Спросите полисмена - Кристи Агата. Страница 47

После краткого осмотра тела Литлтон услышал, как отъезжает машина Хоуп-Фэрвезера, и побежал за ней. Этому, разумеется, предшествовало отбытие Хоуп-Фэрвезера через главную дверь до 12.22. Относительно того, в какое время происходили бесконечные перемещения в конторе, приходилось, к несчастью, полагаться на сомнительные показания Миллса, но, если он слишком отошел бы от истины, Хоуп-Фэрвезер оспорил бы их. Так в какое же время между 12.09 и 12.22 Миллс мог один проникнуть в кабинет?

В голову Роджеру пришла неожиданная мысль. А как насчет странного заявления Миллса, мол, он открыл дверь в гостиную и обнаружил, что там пусто? Снова просматривая показания, Роджер увидел, что данный инцидент имел место, согласно Миллсу, после ухода доктора Петтифера, но до того, как он застал Хоуп-Фэрвезера в конторе. Но в тот период Литлтон, по его собственным словам, «немного подождал, думая, что сейчас придет Миллс и проводит меня к Комстоку». А это означало, что если дверь гостиной открывали, то Литлтон должен был это видеть: когда «ожидаешь», что кто-то придет, глаза обычно прикованы к двери. Следовательно, либо Миллс, либо Литлтон лжет, а по версии Роджера, лжецом являлся Миллс. Ладно, пойдем дальше. А дверь гостиной вообще открывали? Если открывали, то это могло быть в один из двух моментов, либо до 12:09, когда Литлтон искал потайную панель и от входящего его скрывали дверь и выступ каминной полки, или после отъезда Хоуп-Фэрвезера, когда Литлтон уже ушел в кабинет.

Так зачем же лгать? Зачем история про то, что дверь вообще открывали?

Ответ не заставил себя ждать: чтобы навести на мысль, будто Литлтон вошел в кабинет раньше заявленного. Ведь Миллс утверждал, что, открыв дверь, обнаружил, что в гостиной пусто, и позднее услышал грохот. Подразумевалось, что грохот – конечно, не пистолетный выстрел, который прозвучал бы слабым треском, с каким ломается, например, палка, – вызвало падение Комстока и его кресла.

Но что из этого следует? Вероятно, Миллс проводил доктора Петтифера в 12.09 и сразу направился в контору, например, в 12.10. Там он застал Хоуп-Фэрвезера, сражающегося со столиком и подносом с корреспонденцией. Он его отряхнул и выпроводил – дадим на это три минуты, получается 12.13. По его собственным показаниям, он затем снова открыл дверь гостиной и обнаружил, что там никого нет. Это означало бы, что Литлтон уже в кабинете. Но это же нелепость. Нельзя отводить десять минут на поверхностный осмотр Литлтоном тела. Что из этого следует? Миллс опять солгал. Между отбытием Хоуп-Фэрвезера и появлением Литлтона в кабинете был интервал минут в семь, в который Миллс мог делать что угодно. Ему надо было лишь сходить к себе в контору, взять из тайника пистолет, бесшумно открыть дверь кабинета и застрелить Комстока. Что может быть проще?

Однако тут есть загвоздка. Миллс сказал, что сразу после того, как проводил Хоуп-Фэрвезера, второй раз заглянул в гостиную, и обнаружил, что там пусто. Это была неправда: избавившись от партийного организатора, он пошел и застрелил Комстока. Но в какой-то момент действительно входил в гостиную, поскольку верно описал действия Хоуп-Фэрвезера и Литлтона, увиденные из окна гостиной, и тут он говорит правду, поскольку свою версию изложил до того, как Литлтон и Хоуп-Фэрвезер дали подтверждающие ее показания. Теперь, по крайней мере, можно переделать расписание. Роджер, трудившийся над проблемой, сдабривая ее хлебом с сыром и пивом в уединении собственного жилища, отодвинул в сторону тарелку, глотнул из кружки и, достав блокнот и ручку, принялся за работу.

На первый взгляд тут серьезных огрехов не было. Роджер дал Хоуп-Фэрвезеру шесть-семь минут вернуться к машине и завести ее, но, учитывая обстоятельства, это не так уж много. Ему надо было преодолеть подъездную дорожку. Потом ему, без сомнения, пришлось объяснить леди Филис, почему он не сумел переговорить с Комстоком, а это, как показалось Роджеру, могло потребовать пространных объяснений: женщины обычно возмущаются, когда что-то не сделано. Если вдуматься, то просто чудо, что сэр Чарлз успел уехать в столь короткое время.

