Последнее решение - Колодзейчак Томаш. Страница 8

Воспоминание об отце помогло Даниелю сообразить, что объединяет идущих мимо людей. Все это он видел у Дирка много лет назад. Отец дышал очень размеренно и несколько реже, чем средний гладианин. Ходил немного наклонившись вперед и сутулясь — Даниелю всегда казалось, что отец занимает в пространстве меньше места, нежели должен был бы занимать взрослый человек его роста. Кожа у отца всегда была сухой, шершавой, чуть более интенсивно пигментированной, чем следовало бы. Все это было результатом эмбриональной предохраны тантийцев от повышенной радиации.

Даниель знал, что и сам он тоже носит в себе гены, ответственные за эти особенности. Однако их дезактивировали искусственным путем, когда подвергали эмбриональному лечению, чтобы приспособить к жизни вне нормальной планеты.

«Мы — вроде дельфинов, — сказал когда-то Даниелю отец. — Дельфины потомки рыб, вышедших из моря на сушу, эволюционировавших в млекопитающих, а затем вновь погрузившихся в океан. Наши предки отвергли планетную среду, приспособились к лунному миру, а ты — первый кит, вновь перестроенный для жизни на нормальной планете».

Даниелю, которого к действию подтолкнуло неожиданно всплывшее воспоминание, отыскал гнездо внутренней сети города и вписал ключ: БОНДАРИ. Через секунду на экране появился перечень десятка живых в данный момент граждан с такой фамилией, нескольких уже скончавшихся, а также название площади, улицы и сорманитского храма. Даниель потребовал дать расширенную информацию и тут же получил соответствующие сведения и план Семменса.

Улица Бондари была одной из самых длинных в городе и оканчивалась у действующего выходного шлюза на небольшой площади, также носящей имя Дирка. Примерно на половине ее длины размещался храм сорманитского культа — религии, получившейся из скрещивания древнего лютеранства с манихейством и обновленной в XXII веке пророком по прозвищу Сорман, истинного имени которого никто не знал. Отец Даниеля был человеком глубоко верующим, мать — нет, и это порой приводило к семейным конфликтам. К счастью, такое случалось очень редко, Даниель знал священные книги своих предков, как, впрочем, и основы нескольких десятков иных религий, распространенных в системе Мультона. Был свидетелем совершаемого отцом ритуала, ребенком принимал участие в групповых молениях, вместе с отцом отмечал религиозные праздники. Сейчас, ничуть не колеблясь, он направился прямиком к святилищу — одной из трех сорманитских часовен в этом городе, шести на всем Танто и восьми в системе Мультона.

Движение на улицах было вялым. Возможно, потому, что Даниель попал в Семменс в то время, когда Танто был на не освещенной Спатой стороне планетки. Погас естественный светильник, дающий колонии энергию, и люди шли спать — конечно, не считая сотрудников круглосуточных служб. Передвигаясь по городу, Даниель не встретил ни одного ребенка, зато миновал несколько военных и гражданских патрулей, с таким же недоверием, как и солдаты, посматривающих на него. Скорее всего сразу же бросалась в глаза его нетантийская внешность — а ведь чужаки, заявляющиеся сюда в последнее время, были посланцами враждебного внешнего мира. Это Даниель прочел во взглядах горожан.

Улица Дирка Бондари была шириной не больше двух метров. Ее освещали редко расставленные электрические фонари. По обеим сторонам тянулись ряды дверей, украшенных знаками продуктовых и лекарственных складов, святилище-часовня находилась — разве могло быть иначе? — внутри небольшого контейнера. Над овальным, снабженным броневыми дверями входом был изображен сорманитский символ — ребенок, несущий крест. Рядом поместили светящуюся табличку с сообщениями и извещениями. Даниель прочел несколько надписей — приглашение на церемонию венчания, совместное чтение Библии, размышления над словами Сормана, коллективную работу по строительству детского парка отдыха. Чувствовалось, что жизнь здешнего малого общества вблизи святилища была довольно интенсивной.

