Смертельная верность - Ефремова Татьяна Ивановна. Страница 31

Я вдохнула поглубже, пытаясь успокоиться, и шагнула с тропинки. Ноги предательски дрожали но все же несли меня все дальше, в направлении, обозначенном цепочкой кровавых следов.

За месяц до…

Он следил за объектом уже вторую неделю.

Про себя сразу решил, что так и будет его называть: «объект». Было в этом что-то мальчишеское, от игры в шпионов что-то. Он и воспринимал это поначалу как игру. «Казаки-разбойники». Выследить, найти, догнать, взять в плен. Только в его случае никакого плена не было предусмотрено. В его случае нужно было убить. Это быстро. Главное, выбрать хорошую позицию, прицелиться без суеты, задержать дыхание на пару секунд. И подумать о чем-то постороннем. Это ему всегда помогало — подумать о чем-то постороннем. Хоть и учили, что надо, наоборот, от постороннего отрешиться и полностью сосредоточиться на оружии и мишени, он всегда делал по-своему. Соглашался с тренером, кивал, а сам делал по-своему. И побеждал. Главное для него было почувствовать в самый последний миг, что победить ему не очень и хочется. Когда очень хочешь победить, ничего не получается. Удача как-будто отворачивается, дразнит, не дается в руки. Если чего-то очень хочешь, никогда не получается. Он об этом всегда помнил. Почти всегда. Но исключения только подтверждали это нехитрое правило — когда он забывал эту простую формулу, начинал хотеть чего-то всей душой, всегда все срывалось в последний момент.

В этот раз сорваться не должно. Слишком важно было сделать все как следует. Выследить, найти, догнать. Совместить мушку с прицельной планкой, задержать дыхание, подумать о чем-то постороннем. Это не долго. И не сложно. Главное — суметь подобраться к объекту на нужное расстояние.

Вот с этим-то главная загвоздка. Подобраться не было никакой возможности. Все портила проклятая собака. Всю такую простую схему. Выследить найти, догнать. Подойти близко к объекту не получалось. Он нигде не появлялся один. Только в сопровождении проклятого зверя, моментально замечающего любое движение в окрестностях. Не лаял, не бросался, ничего такого. Но смотрел не отрываясь, фиксировал взглядом каждое его движение. И взгляд был такой… Не осмысленный, нет. Не верил он в то, что животные могут мыслить. Всегда смеялся, когда ему рассказывали, какие умные все эти собачки да кошечки. Животные — они и есть животные, какие уж там мысли. Но этот пес смотрел так, словно знал заранее, что может произойти дальше. Словно чувствовал его намерения. Чутьем своим звериным. Он вообще не был похож на домашнего питомца. На дикого зверя он был похож, хоть и в ошейнике. Сильного, расчетливого, уверенного в себе.

Пару раз он пробовал подойти к объекту, чтобы проверить, на сколько подпустит его собака. Первый раз удалось подойти метра на два, потом пес зарычал тихонько, вздыбил шерсть на загривке, приподнялся на лапах.

— Не подходи близко, — сказал объект вполне миролюбиво. — Чего хотел, приятель?

— Закурить, — выдавил он, оцепенев под собачьим взглядом.

— Извини, не курю.

Он кивнул понимающе и стал отступать назад… Повернуться к собаке спиной не решался. Объект улыбнулся понимающе и посоветовал:

— Приятель, ты у собачников закурить не спрашивай. Так безопасней. Подходи к тем, кто без собаки.

Он кивал и отступал мелкими шагами, не в силах оторвать взгляд от собаки. Знал ведь, что в глаза им лучше не смотреть, но ничего не мог с собой поделать. Пес следил за ним пристально, время от времени беззвучно приподнимая верхнюю губу, словно демонстрировал клыки перепуганному человеку.

Честное слово, чертов пес его запомнил. Потому что в следующий раз, дня через четыре, не подпустил уже и на два метра. Вскочил на лапы и вздыбил шерсть, едва завидев на другом конце двора. И потом отмечал его в толпе, стоило только появиться в поле зрения.

О том, чтобы подойти на достаточное расстояние, нечего было и думать. А издалека стрелять глупо. Марголин для этого совсем не подходит.

