Наследница царицы Савской - Эдхилл Индия. Страница 2

Теперь покой не приходил даже по ночам. Во сне она скиталась в пустынях, лишенных надежды, мечты и жизни, а на рассвете просыпалась измученная, без сил для дневных дел. Она не показывала другим свою неотступную тревогу – точно так же она скрыла бы и любую другую слабость. Это была ее беда, и она не могла никого заражать своим беспокойством.

Но она знала, что скоро ей придется защищать будущее народа Аллат. Жизнь, даже царская, была зыбкой, а будущее ждать не могло.

И после долгой ночи, когда она лежала и смотрела, как восходят, а потом садятся звезды, она поняла, что и сама больше не может ждать. Встав вместе с солнцем, она по ступеням поднялась на крышу дворца. Внизу расстилался мирно дремлющий город. Мариб, Жемчужина Пустыни. Мариб, Царство Пряностей. Мариб, любимое дитя Аллат, Звезды Утренней и Звезды Вечерней.

Яркое солнце взбиралось на арку небес. Глядя, как разгорается день, царица истово молилась: «Даруй мне ответ, Солнце наших дней. Даруй мне ответ, и я заплачу любую цену, которую ты мне назначишь». Она ждала, простирая руки к огненной богине, возносящейся в ясное небо. Но ответ не приходил. Лишь золотистая земля мирно простиралась под восходящим солнцем. Наконец она со вздохом опустила руки, усталая, хотя день еще не начался, и отвернулась от солнца – ее ожидали повседневные заботы.

«Я до смерти измучена. Ну что ж, может быть, сегодня мне хотя бы удастся поспать». Она выполняла дневные обязанности, словно разукрашенная статуя. Благодаря долгим годам опыта на ее уста приходили нужные слова, тело совершало обусловленные ритуалом движения. А сейчас, хотя больше всего на свете ей хотелось броситься на кровать, она стояла и терпеливо ждала, пока прислужницы снимали с нее платье, смывали с кожи пот и дневной жар, застилали скамью, чтобы она могла сесть. И, когда царица села, Хуррами встала у нее за спиной, чтобы распустить ее туго заплетенные волосы, а Ирция, собирая снимаемые с нее украшения, раскладывала по местам в серебряную, разделенную перегородками шкатулку браслеты и кольца, ожерелья и подвески, ножные браслеты, шпильки с головками из драгоценных камней, скреплявшие ее платье.

Каждый вечер один и тот же ритуал. Ирция и Хуррами заботились о ней с тех самых пор, как стали женщинами; их вырастили и воспитали, чтобы служить ей. Так же и ее вырастили и воспитали, чтобы служить Савскому царству. И, хотя она очень хотела остаться одна, их долг и право заключались в служении ей. Отослав, она лишь ранила бы их. «А мне это не помогло бы. Вот если бы…»

– Что тревожит мою госпожу?

Хуррами взялась за искусно заплетенные косы, короной уложенные на голове царицы.

Билкис хотела солгать, но вдруг сказала другое:

– Почему ты думаешь, будто меня что-то тревожит?

– Ты словно бы… изменилась, – вот и все, что произнесла Хуррами.

Ее руки проворно порхали по волосам госпожи.

– Изменилась?

Хуррами отложила двенадцать украшенных алмазами заколок, извлеченных из кос царицы.

– Госпожа моя, вот уже двенадцать лет я служу тебе. Твои тайны – мои тайны. Как могу я не знать, что тебя мучают беспокойные сны? – Хуррами начала распускать туго заплетенные косы. Волосы падали тяжелой волной на плечи. – Твой разум ищет покоя и не находит.

«Ничего удивительного. Женщина ничего не может утаить от своих прислужниц».

– Любящие тебя беспокоятся, – добавила Ирция, – нам бы хотелось видеть тебя счастливой.

– Спасибо за доброту.

Билкис размышляла, как лучше поступить – промолчать или открыться. В конце концов она решилась на компромисс.

– Хуррами, ты права. Я тревожусь. Да, Ирция, мне тоже хочется видеть себя счастливой!

Ирция ответила на иронию госпожи покорной улыбкой и продолжила раскладывать дневные уборы по отделениям серебряной шкатулки. Хуррами взяла резной гребень из слоновой кости и принялась тщательно и неспешно расчесывать густые волосы Билкис.

– А что сделало бы тебя счастливой, госпожа моя? – тихо спросила Хуррами.