Даниель толкнул дверь часовни. Дверь скрипнула, вздохнула и приоткрылась на ширину ладони. Изнутри просочился слабый свет. Даниель нажал всем телом и наконец сумел отворить дверь настолько, чтобы протиснуться внутрь. Оказался в небольшом зале перед алтарем с барельефом, изображающим ребенка с крестом и два лица, отмеченных страданием распятого Христа и Мани, с которого содрали кожу. Портретов Сормана в храмах никогда не помещали, ибо он был не Богом, а лишь учителем и обновителем. Рядом с изображениями висела табличка с тремя священными числами — тринадцать, двадцать пять и тридцать три. Даниель преклонил колено и прошептал молитвенное приветствие, которому научился в детстве от отца и многие годы произносил во время религиозных церемоний. Потом перестал, но подсознание сохранило память о словах и жестах.

Мир был сотворен — учили книги — двумя равными силами: Добром и Злом. Нет никаких гарантий, что при окончательных расчетах победит именно Добро, а грех будет наказан. Не будет никакого Последнего Суда, а лишь Последняя Битва, в которой слуги света пойдут против сил тьмы. Их сила будет зависеть от количества приверженцев, количества душ, которые прошли по жизни праведным либо неправедным путем. А посему каждый верующий обязан поддерживать Добро всем своим существованием. Тяжкой работой, порядочностью, покорностью, милосердием… Меньшее значение сорманиты придавали миссионерской и созерцательной деятельности, хотя существовали среди них такие ордена, как Зеленый Круг. Богу Яхве и его двум сыновьям они служили делами. Каждое доброе деяние — капля энергии, влитая в мускулы ангелов, вставших в ряды бойцов во время Последней Битвы; каждое зло питает гордыню демонов. Даниель понимал, что его интерпретация сорманитства, та, какой он ее запомнил с детства, — слишком проста. Однако знал, что религия отца, хотя сам он отверг ее обряды, достаточно серьезно формировала его личность. Сорманитская доктрина прекрасно согласовывалась с гладианской Хартией Прав. Сорманиты были небольшой, но решительной и последовательной в своих действиях религиозной сектой. Места для колонизации они выбирали всегда в тех системах, в которых светские законы не вступали в противоречие с их религиозными взглядами. Гладианские кодексы, суровые, но однозначные, написанные языком «да-да, нет-нет», их устраивали. Впрочем, сорманитов, нацию работящую и практичную, охотно принимали во многих мирах. Они получали привилегии и земли, а взамен осваивали дикие планеты, заниматься которыми было не так уж много охотников.

Свет в часовне неожиданно дрогнул, за спиной у Даниеля раздался скрип. Он тут же обернулся. В приоткрытых дверях мелькнула тень, послышался звук удаляющихся шагов. Даниель поднялся с колена, еще раз взглянул на лики замученных пророков и вышел. Коридор-улица был пуст.

Даниель включил коммуникатор, но никаких сообщений с «Ганса Гейнца Эверса» не обнаружил. Зато поступила очередная информация с гиперпространственной станции, касающаяся катастрофы. Большинство сервисов передавало одинаковые, наверняка прошедшие цензуру сведения. Несколько региональных передатчиков, которым пока еще удалось сохранить толику независимости, добавили горсть слухов. Официально утверждалось, что трагедия произошла во время транспортировки большой группы людей. Прошла серия пульсаций, нарушивших работу гравитационных катушек, что, в свою очередь, дестабилизировало гиперпространственный проход, вернувшийся в состояние естественного квантового хаоса, а это не позволяет пересылать через него какие-либо объекты. Репортеры сообщали о гибели нескольких пассажиров, капсулы переброски которых не были своевременно удалены из прохода. Были пострадавшие и среди команды Дирака. Разумеется, все время не забывали напоминать, что в действительности катастрофа произошла более четырех месяцев тому назад — столько времени требовалось мчащейся со скоростью света информации о трагедии, чтобы дойти от Дирака до звездной системы Мультона.

Даниель выслушал все это, не останавливаясь. Он хотел посетить дом своих дедов, в котором многие годы назад воспитывался Дирк, и надеялся застать там кого-нибудь из родственников или знакомых отца либо узнать, где они сейчас живут.