(Не)приемный папа (СИ) - Бран Ева. Страница 17

- Да, пришли ваши результаты.

- И что там? – интересуюсь дрожащим голосом. У самой смелости не хватает прочитать.

- Вы полностью подходите, - говорит девушка, изучая листы.

Чувствую, как пол под ногами начинает плыть. Руки скользят по стеклу кабинки в попытке найти опору. Но у меня не получается, и я проваливаюсь в темноту.

Глава 12

Дмитрий

Всё нутро дыбом становится, как представлю, что надо к бывшей ехать. Знаю, что затея бесполезная, но должен цепляться за любую возможность. За два дня никаких подвижек с поиском донора. Не нашлось подходящих людей ни у нас, ни за рубежом.

Думал, что больше никогда не буду стоять у дверей этой кукушки, но жизнь распорядилась иначе. У неё оказалось специфическое чувство юмора с чёрным подтекстом.

- Что тебе надо? – зло интересуется Катя, как только видит меня на пороге.

- Пришёл поговорить по поводу нашей дочери. Кстати, её Варя зовут, - пытаюсь унять стихию внутри себя.

- Мне не интересно. И, кажется, мы уже выяснили всё ещё в прошлый раз.

- Твоя дочь больна! – не даю закрыть перед своим носом дверь.

- Я знала об этом ещё в роддоме, поэтому и отказалась от неё, - цинично отвечает Катя и продолжает попытки закрыть дверь. Не даю ей этого сделать.

- Что ты за тварь? Твой ребёнок умирает! Девочке срочно нужен донор. Я не подхожу, - выдыхаю сквозь стиснутые зубы. – Ну, хочешь, я заплачу? Большие деньги. Тебе ведь они нужны?

Катя останавливает свои попытки закрыть дверь и теперь уже с интересом смотрит на меня. Какой же надо быть циничной, продажной дрянью? У этого человека вообще душа есть?

- Сколько? – только и выдаёт она.

- Называй сумму, - борюсь с собой из последних сил, чтобы по роже этой гадине не съездить. Нельзя опускаться до её уровня. Дочери это не поможет.

- Э-э-э, нееет! Сам называй. А то я не в курсе, сколько нынче богатенький папочка готов за жизнь кровиночки отвалить.

- Стоимость твоей квартиры, - цежу.  – Сможешь ремонт сделать или купить новую – лучше.

Катя смеётся неприятно, а потом кивает.

- Ладно. Уговорил. Что надо делать? Почку ей отдать или ещё что?

- Часть печени, - не узнаю собственный голос. Он больше скрежет напоминает. Металлическим прутом по бетону.

- Ещё путёвку в санаторий оплатишь. Должна же я потом здоровье восстановить, - нагло начинает торговаться Катя, хотя видит, что я еле сдерживаю себя.

- Хорошо.

- Куда надо ехать?

- Собирайся, я отвезу. Надо сначала сдать анализы на совместимость и пройти обследование.

- Я её мать. Естественно пригодна для донорства.

- Не мать ты ей, - выдыхаю зло. – Жду в машине возле подъезда. Собирайся.

С этими словами разворачиваюсь и начинаю спускаться по лестнице. Перед глазами багровая пелена. Одному только богу известно, каким усилием воли могу заставить себя немного успокоиться. Приваливаюсь спиной к холодной бетонной стене на площадке между этажами и начинаю глубоко дышать. Хочется крушить всё, до чего руки могут дотянутся, но я сдерживаюсь. Нельзя. Ради Вари я должен держаться. У неё есть только я. Если идти на поводу у эмоций, ничем хорошим это не закончится.

Воздух вокруг меня словно загустевает, приглушая звуки и краски внешнего мира. Вдох-выдох. Только это простое действие. Про себя веду отчёт вдохам, а потом перед внутренним взором печальные глаза Ксюши возникают. И каким-то чудом мне удаётся взять себя в руки. Даже образ этой женщины действует на меня благотворно.

Почему мы с ней встретились при таких обстоятельствах? Хотя именно они и послужили толчком. К чему? Мы по-прежнему чужие люди. Сворованный поцелуй ничего не значит. Но так хочется верить в светлое завтра. Что весь этот ужас закончится, Варя выздоровеет, а Ксюша станет ей мамой, а мне любимой женой.