Каждый следующий шаг давался мне труднее предыдущего. Ноги тряслись, сердце бухало где-то у горла. Еще немного, и я начну стучать зубами на весь лес. Может, тогда кто-нибудь услышит и прибежит составить мне компанию?

Я шла медленно-медленно, будто оттягивала изо всех сил волнующий момент встречи с тем, чья кровь осталась на земле возле тропинки. Ступать я старалась бесшумно. Но, как это обычно бывает, от моих стараний было только хуже — шуршала я на весь лес. Вот ведь загадка: когда просто идешь, тебя может быть слышно, а может и нет. Но когда специально стараешься не издавать лишних звуков, получается наоборот. Это проверено многими поколениями старательных неудачников.

А вот интересно, если я найду сейчас кого-то раненного, но еще живого, что буду делать? Тащить его на себе у меня вряд ли получится, особенно если он окажется достаточно крупным. Да и куда тащить? Мне бы самой как-то определиться с направлением. Плутать по лесу с раненным человеком на плечах — не просто глупая идея, а верх идиотизма. Кстати, по причине того, что я не представляю, где нахожусь, звонить в «Скорую» тоже бессмысленно. Может, тогда в МЧС обратиться? Пусть они ищут нас с вертолета, в конце концов.

Идея со спасателями придала мне бодрости. Безвыходных положений не бывает, это нужно помнить твердо. Осталось только найти истекающую кровью жертву.

А что, если рядом с жертвой окажется и убийца? Успею ли я тогда хотя бы прокричать в трубку, что меня убивают? Что еще останется делать преступнику, застигнутому на месте преступления? Только свидетеля убирать, других вариантов нет. Может, плюнуть на все и попросту сбежать? Попытаться выйти обратно к дрессировочной площадке, а там уже организовать людей на поиски.

Я была уже почти готова к такому малодушному поступку, но вдруг заметила какое-то шевеление справа, за кустом рябины. Бежать было поздно. Я подошла поближе и, вытянув шею, заглянула за куст.

На земле лежал лабрадор какого-то невероятного шоколадного цвета. Просто собачий красавец. Лежал он очень условно, все время пытался подняться на лапы и на земле оставался только потому, что его удерживал сидящий рядом на корточках мужчина лет тридцати.

— Девушка, у вас платка носового не найдется? — спросил он, заметив меня.

Я молча протянула платок. Трава вокруг этой парочки была щедро залита кровью.

— Лапу порезал, — пояснил хозяин лабрадора, заметив мой испуганный взгляд. — Крупные сосуды не зацепил, но порезал глубоко, шить надо. И кровища хлещет. А я не сразу заметил. Нам бы перевязать пока, чтобы кровь остановить как-то. Вы мне не поможете?

Я опустилась рядом и коснулась собачьего лба. Пес вдруг изловчился и лизнул мне руку.

— Вы его не бойтесь, он мирный. Подержите вот так платок, а я перетянуть попробую. Тихо, Джек! Для тебя же стараемся. Лежи смирно.

— Чем это он?

— Да стекло, видно, в траве лежало. Вроде лес, а от двуногих дикарей нигде не спрячешься. Наверно, осколок бутылки — вон как лапу раскроил. Ничего, мы сейчас перевяжем и в больницу поедем, зашьем лапу. Вот уже и лучше. Спасибо вам, девушка! Вы извините, мы побежим, время дорого.

— А как к дрессировочному центру выйти? — крикнула я, спохватившись.

— Да вон туда, по тропинке. Здесь недалеко.

Он подхватил на руки собаку и, отклоняясь назад под тяжестью ноши, бегом скрылся за деревьями.

Я поплелась следом, радуясь, что не успела устроить переполох. Хорошо бы я выглядела, если бы организовала поиски убийцы и истекающей кровью жертвы, а вместо этого нашла несчастного пса и его решительного хозяина.

Пусть у них все будет хорошо. Пусть они благополучно доберутся до собачьего доктора. Пусть лапа у Джека поскорее заживет. Пусть все собаки на свете будут здоровы, а их хозяева счастливы.

К домику центра дрессировки я вышла на удивление быстро. Он оказался совсем рядом, в двух шагах буквально. Интересно, каким замысловатым маршрутом я продиралась по кустам? Мне показалось, что зашла я далеко-далеко, а на самом деле крутилась по окрестностям. Не буду, пожалуй, рассказывать Димычу про это свое приключение. А то засмеет.