Новая Магдалина - Коллинз Уильям Уилки. Страница 24

Он вынул часы, чтобы сосчитать минуту.

Грэс украдкой взглянула на его твердое, решительное лицо. Ее нисколько не тронуло внимание к ней Джулиана, выразившееся в его последних словах. Она поняла только, что с этим человеком шутить нельзя. Представятся другие случаи тайно вернуться в этот дом. Она решилась уступить и обмануть его.

— Я готова ехать, — сказала она, вставая с угрюмой покорностью. — Теперь твоя очередь, — пробормотала она про себя, смотрясь в зеркало и поправляя шаль, — моя очередь придет.

Джулиан подошел к ней как бы для того, чтобы предложить ей руку, но удержался. Твердо убежденный, что она помешана — хотя охотно допуская, что она имеет право по своей болезни на всякое снисхождение, — он чувствовал отвращение при мысли дотронуться до нее. Образ прелестного создания, бывшего предметом ее чудовищного обвинения, — образ Мерси, лежавшей одно мгновение без чувств на его руках, — живо представлялся его воображению, пока он отворял дверь, ведущую в переднюю, и посторонился пропустить Грэс вперед. Он предоставил слуге посадить ее в кеб. Слуга почтительно обратился к нему, когда он сел напротив Грэс.

— Мне приказано сказать, что комната для вас готова и ее сиятельство ждет вас обедать.

Занятый событиями, последовавшими за приглашением тетки, Джулиан забыл данное обещание остаться в Мэбльторнском доме. Мог ли он вернуться, зная теперь, что чувствует собственное сердце? Мог ли он оставаться по совести, может быть на несколько недель, в обществе Мерси, сознавая, какое впечатление она произвела на него? Нет. Единственный честный поступок, на который он мог решиться, состоял в том, чтобы найти предлог отказаться от данного обещания.

— Попросите ее сиятельство не ждать меня к обеду, — сказал он, — я напишу и извинюсь.

Кеб отъехал. Удивленный лакей остался у подъезда и посмотрел вслед.

"Не хотелось бы мне быть на месте мистера Джулиана, — подумал он, размышляя о затруднительном положения молодого пастора. — Вот она сидит с ним в кебе. После-то что он с ней сделает? "

Сам Джулиан, если бы ему предложили такой вопрос в эту минуту, не смог бы ответить на него.

Беспокойство леди Джэнет не облегчилось, когда Мерси пришла в себя и была отведена в ее комнату.

Мерси оставалась в непонятной тревоге, которую невозможно было развеять. Ей беспрестанно повторяли, что женщина, испугавшая ее, уехала и что ей никогда больше не позволят войти в этот дом. Ее беспрестанно уверяли, что все не считали достойным даже одной минуты серьезного внимания уделить сумасбродным уверениям незнакомки. Она все сомневалась, правду ли ей говорят. Недоверие к ее друзьям овладело ею. Она вздрагивала, когда леди Джэнет подходила к ее постели. Она наотрез отказала Орасу в позволении видеться с нею. Она задавала престранные вопросы о Джулиане Грэе и подозрительно качала головой, когда ей сказали, что он уехал. По временам она прятала лицо под одеяло и жалобно шептала про себя:

— О! Что я буду делать? Что я буду делать?

В другое время она только просила оставить ее одну.

— Мне никого не нужно в моей комнате, — угрюмо говорила она, — никого не нужно!

Настал вечер, а перемены к лучшему не было. Леди Джэнет, по совету Ораса, послала за своим доктором.

Доктор покачал головой. Он сказал, что симптомы указывают на серьезное потрясение нервной системы. Он прописал успокоительное лекарство и (понятным языком) подал несколько основательных советов. Они вкратце состояли в следующем:

— Увезите ее к морю.

Леди Джэнет со своей обычной энергией немедленно последовала этому совету. Она дала необходимые приказания уложиться ночью и решилась уехать с Мерси из Мэбльторна на следующее утро.

Вскоре после отъезда доктора посыльный принес леди Джэнет письмо от Джулиана.

