Последнее решение - Колодзейчак Томаш. Страница 10

— Там погибли люди, Трыць, — из-за соседнего столика долетела фраза, как бы напрямую связанная с размышлениями Даниеля. — Соляры — враги, но они помогают победить другого врага! Подрывая их силу, ты играешь на руку коргардам!

— К черту, Фриц! Колонизация! Вот что мы получили! Увеличение таможенных сборов и налогов! Потому что им надо строить свои чертовы трансфертные станции…

— Заткнись, Трыць! — Фриц заметил, что Даниель посматривает на них. Это были молодые, крепко сбитые мужчины с чисто выбритыми головами и рядами имплантированных гнезд вдоль шей ниже затылков. Черепа были прозрачными в соответствии с новой модой, распространенной среди пилотов внутрисистемных глитов. По хрустальной поверхности проплывали блестящие разноцветные пятна, то и дело приоткрывавшие, что у Трыця и Фрица было в прозрачных черепах. Мозги.

Даниель махнул рукой, давая понять, что просит прощения за любопытство, и улыбнулся. Фриц легко кивнул, дескать, принимает извинение, но по-прежнему остался сосредоточенным и настороженным. Трыць тоже замолчал. Оба, как и Даниель, начали прислушиваться к новым сообщениям. Неожиданно коммуникатор Даниеля переключил канал приема с сервиса на извещения.

— Капитан корабля «Ганс Гейнц Эверс» вызывает на борт всех пассажиров, находящихся вне парома. Просим ускорить возвращение. Отлет планируется через восемь часов. Повторяю, пассажиров транспортного корабля «Ганс Гейнц Эверс» просят возвратиться.

Что за экстренный вызов? Ведь Дирак все еще заблокирован и не поступило никаких сведений об окончании спасательных операций?

Спустя несколько минут в бар влетел парнишка лет, может, десяти. Он махнул рукой в знак приветствия в сторону Трыця и Фрица, потом подошел к стойке. Что-то сказал бармену. Тот внимательно выслушал посланца, словно обдумывая его слова. Наконец отослал мальчика и медленно направился к Даниелю.

— Черт побери, парень, я знаю, кто ты… — засмеялся он. — Если, разумеется, ты тот, за кого себя выдаешь. Человек… Я знал его, черт побери, я знал его в детстве… Меня зовут Бирон Эриксон. Здравствуй!

Даниель пожал протянутую руку. Краем глаза заметил удивленные лица Трыця и Фрица.

— Наши диспетчеры на космодроме всегда получают списки пассажиров, но никогда не проверяют их, да и зачем? Но когда вас начали сзывать на корабль, с орбиты пришел дополнительный запрос о путешественниках, находящихся в городе. Ну и тогда кто-то прочел этот чертов список внимательнее. И сопоставил. Только один человек отправился в город. Даниель Бондари. Это ты, человече! Ты — его сын!

— Пассажир Бондари, — неожиданно заговорил коммуникатор. Индивидуальное сообщение.

— Слушаю.

— Говорит Керк Баронтайн, первый офицер корабля «Ганс Гейнц Эверс». Вы слышали вызов?

— Да, я получил сообщение.

— Прошу незамедлительно возвратиться на корабль. Вы — единственный пассажир на поверхности Танто. Ваше возвращение займет много времени, а нам надо спешить. Мы вынуждены нагонять упущенное.

— По моим подсчетам, я появлюсь на борту корабля через неполных пять часов. В сообщении шла речь о восьми. Так что у меня есть время.

— Господин Бондари, мы просим возвратиться немедленно. Восемь часов верхний и последний срок. Прошу не усложнять нам работу.

— Понимаю, господин Баронтайн. Уже собираюсь. Да, прошу сказать, к чему такая спешка, коли мы все равно не можем лететь дальше. Дирак по-прежнему неисправен.

В голосе офицера послышалось раздражение.

— Не знаю, господин Бондари. И мне не к чему знать. Я получил приказ вызвать персонально вас и нескольких других пассажиров, которые слишком удалились от корабля. Поймите, полет на Дирак продлится несколько месяцев. За это время станцию наверняка исправят. Так что волноваться не о чем.

