Похождения Египетского бога - Володин Григорий Григорьевич. Страница 3

Арес заорал:

– Громовержец, что ты несешь? Она же твоя приемная дочь!

– Папа? – прошептала вконец офигевшая Афродита.

– Старые узы бессильны в новом мире, сам сказал, – пробасил Зевс. – А я всегда ее хотел. Хотел как мужчина женщину.

На моем теле никогда не вспухали шишки. В заднице закололо. Я опустил взгляд и увидел, что сижу в луже крови. Рана на ягодице все еще кровоточила. Я что, умираю? Но я же бог....

Звякнул металл – Арес вынул длинный меч из ножен.

– Старикан, тогда и ты мне больше не отец.

Зевс усмехнулся, вокруг его вздернутого кулака засверкал клубок молний.

– Сынок, ты во мне уже разочаровался?

Гефест вскинул молот.

– Мою жену у меня не заберет ни бывший брат, ни бывший отец.

Между разъяренными мужчинами выскочила Афродита. Богиня дернула себя за тунику, прямо за пятно засохшей спермы. Затем ее изящная рука неожиданно указала в мою сторону.

– Он! Он меня обидел! – закричала красотка. – Кто убьет его – с тем и пойду!

Не успел я покрутить пальцем у виска: так здорово тебя отодрал, что свихнулась? Блестящий меч Ареса со свистом рассек воздух, где я только что сидел. Чудом успел отскочить на диван, но тут молот Гефеста рухнул сверху. И я снова полетел в прыжке, преследуемый грохотом ломающейся мебели.

Молния Зевса выстрелила навстречу. Еще не приземлился, как глаза ослепил неистовый свет, меня бросило прямо в дверь и вместе с ее обломками вышвырнуло в коридор.

Я открыл глаза. Моя рука крепко сжимала пропуск в новый мир. Вокруг дымились разбросанные щепки, пахло жареным мясом. Мои лицо и грудь горели, словно их лизал огонь. Горло обжигало от лихорадочного дыхания. Силы покидали тело, хотелось покоя, хотелось спать. Вот какая ты, Смерть?

Из гостевой доносилась похвальба Зевса:

– Она – моя! Я сжег подлеца! Афродита – моя!

– Ага, щас.

Свистнула сталь, следом загремели громовые раскаты, затрещал разбитый камень. Клубы дыма и пыли повалили в коридор, а вместе с ними выскользнула и Афродита. Глядя на мой сожжённый жезл, богиня грустно улыбнулась, и коридор словно поглотили сумраки.

– Такое сокровище сгорело, – вздохнула Афродита. Богиня согнула тонкий стан, длинные пальцы ловко выхватили талон из моей руки, не касаясь волдырей на ожогах. – Хороший мир, мне больше подойдет, чем тот холодный. Раз гулял с рассеченной задницей, ты, видимо, не знал: мы теперь можем умереть. Веры людей больше не хватает ни на что. Даже самого понятия веры больше нет.

В гостиной за спиной богини снова раздался грохот. Афродита покачала головой.

– Мужчины. Вечно дерутся. Лишь один ты был другим, – сука-богиня послала мне воздушный поцелуй. – Прости, надо бежать, – в фиалковых глазах снова появилась грусть. – Жаль твою елду.

– Жаль, недососала, – прохрипел я еле слышно.

Афродита звонко засмеялась и уже подняла ногу, чтобы переступить меня и двигаться дальше в мире Рок, который должен быть и, правда, не такой плохой, раз ради него стоит убить бога сношения с потрясающей елдой.

Резко стукнуло дерево по кости. Афродита застыла, глаза ее затуманились, красная струйка шустро побежала с макушки по золотым кудрям. Богиня рухнула на меня, лицом на мой обожженный жезл. Решив, что вряд ли блондинка решила завершить прерванный миньет, я поднял глаза.

Шакалья голова Анубиса обрадовала меня как никогда.

– Знаешь, похоже, ты ее убил? – прохрипел я.

– Этот посох и создан убивать ночных змей, – проворчал собрат по пантеону и отбросил деревянный посох в сторону. Анубис без труда взял меня на руки и пошел со мной по коридору. – Какой мир?

Моя голова подскакивала в такт широким шагам и качалась на изгибе мускулистой руки. Жар колол кожу.

– Рок.

– Хороший мир, – кивнул шакалоголовый. – Не зря ты по пантеонам таскался.

Кучика. Гнев в словах, боль во взгляде. Искренняя любовь в действии.

На самом деле боги покровительствуют именно тому, о чем думают? Может, я не бог сношения, а глупости?

Мои губы с трудом разлепились:

– Я любил не тех.

– В новом мире у тебя будет возможность исправиться. Но ты не исправишься, Бесстыдный.