«Дочь», – подумала Билкис. Но произнести это вслух она не могла. Этого и не стоило говорить, ведь Хуррами все понимала. «Как и Ирция, и все остальные служанки, и придворные, и торговцы». Ее подданные очень беспокоились о будущем. Шпионы в своих донесениях сообщали, что народ все чаще задается вопросом о том, кто сменит Билкис на троне Савского царства. «Что сделало бы меня счастливой? Новая царица для Савы».

Позади молча стояла Хуррами, приглаживая расплетенные косы госпожи. Гребень из слоновой кости ровными движениями проходил сквозь черные как смоль волосы.

– Спасибо, что спрашиваешь, милая, – вздохнула Билкис, – но не в женской власти дать мне это.

– Значит, это во власти мужчины? Кто-то посмел пренебречь прекраснейшей в мире царицей? Хочешь ли ты, чтобы я покарала его, госпожа? – В голосе Хуррами звенели веселые колокольчики. – Хочешь, я притащу его к твоим ногам, закованного в золотые цепи?

Царица рассмеялась – она знала, что ее прислужница вполне на это способна. Хуррами шла по жизни смеясь.

– Очень великодушно, спасибо. Но и мужчина не способен дать мне это. Лишь во власти богов даровать мне покой.

Помолчав, Хуррами спросила:

– И боги его не даруют?

– Пока не даровали.

А ведь она весь прошлый год молилась и без конца жертвовала храмам – от воспоминаний зажглась было какая-то мысль, но вспыхнула и погасла слишком быстро, и царица не успела ее уловить…

– Для богов иначе идет время.

Ирция, степенная и рассудительная девушка, повторила эту банальность со всей подобающей серьезностью. Билкис знала, что за спиной у нее Хуррами улыбнулась этой торжественной набожности.

– У богов в запасе вечность. А у цариц – нет.

Царицы умирали и старели, оставаясь навсегда лишь в памяти своих дочерей.

– Тогда, возможно, моей госпоже стоило бы напомнить об этом богам, – сказала Хуррами, с силой вонзая гребень в переплетение прядей.

– Возможно.

И вдруг тлеющая зола той упущенной мысли вспыхнула ярким пламенем. Царица застыла, боясь погасить ослепительный свет своего озарения, не чувствуя даже, как гребень пробирается сквозь ее волосы.

«Да, попросить богов – снова. – На миг ее кровь похолодела и медленнее побежала по жилам. – Раньше они тебе никогда не отвечали, почему сейчас должно получиться иначе?» Эта тщательно хранимая тайна отравляла стыдом. Билкис делала все, что подобает царице, чтобы добиться милости богов. Набожно поклонялась лику Аллат. Но никогда не получала знаков, которыми боги проявляют себя перед теми, кто им служит. Иногда, стоя перед статуей матери Савского царства и слушая гнетущую тишину, Билкис задумывалась о том, существуют ли боги вообще.

«Нет. Сейчас не время сомневаться. Я пойду в Великий Храм. И попрошу у Аллат помощи. И она скажет мне, где найти следующую царицу Савскую. А если она не ответит…»

Внезапное ощущение уверенности, словно горячее вино, наполнило ее теплом. Если Аллат не ответит, это будет означать, что боги полагаются на нее, Билкис, и знают, что она поступит надлежащим образом. «Да». Ощущение, что все правильно и справедливо, согрело ее.

– Да, наверное, так мне и следует поступить. – Она улыбнулась и погладила Хуррами по тонкому запястью. – Прекрасный совет, милая. И я знаю, что на этот раз моя молитва не останется без ответа.

«А еще я должна поблагодарить за все, что уже было мне даровано». Возможно, боги и вправду существуют. Ведь кто, кроме самой Аллат, мог подсказать этот дерзкий план?

Множество храмов высилось в Марибе; жители Савского царства отличались набожностью, и эти храмы, словно драгоценные камни, украшали корону всеобщего счастья. А из всех самоцветов ярче всего сиял храм Аллат. Прекрасная обитель прекраснейшей из богинь. Дом Царицы Небесной стоял в самом сердце города. Двери внешних помещений храма были открыты для всех днем и ночью, и каждый мог войти, будь то мужчина или женщина, местный житель или чужестранец, ребенок или старик. Здесь тепло встречали всех, кто хотел поклониться Аллат, принести пожертвование или немного отдохнуть, наслаждаясь дарованным богиней покоем. Внешние помещения храма щедро делились ее милостями.