Но зачем Миллс возвращался в гостиную? Ответ очевиден. Он пошел туда, намереваясь под каким-нибудь предлогом спровадить Литлтона, а вместо этого обнаружил, что услужливый Литлтон сам сунул голову в расставленную ему ловушку. Миллсу оставалось лишь тихо уйти и предоставить событиям развиваться дальше.

Роджер допил пиво. В целом он был собой доволен. Способ пока не обнаружен, Мотив неясен, зато Возможность на высоте.

Позднее мистера Роджера Шерингема видели в Хорсли-лодж.

Что думали обитатели дома, где разыгралась трагедия, о вдохновенной идее сэра Филиппа Брэкенторпа, наверное, никогда не будет установлено и не попадет в историю. В дни, последовавшие за потрясением от убийства лорда Комстока, они были обречены на постоянный хаос и допросы. Они ни поесть спокойно не могли, ни улучить минутку, чтобы сменить обувь или почистить зубы. Сначала, разумеется, нагрянули суперинтендант Истон и его подчиненные. Потом приехали какие-то люди из Скотленд-Ярда – только затем, чтобы предостеречь их ожидать худшего и снова уехать. Затем в разное время на них нападали утомительная старуха с визгливым смехом и голосом как церковный орган, обходительный джентльмен, который выглядел как человек театра, болтливый джентльмен с моноклем и ручным полицейским и мистер Роджер Шерингем. Все они врывались в кабинет, рылись в гостиной, усаживались в конторе, лазили по кустам, перекапывали клумбы, ковырялись в гараже, оставляли по всему дому садовую мульчу и сигаретный пепел и задавали одни и те же идиотские вопросы. Когда они закончили, Миллс, Фаррент, Скотни, садовник, горничная и кухарка – все могли бы изложить свои версии во сне.

Мистера Шерингема, весело переступившего порог дома по следам многочисленных сыщиков, ожидал не слишком сердечный прием. Через десять минут он с обычной своей обходительностью попросил у Фаррента одолжить ему стремянку.

– Хорошо, сэр, – кивнул тот, почтительно отступая.

К несчастью, он неплотно прикрыл за собой дверь кабинета, и из холла отчетливо донесся разговор:

– Эмили!

– Да, мистер Фаррент?

– Вот этому нужна стремянка.

– Правда? И что дальше? Водолазный костюм, что ли? Ну и каков он собой?

– Из компанейских. Слишком уж пройдошист. Никакого класса.

– Тогда чего ради трудиться?

Роджер был глубоко уязвлен. Вот что получается, когда относишься к дворецким по-человечески. Когда принесли стремянку, он принял ее холодно и резковато добавил:

– Это все, Фаррент. Можете идти. И на сей раз закройте дверь.

И не без удовольствия отметил смущение дворецкого.

В поисках гипотетического пистолета Роджер предпочел путь наименьшего сопротивления. Сначала он обыщет легкодоступные места, потом более трудные. Не исключено, что убийца забрал оружие с собой и припрятал где-то. Но оставался шанс, что он боялся, что оружие найдут при обыске, а значит, припрятал где-то близко, чтобы потом легко достать.

Продолжительный курс обучения в игре «найди наперсток» и прочих салонных видах спорта научил Роджера, что лучшее укрытие либо сильно выше, либо сильно ниже уровня глаз. Например, ему хорошо знакома была уловка фосфоресцирующей пикши, прикрепляемой липкой лентой под обеденным столом. Известен был и простой ход, задействовавший всю канализационную систему дома, в результате чего три британских слесаря и их помощники обеспечиваются недельным заработком. А потому он целых десять минут провел на корточках, заглядывая под мебель в кабинете и примыкающих комнатах. Не найдя ничего, Роджер переключился на стены и потолок. В гостиной имелись только два старомодных шифоньера и верхушка обрамления камина выше уровня глаз, в остальном стены были гладкими, если не считать подвесов для картин. В конторе и приемной нашлось несколько низких открытых шкафов с папками, и они не обещали многого. Зато по стенам кабинета тянулись книжные шкафы, от верха которых оставался всего фут до потолка, и у каждой из трех дверей имелась красивая дубовая притолока в псевдоклассическом стиле, увенчанная резным навершием и выступающим карнизом. Встав на цыпочки и вытянув руки, Роджер едва мог дотянуться до верхних полок и карнизов. Очень высокий человек, вероятно, сумел бы, стоя на полу, спрятать там небольшой предмет.