— Нет, есть о чем. — Даниель понизил голос. — Если вы взглянете на статус гиперпространственных станций, то найдете пункт, говорящий о таких ситуациях, как наша. Там четко сказано: «Пока гиперстанция не подтвердит своей полной исправности, все вылеты внутрисистемных паромов приостанавливаются». Нашли? Советую использовать ключи: авария, гиперпространственная станция, паромы…

— Перестаньте меня поучать. Я знаю кодекс перевозчиков и знаю, что вы правы. Но это ничего не меняет. Я получил такое указание, а вы обязаны подчиняться приказам экипажа транспортного корабля. А теперь взгляните на текст транспортного договора. Пункт третий, параграф…

Уголком глаза Даниель увидел, что в бар снова забегает мальчик, подходит к хозяину и что-то шепчет тому на ухо. Тяжело сопит. Поглаживает разбитую коленку, косится глазом на Даниеля.

— Одну минутку, господин Баронтайн…

— Есть сообщение, — сказал бармен. — Только что наши диспетчеры засекли военный транспортер. Он опустится через четверть часа.

— Господин Баронтайн, — снова спросил Даниель. — Вам что-нибудь известно о солдатах? Ваш капитан когда-нибудь пользовался услугами армии, чтобы быстрее затащить людей на борт?

— Наверняка нет. — Голос офицера прозвучал твердо. — Я бы об этом знал. Когда вы прилетите?

— Думаю, вы меня не дождетесь, — спокойно сказал Даниель и отключился. Потом взглянул на бармена, повел взглядом по лицам окружающих. Известие о том, кто он такой, быстро разошлось по заведению. А теперь еще этот разговор во всеуслышание. Несколько десятков пар глаз с интересом посматривали на него. Даниель медленно поднялся. Неожиданно почувствовал груз прожитых лет, реальных и виртуальных. Он был утомлен, и у него болели мышцы. Память доставляла страдания. Все зло, испытанное и причиненное им, моментально заполнило мозг. Он почувствовал страх.

Бармен переключил несколько увеселительных голопроекторов. Теперь они демонстрировали приближающуюся к Танто ракету. Даниель узнал характерные обводы и знакомые символы, покрывающие корпус. Это был транспорт Департамента Общественной Безопасности.

— Они идут за мной! — тихо сказал Даниель. — О боже… Меня опять преследуют!

4

— Очередной террористический акт вынуждает власти нашей планеты применить чрезвычайные средства безопасности. — Голос диктора привлек внимание. — На сей раз целью нападения экстремистов стала не военная база, не учреждение планетных властей, а обычный гражданский объект, Станция Дирак, обеспечивающая нам контакт с остальной человеческой цивилизацией. Станция Дирак, на которой находятся тысячи ни в чем не повинных людей. Станция Дирак, наша единственная надежда на победу над коргардами. Они не колебались ни минуты. Использовали веру нашей охраны в то, что даже такие вырожденцы не нападут на важный пункт, не подвергнут смертельной опасности тысячи граждан. Вот истинное обличье бандитов, выдающих себя на защитников Гладиуса, вот кто они, преступники, вот куда их завела черная ненависть, жажда мести и ксенофобный страх!

По предварительным оценкам, в результате помех в сфере гравитационного провала и гиперпространственного прохода уничтожено тридцать процентов передающих систем станции. Связь с другими проходами была прервана на шестьдесят три часа. Погибло семьдесят пять человек, а шестнадцать считаются пропавшими без вести. Их кровь, отчаяние их близких и горе друзей падут на головы предателей Гладиуса…

— Вообще-то у нас нет никаких доказательств, что это было нападение несгибаемых. Что это был теракт, — тихо сказал Рамзес и взглянул на Дину. — Мы послали тщательно охраняемый военный транспорт. Мы не знаем, что там происходит.

Свет в комнате был приглушен. В этот момент на занимающем всю стену экране показывали жену одного из погибших. Женщина истерически рыдала, то проклиная убийц из подпольной организации, то расхваливая какие-то стимуляторы, позволяющие ей легче переносить страдания, то выкрикивая имя трагически погибшего мужа. Однако Рамзес смотрел не на экран, а на сидящую в темном углу комнаты сестру. Дина вжалась в кресло, обхватив руками подтянутые к подбородку колени. Изображение на экране отражалось от серебристых сеточек ее глаз — деформированное, расплывчатое, двоящееся. Несмотря на несущиеся из динамика рыдания, перемешанные с выкриками репортера, Рамзесу казалось, что в комнате стоит абсолютная тишина. Словно вырывающиеся из-за спины шумные звуки принадлежали другому миру. Он видел лишь темные глыбы мебели, резкие тени свешивающихся с потолка листьев и эту маленькую, окутанную тенью фигурку, на лице которой горели два стеклянистых зеркальца. Он очень любил ее.