Казнь Мира. Книга первая (СИ) - Трефилова Майя. Страница 13

— Позволь устроить тебе ещё одну проверку, — и тут магистр сдвинул все папки в сторону, и Фео увидел, что за ними стояла шкатулка. Та самая, с Осколком.

Сердце Фео упало. Теперь он предпочёл бы тюрьму тяжёлым видениям прошлого, чужим страданиям, что оживают по воле слуг Магикора.

— Я не буду этого делать, — ответил Фео. Глава Совета только таинственно улыбнулся.

— Что, и о судьбе Теврона не хочешь узнать? Ведь это ты пробудил его боль.

— Не хочу. Это меня не касается.

Последствия дерзости мало волновали Фео. Он думал только о том, как бы убежать из кабинета, но встать со стула не мог. Тело не слушало воспалённый мозг, который порождал одну сумасшедшую идею за другой. Потому Фео просто сидел, чувствуя, что секунды становятся мучительно долгими. Будто сам Силинджиум вмешался в ход времени.

Глава Совета расхаживал вдоль стеклянной стены. Фео следил за ним взглядом и пытался разгадать, как повлияли его слова на магистра, на вид озадаченного, но не злого.

— Я не хочу издеваться над тобой или Тевроном, но ты должен понимать цену обучения в магикорской Цитадели, а также вес моего предложения.

— Какого предложения? — у Фео внутри всё перевернулось.

–Узнаешь, если откроешься прошлому.

Неужели Глава Совета надеется, что любопытство заставит Фео повиноваться? Разве стоит знание бремени, что несёт с собой? И всё же слова магистра всколыхнули юную душу. Нет, не собственная тайна волновала Фео. Горестный крик ожил в сознании, а с ним и болезненный секрет, который Фео стремился раскопать из-за обиды на отца. Гиддеон не отнимал у Теврона сына ни прямо, ни косвенно. Осколок не мог вернуть к жизни разбившегося Симфирита, но теперь слова Теврона казались глубже и многозначительнее, чем изначально. Что стало с памятью безутешного отца, раз он с усмешкой попросил воскресить день гибели сына?

Фео себя возненавидел, поняв, что попал на крючок магистра Сармата. Что ещё хуже, Глава Совета мгновенно разгадал сомнения метущейся души, и вот Осколок Прошлого уже лежит на ладони Фео. Последняя попытка сказать нет, но…

«Пощади меня, Силинджиум. Не достоин слабый духом стать твоим слугой».

Колдовским огнём блеснули ярко голубые глаза по ту сторону зеркала. Набрав воздуха в грудь, Фео крикнул:

— Вихрь времён!

Кабинет остался тот же, только залит оранжевым закатным светом. Ещё не седой Глава Совета сидел за столом и с отрешённым видом крутил пальцами писчее перо. Вдруг магистр оживился и сделал колдовской жест.

Сквозь Фео, который недвижимо стоял и не до конца понимал, что происходит, прошёл… он же. Только чуть старше, с прямой осанкой и в лазурной мантии магикорца. Фео потряс головой, приводя мысли в порядок. Конечно, это был отец, и, чтобы лучше видеть разговор Гиддеона и Главы Совета, Фео отошел к правой стене.

— Зачем вы вызвали меня, магистр? Я должен ещё неделю находиться в лечебнице, — сказал отец, проигнорировав предложение сесть.

— Да, да, знаю. Однако мне доложили, что признаков чумы у тебя нет.

— Тем не менее, есть порядок…

— Что ещё ты хочешь рассказать мне о порядке, Гиддеон?

Впервые Фео увидел, как его отец проиграл. Парировать ему было нечем.

Гиддеон сел на тяжёлый стул, видимо, чтобы успокоиться. В холодном взгляде отца читался прежний вопрос, который вслух на этот раз не прозвучал. Слово досталось Главе Совета.

— Ты слышал про Теврона?

Гиддеон кивнул и, как показалось Фео, напрягся. Предвосхитил, что потребуют чего-то, или же прочувствовал трагедию коллеги как личную?

— Он не ест. Почти не спит. Пару раз мы пресекали попытки самоубийства, но надолго ли нас хватит? Ты должен что-то сделать, Гиддеон. Сейчас нет возможности искать Теврону замену, а обучение не должно прекращаться.

Глава Совета откинулся на спинку, ожидая ответа, но Гиддеон не торопился. Фео подумал, что отец тщательно размышляет над новой фразой, чтобы больше не быть повергнутым.

