бы одним боевым кличем. Но ты использовала то, чем обладала, и достигла с помощью этого необходимых результатов. Нужное слово, сказанное в подходящее время, обладает большой силой. И эта сила сподвигла воителей перестать трепетать перед противником, собраться духом и сделать первый шаг к победе. Это похвально весьма, — чуть помолчав, ваурд продолжил, — Есть в тебе сокрытая сила, о которой ты не знаешь. Да и мне пока что ещё не дано знать о ней. Но по определённым признакам я могу понять, что ты одарена чем-то, некой сущностью нечеловеческой» «Как Адин?» — подхватила его слова Золина. Дракалес, чуть призадумавшись, ответил: «Нет же. Виран свой дар получил. Когда как ты была рождена с ним, как словно ты некто больше, нежели человек. Существо, очень похожее внешне на обитателей этого мира, но превосходящее всех их» — «Я бы, конечно, поспорила с тобой, но ты видишь больше меня. И ты не знаешь, кто я? Что за существо такое?» — «О многих народах рассказывал мне Лиер, но ни на кого из них ты не похожа. Для урункрока ты стройна весьма. Для хоргана высока. Отличает тебя от сик’хайя отсутствие змеиных признаков. От презренных ульфов — длина твоих ушей. Ты — человек. И все внешние признаки только лишь подтверждают это. Но, глядя на твою душу своим взором, я вижу, что ты и не человек» — «Тогда кто же?» Чуть призадумался воитель, глядя в широко распахнутые глаза собеседницы, а после спросил: «Когда ты поднимаешь голову к небесам, видишь ли ты соцветие эфира? Ощущаешь власть над подарком Йора? Осознаёшь то, что иная?» Золина поспешила посмотреть вверх, чтобы попробовать разглядеть магическое пространство, но тут же ответила: «Нет. Я ничего не вижу» — «Стало быть, ты не ленгерад. Лиер рассказывал, что некоторые сариномы принимали облик человеческий. Но я вижу, что ты состоишь из плоти и крови, что нет в тебе признаков дара Ксариора. А потому совершенно очевидно, что ты не одна из них, не механизм» — «Тогда кто же я?» — «Тайна эта пока что сокрыта от меня, — ваурд устремил взор вдаль, на север, — Но если ты не будешь останавливаться в познании самой себя, тебе это может открыться. Более того, если ты продолжишь развивать свои способности, то, быть может, я стану обучать тебя мастерству боевых кличей» — «Что-то, если честно, я смутно представляю, как мой голос может выкрикивать воодушевляющие слова» — «Ты многого не знаешь о боевых кличах. Об истинных боевых кличах» Дальнейшие их разговоры касались этого мастерства, и так они стояли и разговаривали до рассвета. А Дракалес наблюдал за ней и видел, что Золина, и в самом деле, сильно отличается от человека. Без продыху сражалась она с воинством Мармара. А потому сейчас ей бы в самую пору провалиться в беспробудный сон, поддаться этой слабости и отдыхать целый день и целую ночь. Но нет. Дева бодра и полна сил, когда как мужчины все сейчас отдыхают от этого сражения. Даже Асаид и Вихрь, избранники Дракалеса, сейчас спят. Но она, как будто бы вкусив истинной битвы, лишь восполняла свои силы в этом сражении, но никак не растрачивала их. А даже сейчас, когда он объяснял ей, как именно устроен истинный боевой клич, видно было, что она прилагала все умственные усилия, чтобы постараться понять это. Даже её разум не испытывал утомления. Уже начало светать, но он видел, что её тело наполнено силами, а разум был способен думать и воспринимать то, что лежит за гранями человеческого понимания.