Похождения Египетского бога - Володин Григорий Григорьевич. Страница 4

Облако веры Рока, в отличие от земного, обладало плотной зоной покрытия без разрывов, но пустовало. Мысленно я взывал: Алло, есть кто дома? Тишина в ответ. Отклики местных богов почему-то не ощущались в невидимой оболочке. Зато знаний и сведений о человеческих культурах, в том числе о языках в ней хоть лопатой греби.взывал: Алло, есть кто дома? Тишина в ответ. Алло, есть кто дома? взывал: Алло, есть кто дома? Тишина в ответ. Облако веры Рока, в отличие от земного, обладало плотной зоной покрытия без разрывов, но пустовало. Мысленно я взывал: Алло, есть кто дома? Тишина в ответ. Отклики местных богов почему-то не ощущались в невидимой оболочке. Зато знаний и сведений о человеческих культурах, в том числе о языках в ней хоть лопатой греби.

Мы поели, девица отодвинула корзину. Золотистые стоги на лугах мерно покачивались под порывами ветра. Вокруг не было ни души.

– Благодарю. Как зовут тебя, милая? – спросил я насытившись. Девица пригнула кроличьи ушки и улыбнулась так смущенно, так робко, что у меня засвербело в паху.

– Дрося, – и зачем-то добавила. – Матушка меня зовет Дрося-Кося.

Она хлопала большими глазами, как дитя. А тело ее принадлежало развитой и спелой женщине.

Я ощутил бурный прилив крови в область малого таза. Буду просто смотреть, и меня там разорвет пополам. Сочетание пушистой милоты с массивным, как броня танка, бюстом возбудит даже полного «эмоционального борова». Что уж говорить о Бесстыдном боге.

Дрося меж тем говорила, задумчиво глядя на дымчатый горизонт.

– Вот гуляла по лугу в последний раз девицей. Завтра батюшка выдает замуж. За Гробша выдает, – девушка-кролик вдруг всхлипнула. – За толстого ленивого Гробша.

Всхлипы продолжились. Слезы текли из глаз-озер по лицу, скатывались с круглого, как персик, подбородка на шею и ниже. Намокла и блестела ложбинка между тяжелыми грудями.

– Ну-ну, – я вытер пальцами загорелые щеки девушки, слегка тронул ладонью мех на ушках – для проверки реакции. И не зря, чуяло ж мое сердце! Взгляд Дроси мигом прояснился, озорные огоньки-желания загорелись в глубине черных зрачков. Неслабая эрогенная зона спрятана в этих двух клочках меха.

– Ты не толстый, – сказала Дрося, глубоко дыша. Грудь ее вздымалась, как отроги пробуждающегося вулкана. – И руки у тебя чистые, не потные. А у Гробша потнющие, сальные, жирные руки. Он весь-целиком лоснится от жира!

Последние слова она почти выкрикнула, звонкое эхо раздалось до самой опушки. Девушка пылала ненавистью, а от ненависти до любви, как известно, один муравьиный шаг. Это был идеальный момент для соблазнения.

Я встал на колени, терпя впившееся в колени сено. Обнял расстроенную девочку, чуть погладил ушки. С кроличьей частью я был осторожен, как сапер с бомбой. Похоже, дело тут обстояло как с клитором: поторопишься, переборщишь с касаниями, надавишь сильнее – и только раздражишь горячее юное тело. Потом будет вспоминать, как этого Гробша: «у него грубые, наждачные, чумазые руки. Он весь-целиком черный как сажа!» Толстоватый парень явно по-крупному накосячил в постели. А назвав себя девицей, Дрося преувеличила. Девственницы не гладят фаллосы незнакомых спящих в сене мужиков. Если они не гурии из исламского рая, конечно.

Касаясь щекой моего соска, Дрося взглянула на меня снизу-вверх.

– Так ты не ответил! Кто ты? – спросила она, борясь с возбуждением. – И почему один и голый?

Я улыбнулся Дросе и ее суетливым мыслям.

Все люди, пусть даже у них растут кроличьи уши, как стеклышки – просты и прозрачны.

Вовсе не от тревоги Дрося стопорила процесс. Какая уж тут тревога, когда не больше четверти часа назад она баюкала в ладошке мой член. Только любопытство и нежелание показать свою доступность. Все-таки те же четверть часа назад Дрося заявляла, что девица. Теперь приходится ломаться.