— Я понимаю, к чему вы клоните, однако всё же спрошу: почему я? Магикорцы, постоянно работающие с Зеркалом, лучше справятся.

— Я так не считаю, — возразил магистр. — Ты самый искусный из них, хоть и отказался изучать Время. Я знаю, что оно причиняет тебе боль. Но Осколок ты, тем не менее, взял…

Глава Совета вновь победил. Гиддеон выглядел поникшим, растерянным, и так напоминал Фео его самого, явившегося перед магистром Сарматом. Голос отца прозвучал так же, как голос Фео восемнадцать лет спустя:

— Я не буду этого делать. Он должен пережить своё горе.

— Део, а если он не выдержит? Хочешь, чтобы ещё одна смерть была на твоей совести?

Фео прижался к стене, надеясь найти опору. Ожили в памяти все мерзкие слухи и сплетни, что он собирал несколько лет. Как же больно осознавать, что они недалеки от истины! Что добрый, мудрый Гиддеон мог сделать это!

На отца Фео боялся смотреть. Думал, что тот вжался в стул, как его приемный сын, от которого требовали меньшее. Или же вовсе согнулся от невыносимой душевной боли, от ран, которые никогда не заживут, что бы тот не делал.

Нет, отец сидел прямо и холодно смотрел прямо в глаза собеседнику. Ни единой лишней эмоции, ни одного невольного движения. Теперь Фео узнавал могущественного Гиддеона.

— Здесь нет моей вины! Я ничего не сделал! — голос отца раскатом грома прокатился по кабинету.

— Именно — ничего не сделал! Из-за тебя погибнет ещё один человек! — прогрохотал и магистр Сармат, поднимаясь с места. Чёрная тень легла на его лицо, лишь белки глаз ярко выделялись.

— Ты много о себе мнишь, Гиддеон! Забыл уже, где бы оказался без меня! Всё ещё может измениться!

Не знай Фео будущего, его сердце бы разорвалось. Слишком правдоподобно звучали угрозы магистра, но они не заставили Гиддеона дрогнуть. Он тоже встал. Сияющими Фео стали казаться и глаза отца, будто магическая сила лилась через них.

— Если я произнесу заклинание над Зеркалом, Теврон забудет, что у него вообще есть сын! Я всё понимаю, магистр, но так проблема не решается! Позовите душеврачевателя из Нэти!

Упоминание эльфийской империи и одного из таинственных искусств, встревожило Фео. Вспомнил мрак в глазах Митчитрии.

— К нам через чуму никто не поедет. Да и император Сондэ на нас в обиде, — неожиданно спокойно ответил Глава Совета. — Думаешь, я не хотел бы поступить по-другому? Мир обернулся против нас, и нам пора брать судьбу в свои руки. Я прошу тебя, Гиддеон, как лучшего среди магикорцев…

— Нет, магистр. Я остаюсь при своём. Можете изгнать меня, даже под суд отдать, но я не лишу Теврона сына окончательно. Жизнь полна горя, но человеку нужно с ним справляться.

Аргументы обоих сторон были весомыми, вот только чуткое сердце заставляло Фео предательски тяготеть к словам магистра. Всё-таки речь идёт о спасении жизни, и самим Творцом Неру утверждено, что нет ценности выше. «Но отец остаётся честен, — подумал Фео, глядя, как меркнет взор Гиддеона. — Магистру не Теврона жаль, а работу, за которую сейчас некому взяться».

На миг Фео показалось, что разговор окончен, и Гиддеон уйдёт, бросив пост, ради которого пошёл на преступление. Но будущее уже известно, и, вторя гласу судьбы, магистр произнёс:

— Слышал, ты привёз младенца в лечебницу. Что с ним будет, когда ты уйдешь?

Гиддеон молчал, и магистр, уверенный, что нашёл нужную точку давления, продолжил:

— Разве не даст ему могущественный магикорец больше, чем презираемый всеми человек? Поверь, уйдешь из Совета — в Каталисе не останешься. Твоя семья тебя уже не примет, и малыш, чтобы из грязи выбраться, пойдет по твоему пути. Только всё будет хуже, гораздо хуже…

Даже пелена времени не помешала Фео чувствовать гнев отца. Теперь Гиддеон проиграл окончательно. С торжествующей улыбкой магистр Сармат наблюдал за сломленным магикорцем.

— Хорошо. Сделаю, как вы просите. Взамен вы объявите всему городу, что мальчик — мой сын, — хрипло произнёс Гиддеон.

Глава Совета усмехнулся.

— Хочешь, чтобы его взяли учиться в Цитадель?