Когда ты бредёшь вслепую, продираясь сквозь кромешный мрак, окутывающий со всех сторон, то чтобы не сойти с ума, тебе просто необходим лучик света. Мысли о счастливой семье со здоровой дочерью и любимой женщиной стали для меня таким лучиком.

Катя выходит довольно быстро. Только продышаться успеваю. На ней потрёпанная старая куртка явно с рынка. Даже дешёвым магазином тут  не пахнет. И джинсы под стать. Замызганные и застиранные до дыр. И это не те потёртости, что вошли в моду. А именно выношенная до неприглядного вида вещь.

От Кати пахнет табаком и перегаром. Кривлюсь, стараясь инстинктивно отстраниться. Как она умудрилась так опуститься за шесть лет? Неужели эта женщина сама себе не противна?

- Что, боишься замараться? – будто читает мои мысли. Хотя, наверное, у меня всё на лице написано.

Молчу. Понимаю, что если открою рот, то могу не сдержаться. А ведь Катя была красавицей. Многие за ней по пятам ходили. А сейчас её шелковистые платиновые локоны превратились в паклю, лицо выдаёт первые признаки увядания, хотя Кате ещё и тридцати нет, ногти изгрызаны, да и вообще руки выглядят ужасно неухоженными.

- Если бы ты знал, каково мне пришлось, то не смотрел бы так осуждающе-брезгливо, - холодно говорит она, отворачиваясь к окну.   

Совершенно не хочу знать подробности её жизни. Этой женщине нет оправданий и точка.

В больнице настаиваю на том, чтобы Кате провели полную диагностику печени. Надо исключить все риски для Вари. А если учесть, какой образ жизни ведёт Екатерина, то не удивлюсь, если орган окажется непригодным для пересадки.

У неё берут кровь, делают МРТ и говорят, что все результаты будут послезавтра. Даже не предлагаю зайти к дочери. Зачем? Она даже имени её знать не хотела.

- Пойдём, отвезу тебя домой, - говорю сухо и шагаю к выходу. Катя на несколько мгновений замирает, мнётся, но в итоге молча идёт следом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ксению застаю спящей в кресле. Варя тоже мирно посапывает, обняв Плюшку. От чего-то мне кажется, что за несколько часов, что я отсутствовал, что-то произошло. Ксюша будто выгорела. Кожа бледная, губы даже во сне, сжаты в тонкую линию.

Трогаю её за плечо, веду кончиками пальцев по нежной шее, заправляю прядь волос, выбившуюся во сне, за ухо. Ксюша глубоко вздыхает и распахивает глаза.

- Как Варя? – тихо спрашиваю.

- Всё стабильно. Приходил врач, назначил какие-то новые препараты. Бланк на тумбочке лежит, - кивает Ксюша в сторону документов.

- Посмотрю. А ты как?

- Нормально, - тихо говорит Ксюша и отводит глаза. Мне кажется, она ещё плотней губы сжимает и вся напрягается.

- Ты выглядишь уставшей. Правда, всё в порядке?

- Угу.

Она поднимается и начинает собираться.

- Я покормила Варю. Теперь перед самым сном дашь её йогурт и яблочное пюре.

Молча наблюдаю за Ксенией. Её, обычно плавные движения, сейчас резкие и какие-то дёрганные.

- Ничего не хочешь мне сказать?

Она качает головой, накидывая пальто. Не верю. Чувствую, что с ней что-то не так, поэтому притягиваю к себе и крепко обнимаю.

- А если я тебя не выпущу, пока не расскажешь? – шепчу в макушку, вдыхая её запах. Ксюша замирает, напрягается в моих руках, а потом поднимает бледное лицо, смотря на меня большими печальными глазами.

- Дима, - вздыхает. – Не надо. Правда, всё хорошо. Просто устала и недомогание из-за беременности.

Чёрт! Уже успел забыть. А ведь я знаю, какие у Ксюши проблемы по этой части.

- Не надо было тебе соглашаться на моё предложение. Я эгоист. Не место тебе здесь в таком положении.

Ксюша поднимает руку и кончиками пальцев касается небритой щеки. Не могу удержаться, наклоняюсь и целую её. Кто для кого сейчас опора – не разобрать. Мы тонем друг в друге, сплетая наше дыхание. Как же хочется назвать эту маленькую, хрупкую, уютную женщину своей. До ломоты в костях и скрежета зубов. Прижать к себе и не отпускать, покрывая поцелуями каждый сантиметр тела. Но я не могу. Она не разрешает называть её своей.