Гриада - Колпаков Александр. Страница 29

То и дело к нам подлетали гриане и бесцеремонно разглядывали, выпучив огромные глаза. Один из них приблизился ко мне почти вплотную. Я приложил пальцы ко рту, давая понять ему, что хотел бы поговорить, да жаль, не знаю грианского языка. Элц, стоявший у лингвистической переводной аппаратуры, которую настраивала группа ученых, тотчас заметил мой жест и истолковал его, как желание закусить, ибо передо мной, словно из под земли, появился низкий столик из серебристой пластмассы, уставленный треугольными сосудами и чашами.

Яства гриан были довольно странными на вид. Я осторожно поднес ко рту коричневый кусочек какого-то желе и остановился.

«Вот сейчас съем — и конец. Что хорошо для них, может оказаться ядом для земного организма», — в страхе подумал я. Однако все обошлось благополучно. Коричневый ломтик так и таял во рту. Вкус его был непередаваем, ибо он сразу напоминал три наиболее изысканных тропических плода Земли: дурьян, мангостан и пулассан. Остальные кушанья были так же замечательны. Мы быстро поглощали пищу тарелка за тарелкой, не обращая внимания на усиливавшийся гул: по-видимому, гране были поражены нашим волчьим аппетитом. Но я перестал стесняться и почти забыл об окружении, так как изрядно проголодался.

Установленная грианами новая лингвистическая аппаратура была гораздо сложнее, чем та, которой они пользовались около астролета. Битый час мы с академиком называли различные предметы и движения гриан, а группа операторов усиленно подбирала программу перевода. Наконец, не веря своим глазам, я увидел, как на экране, перед которым говорил грианин, стали появляться осмысленные фразы прямо на нашем языке. Гриане в течение часа настолько уловили сущность нашей грамматики и основной лексики языка, что и мы стали понимать их — не полностью, правда, но в объеме, достаточном для общения.

Элц обратился к нам с речью:

— Люди так называемой Земли! Ваш карантин закончен. Все то время, которое вы со своим космическим аппаратом находились в днище спутника, вас интенсивно обучали бактерицидными лучами. Они уничтожили все бактерии и вирусы, гнездившиеся в ваших телах и представлявшие страшную опасность для нашего мира. Теперь мы готовы познакомить вас с великой цивилизацией Грады. Она развивается уже свыше двадцати тысяч лет!

Самойлов, внимательно следивший за световыми фразами на экране, в этом месте насмешливо улыбнулся и обернулся ко мне:

— Чудеса, Виктор. Их цивилизация развивается всего лишь двадцать тысяч лет; в тот момент, когда мы улетали с Земли, она еще не существовала. Пока мы добирались сюда, в нашем корабле прошло полтора десятилетия, на Гриаде же, как и на Земле, в тысячи раз больше. Значит, земная цивилизация насчитывает сейчас свыше десяти тысячи веков! Она неизмеримо выше грианской. Когда мы стартовали, предки этих существ ходили нагишом…

— Вернее, карабкались по деревьям, сбивая палкой плоды, — уточнил я. — Однако мы проспали в анабиозе и нашу и их цивилизацию и безнадежно отстали по развитию как то своих, так и от чужих. Нам будет очень трудно, особенно вам.

— А почему же особенно мне?

— Вам не понять принципов грианской науки, — слегка уязвил я его.

— Плохо разбираетесь в научных принципах, молодой человек, — вспылил Петр Михайлович. — Законы природы едины везде…

Я погасил улыбку сомнения, не желая обижать славного академика.

Убедившись, что мы понимаем их язык, гриане, окружавшие Элца, буквально засыпали нас вопросами. Но из этого ничего не вышло, ибо на экране «переводчика» появилось так много фраз, что получилась настоящая тарабарщина. Петр Михайлович стал жестикулировать, давая понять, что мы ничего не понимаем. Элц знаком приказал всем умолкнуть. Я заметил, что гриане беспрекословно слушаются его.

«Что бы вы хотели сейчас делать?» — спросил нас экран (вернее, Элц).

— Спать, — буркнул я, ибо страшно устал; к тому же сильно клонило ко сну после плотного обеда.

Самойлов удивленно посмотрел на меня, но потом согласился.

Сопровождаемые толпами зевак, мы стали спускаться по бесконечным эскалаторам внутрь восьмигранного здания, оказавшегося, как я узнал впоследствии, не то грианской Академией наук, не то высшим органом власти. По-гриански этот дом назывался несколько странно — «Кругами Многообразия».

Через два часа мы уже спали в отведенной нам комнате, утомленные необычными впечатлениями.

…На другой «день» спозаранку нас взяли в работу ученые. Я беру слово «день» к кавычки, поскольку здесь это было чисто условное понятие. День на Гриаде царил всегда. Если грианское солнце регулярно всходило и заходило, то второе светило — центр Галактики — вечно сияло на одном и том же месте небосвода. Темноту же в своих жилищах и городе гриане, вероятно, создавали искусственно: когда мы вчера ложились спать, один из них нажал диск около двери, и прозрачные стены нашей комнаты сразу стали черными как сажа. Наступила глубокая темнота, располагающая ко сну.

Едва мы позавтракали, как десяток гриан бесцеремонно вошли в нашу комнату и с помощью «переводчика» предложили нам идти на «занятия».

— Какие занятия? — спросил я. Это слов сразу нагнало на меня скуку, ибо я жаждал зрелищ и путешествий.

— По грамматике и лексике языка, — ответил сухопарый высоченный грианин с густой огненно-рыжей шевелюрой и громадными миндалинами иссиня-черных глаз. Через все лицо у него проходил странный раздвоенный шрам.

— Эти занятия нам крайне необходимы, — сказал Петр Михайлович, заметив гримасу недовольства на моем лице. — Чем скорее мы овладеем программированием, тем быстрее узнаем о вещах, которые нам, возможно, и не снились.

Пришлось несколько недель париться над составлением простейших программ перевода с грианского языка на наш. Если Самойлову это давалось сравнительно легко, то для меня представляло настоящую абракадабру; обучал нас сморщенный старый грианин неопределенного возраста: я убежден, что ему было двести или триста лет.

Однажды нас привели в центральный зал Кругов Многообразия, где сидело не менее тысячи гриан в странных треугольных ермолках из голубой пластмассы. Мы снова разместились перед экранами больших лингвистических машин еще более сложного устройства, чем те, которые применялись на платформе в день нашего прибытия. Потянулись долгие часы утомительных расспросов о Земле, о ее общественном строе, о развитии науки и техники. Больше отвечал Петр Михайлович. Он сразу нашел общий язык с учеными и, сев на любимого конька, пустился в малопонятные рассуждения о свойствах пространства-времени, так любезного сердцу физика-теоретика.