Я прочистил горло и произнес возвышенно, будто сектант-евангелист:

– Будь спокойна, дева. Ты в надежных руках, Дрося-Кося, – сказал я, вынимая ее титанические груди из тесной обертки сарафана. – Я – Мин, бог любви и желания. Бог страсти и жара в чреслах. Оружие мое – да, на него сейчас ты смотришь и облизываешься – не забирает, а дарует жизнь. Сегодня день моего рождения в вашем мире, поэтому лицезришь ты меня нагим. И честь тебе досталась немалая – стать первым моим последователем. Соверши со мной обряд зачатия и обрети благословение.

– Но я не могу, – хихикнула полуголая Дрося. Ее белые полушария с бурыми торчащими от возбуждения сосками колыхались, как густые облака. – Мне батюшка запрещает до свадьбы.

Моя улыбка стала шире. Поглаживая одной рукой мягкий шар, другой я продолжил расстёгивать пуговицы сарафана на твердом животе.

– Так в чем дело? На свете столько видов брака. Давай выберем самый удобный. К примеру, девадаси.

– Что есмь?

– В одном из народов моего прошлого мира девадаси – девочки, с рождения посвященные богу. Как будто замужем за ним.

– Ой, не надо за бога! Вдруг убиет, если не понравлюсь, – замахала руками Дрося. – За бога я боюсь!

– Так я то и есть бог. За меня же не боишься?

– За тебя не боюсь, – задумчивая морщинка рассекла загорелый лобик девушки. – Ты – вот какой щупленький и слабенький, ладошкой как комара прибить раз плюнуть. А за бога боюсь.

Я пожал плечами. Как раз дала о себе знать оставшаяся у меня сила, о которой говорила синигами. Выражался этот талант в способности видеть у людей ауры влечения. Сейчас вокруг ушек Дроси пульсировала алая корона – двенадцать клиновидных зубцов на обруче. Указывающий в мою сторону зубец горел ярче прочих, словно вкрапленный рубин. Сомнений нет: Дрося хочет меня. Ей по нутру именно щуплые и слабые, они понятны в отличие от странных богов с их неясным всемогуществом.

– Ну, тогда остается никах-мут’а, – сказал я, отбрасывая сарафан в сторону.– Брак для удовольствия, шииты придумали. Продлится он ровно столько, сколько мы захотим, – я взглянул на поднимающееся солнце. – Думаю, к вечеру разведемся.

Внимательно слушая меня, Дрося стягивала подъюбник с ягодиц.

– А коли так, – просто сказала она, – то постелю холстину.

Подьюбник белым лебедем спорхнул на сено

Пока она распрямляла на сене холстину, вытащенную из корзины, белый выпуклый зад призывно покачивался передо мной. Вдруг я подумал: какого пустынного демона жду? Схватил ягодицы и воткнул член в Дросю. И не прогадал: влагалище уже хлюпало, как сырая губка. Вся промежность блестела от смазки, она стекала даже на бедра. Бедная девочка, стоило же мучиться?

Вот теперь тебе хорошо, вот теперь я слышу, как ты довольно постанываешь, раскачиваясь на моем жезле.

И да, девственностью здесь и не пахло.

– На меня накатывает, ох…давно уже хочу…

– Зачем же терпела, дуреха?

– Вот потому что и дуреха… Ляпнула, что еще в девках, а потом боялась, вдруг врушей обзовешь…Быстрее…быстрее…ой, опять подкатывает…ты в самом деле бог....

Ясная цель, как путеводная нить, вела меня внутрь узкой дырочки, заставляла вколачивать жезл как можно глубже, тянуться к самой матке. Мне нужно соблазнить эту девушку, вытрахать так, чтобы сперма кипела в ней до самых ушек. Сделать своей первой верующей. И тогда моя божественная сущность закрепится в новом мире, оттеснит печать в облаке веры. В каком-то смысле все боги паразиты. Но мой паразитизм дарит удовольствие.

Лоно Дроси бурлило как гейзер. Осторожно, нежно мои пальцы мяли ее вытянутые ушные раковины. Через влагалище в головке члена отдавался бешеный стук юного сердца.

– Я кончаю…кончаю, – разносился над красными лугами крик девушки с кроличьими ушами, – ой…снова…боже…

Я потянул ее за плечи к себе и шепнул в ухо:

– Молись.

– Боженька, – взвизгнула Дрося. – Кончаю.

Я чувствовал, что сам вот-вот не выдержу. Надо срочно прерваться. Мои далеко не божественные силы отстают от моего гигантского желания. Сейчас это остро ощущалось. Хотелось столько всего испробовать с девочкой-кроликом, но мои надпочечники и половые железы не производят столько андрогенов. Пока.