Взгляд мой метался вместе с безвольной головой. На гладком потолке иногда попадались выбоины либо выделялись черными пятнами потухшие светильники. Наконец узкий коридор уперся в дверь с табличкой «А77». Рядом стояла незнакомая синигами. Анубис оторвал меня от широкой груди.

– Последние шаги ты должен сделать сам.

Бог опустил меня, придерживая. Мои колени тряслись, с каждым вздохом мою грудную клетку рвало изнутри.

– Ваш талон, – сказала синигами. Анубис отдал ей мятую бумажку, девушка отперла дверь. По другую сторону меня ждала темнота. И прохлада. Мне уже не терпелось там оказаться.

– В новой жизни у вас исчезнут все божественные силы, – сказала синигами. – Кроме, может, одной. Чтобы достичь прежних возможностей, развивайте свой культ, заведите преданных жрецов и вселите в сердца как можно больше людей веру в вас.

– Что может быть проще, – прохрипел я и глянул на шакалоголового. – Все же у тебя добрый характер, Нуб.

Желтые глаза Анубиса смотрели в пустоту за дверью.

– Я – Проводник египетских душ, а ты все же египтянин, – он помедлил. – Бесстыдный, ты всегда будешь любить не тех, ибо всегда будешь любить всех без исключения.

– Только не делай из меня Христа, – хмыкнул я. – Распятие мне не идет. Ну, пойду что ли.

Агония боли оттягивала изнеможение. По моим обессиленным мышцам пробежала искра, дух снова получил власть над истерзанным телом. На короткое время. Из последних остатков сил я шагнул в темноту.

Первая верующая

Пробуждение выдалось колючим.

Лежал я нагишом в стоге сена, глядя в утреннее блеклое небо. Стоило шевельнуться, как сухая трава с устюками хрустела и покалывала кожу. Впереди странные красные луга уходили вдаль до темно-зеленой полосы леса.

Не менее странная девица изучала мой спящий черный жезл, держа на загорелой ладони мягкую головку. Если б не одно «но», девка выглядела б как типичная простушка-крестьянка. Молодая, румяная, русые волосы сплетены в тяжелую косу, на огромной груди топорщится тонкий сарафан на голое тело, от чего пуговицы на нем расходятся и местами обнажают белую нежную кожу. Кровь с парным молоком, если коротко. Молодуха так бы и воспринималась созревшей кобылкой-буренкой, готовой к осеменению, да только белые кроличьи уши над темным лбом направляли фантазии совсем в другое русло. Мех ушек сверкал на солнце, как свежий снег, и манил взгляд не меньше пышной груди.

Девушка-кролик? Ммм…а только ли ушки звериные? Если у местных жителей и половая активность бешено-кроличья, то этот мир мне по душе.

Заметив мое пробуждение, девица не стушевалась, дальше спокойно качала мой член в ладошке, как младенца в люльке:

– Совсем нагой, даже без исподнего. Ограбили? – не дожидаясь ответа,девица грустно протянула. – Бе-е-едненький. Откуда ты такой – уголек, еще и худенький совсем?

Подождал, пока слова на незнакомом языке обретут смысл.

– Черный с рождения, – я медленно приподнялся на локтях, стараясь не наколоться на колючки в сене. – А худой… у тебя не найдется, чем это поправить?

Живот у меня урчал как у смертного, и это совсем не радовало. В недавнюю бытность блудливым богом грех чревоугодия меня никак не прельщал. Даже бывало, по несколько столетий подряд крошки хлеба в рот не клал. В Роке же моя божественная выносливость, похоже, сточилась до физиологических свойств человека. Ох, блазн-соблазн, придется по новой прокачивать силу боженьки.

Девица, молодец, намек поняла, бережно положила мой жезл на бедро и достала откуда-то из-под стога плетеную корзинку. От аромата свежей выпечки у меня слюнки потекли. Девица подсела ближе, так что наши голые плечи касались друг друга. Вот так мы сидели и уминали сытные коржи с козьим молоком из глиняного кувшина.

Я понимал язык девицы благодаря связи с облаком веры. Оно окутывало Рок подобно атмосферной оболочке. Каждый мир с разумной жизнью обвивает такая энергия. Облако веры для богов значило ту же реку жизни, что Великий Нил для древних египтян или Всемирная паутина-интернет для современных диванных задротов и порнодрочеров. Осадки душевных порывов бесконечных поколений людей образовывали это облако, и боги выступали как его продукт. Наши ипостаси и божественные атрибуты: к примеру, вечно эрегированный лингам Шивы, вагина-капкан Иштар или мой боевой жезл – сформировались как архетипы собирательного человеческого мировоззрения.