Письмо начиналось извинениями за отсутствие и продолжалось в следующих выражениях:

"Прежде чем я позволил моей спутнице поехать со мной в контору поверенного, я почувствовал необходимость посоветоваться с ним о ней.

Я сказал ему и нахожу нужным повторить это вам, что не считаю себя вправе поступать, основываясь на одном своем мнении, что ее рассудок расстроен. Для этой одинокой женщины мне нужно мнение доктора, и даже более, мне нужно положительное доказательство, чтобы успокоить мою совесть и подтвердить мое мнение.

Видя мое упорство в этом отношении, стряпчий решил посоветоваться с доктором, привыкшим обращаться с помешанными.

Послав записку к доктору и получив ответ, он сказал:

— Привезите девушку сюда через полчаса, она расскажет свою историю доктору, а не мне. Это предложение несколько озадачило меня, я спросил, как убедить ее сделать это. Он засмеялся и ответил:

— Я представлю доктора как моего старшего товарища, мой старший товарищ лучше других может подать ей совет.

Вы знаете, что я ненавижу всякие обманы — даже когда цель оправдывает их. Однако в этом случае ничего больше не оставалось, как предоставить поверенному поступить по его усмотрению — или подвергнуться риску задержать выяснения, а это может иметь очень серьезные последствия.

Я один ждал в комнате (чувствуя большое беспокойство, сознаюсь), пока доктор пришел ко мне по окончании свидания.

Вот вкратце его мнение.

Внимательно рассмотрев это несчастное создание, он находит в ней несомненные признаки умственного расстройства. Но как далеко зашло оно и достаточно ли важно, чтобы сделать необходимым надзор, он положительно не мог сказать, так как мы совершенно не знаем обстоятельств.

— Нам ничего неизвестно, — заметил он, — о том помешательстве, которое относится к Мерси Мерик. Решение затруднения можно найти только там. Я совершенно согласен с этой девицей, что справки мангеймского консула далеко не удовлетворительны. Доставьте мне убедительное доказательство, существует или, нет Мерси Мерик, и я изложу вам окончательное мнение о больной.

Эти слова заставили меня решиться ехать за границу и возобновить поиски Мерси Мерик.

Приятель, мой поверенный, в шутку осведомляется, в здравом ли уме нахожусь я. Он советует обратиться к ближайшему судье и освободить и себя, и вас от всех дальнейших хлопот в этом отношении.

Может быть, вы согласны с ним? Милая тетушка (вы сами часто говорили), я непохож на других. Меня интересует это дело. Я не могу предоставить одинокую женщину, порученную мне, любому произволу посторонних, пока есть надежда сделать открытия, которые могут повести к возвращению ей рассудка, а может быть, также возвращению к ее друзьям.

Я еду сегодня вечером с почтовым поездом. Мой план состоит в том, чтобы заехать сначала в Мангейм и посоветоваться с консулом и госпитальными докторами, потом отыскать немецкого доктора и расспросить его, после этого сделать последнее и самое трудное усилие — отыскать французский лазарет и разъяснить тайну сиделки Мерси Мерик.

Тотчас по возвращении я явлюсь к вам и скажу, что я сделал или какая преследовала меня неудача.

Пока, пожалуйста, не бойтесь появления этой несчастной женщины в вашем доме. Она пишет (по моему совету) к своим друзьям в Канаду, и за ней наблюдает хозяйка ее квартиры — опытная и надежная женщина, заверившая доктора и меня в своей способности исполнить возложенную на нее обязанность.

Пожалуйста, упомяните об этом мисс Розбери (когда найдете это нужным) с почтительным выражением моего сочувствия и моих пожеланий скорого выздоровления. Еще раз простите, что необходимость не позволяет мне воспользоваться гостеприимством Мэбльторна".

Леди Джэнет сложила письмо Джулиана, оставшись вовсе не довольна им. Она сидела некоторое время, размышляя о том, что племянник написал ей.

"Одно из двух, — думала проницательная старушка, — или поверенный прав и Джулиан годится в товарищи сумасшедшей, которую он взял на свое попечение, или у него есть другая причина для этого нелепого путешествия, о которой он воздержался упомянуть в своем письме. Какая это может быть причина? "