Пастыри чудовищ (СИ) - Кисель Елена. Страница 75

— Собираешься в питомник вернуться?

Может, хоть за животными присмотрит.

— Да. Вызови сестру водным камнем. Пойду в питомник. Смотреть, слушать. Тех, в которых нет зла.

Мясника в питомнике нет, так что не поспоришь. Интересно бы знать, что это даарду так несётся в «Ковчежец»?

Шипелка кривит личико, стучит себя по уху.

— Женщина громкая, громкая. Ходит вслед, не даёт слушать. Злая, глупая. Поганит землю.

— Чем это она её поганит?

— Собой.

И опять фырчит. Шутница.

— Грызи сейчас тянет жилы из аристократических морд, — выражение так себе, а картинка под него верная. — Нельзя отвлекать. Опять же, если вдруг что случится…

Кошусь на Задаваку, перехожу на корявый язык даарду.

— Мы не знаем, отчего это. И на кого перекинется. Вдруг взбесятся несколько животных. Или начнут на других нападать. Ты будешь нужна.

С облегчением добавляю уже на родном:

— Хочешь — спроси у Грызи, когда вернётся.

Шипелка сперва, вроде, намеревается спорить, потом выдаёт в сторону младшего Моргойла последнее безмолвное «фу». И просачивается в дверь.

Задаваку, кажись, сейчас вывернет. Прям на книжку.

— Как вы с… этой… работаете?

— Да получше, чем со всякими… в костюмчиках. Что вы с твоей родительницей вообще взъелись на даарду? Они ж безобидные, как пурры.

— Да неужели вы…

Задавака вскакивает на ноги. Модная причёсочка топорщится. С него даже малость снобизм осыпается. Пока он жестикулирует в духе «Пыпыщ» и «Злобные терраанты уничтожат Кайетту».

— Я думал, вы в курсе насчёт них. Мать рассказывала мне — она родом из Союзного Ирмелея, где много их поселений. Говорят, что это потомки тех, кого отлучили от прикосновения к Камню в древние века за злодеяния, и они…

По-писаному говорит. Как с листа читает. Что злые терраанты поклонились древним демонам земли, кровожадным и сумрачным. И что ушли на века под землю, чтобы служить своим господам. И что эти самые господа наградили их особой магией. За которую злобные терраанты, конечно, платят кровавыми жертвами.

— Они… крадут детей, вы скажете — нет? И там, в своих святилищах под землёй, приносят их своему… верховному божеству! Стоглазому идолу! И… и они убивают поля, призывают болезни на растения и на людей… Напускают плесенный мор, как в Айлоре двадцать лет назад! И ещё…

Задавака трудится вовсю — просвещает меня. И насчёт верховного жреца терраантов, который зарылся так глубоко под землю, что его никто и не видел никогда. И оттуда приманивает путников и запутывает их в свои сети и заросли. Всё, конечно, чтобы подданные не голодали. О, ну и да, злых людоедов на селения тоже напускают даарду. Никакой связи с идиотами-охотниками, истребляющими дичь в округе.

«Эгерт», — смачно выдаёт Сирил. Склоняет голову и пощёлкивает клювом. Будто выражает мою просьбу заткнуться и не нести чушь. «Эгерт».

Задавака смолкает. Весь в пене риторического пыла. Потягиваюсь неспешно, подхожу к его столу. Смотрю на пыльные страницы.

На странице как раз изображён терраант со здоровыми клыками. Жрёт кого-то. Девственницу, наверное.

— Это, — тычу пальцем в картинку, — чушь. Всё вот это — чушь.

Для надежности обвожу рукой всё это чушехранилище. Безразмерное и холодное. Обшитое потресканными деревянными панелями. И уставленное креслами, мягкими исключительно из-за слоя пыли.

Был у меня в прошлой жизни знакомый, который чуть что тоже лез на книжные полки. И так же считал, что там можно отыскать какую-то там истину.

— Но… это же… издание Академии Таррахоры.

— Они терраантов разве что на картинках видали. Может, еще изгнанников, а к общинам, небось, на десяток миль не подходили.

— А… а вы подходили?

— Ну. Жила там, пока зверей лечили. Которых мрази-браконьеры поранили. В мелких общинках была. В основное поселение, которое возле Элейсийских холмов, хода бэраард нет.

— К-кому?

— Людям-без-корня. Так они нас называют. Потому что мы люди Камня. Камень не имеет корней, а у них на этом всё построено. Коренники. Даарду. Народ-от-корня. Не дошло еще?

Похоже, дошло — почти осмысленно хлопает глазами. Даже выжимает из себя не совсем тупой вопрос.

— А от какого… корня?

— От общего. По религии даарду, у всего в мире общий корень. У животных, деревьев и их. Уходит в Ардаанна-Матэс… это у них вроде Матери-Земли. И потому всё связано между собой. Единым корнем, как-то так. Пуповиной… кэлда-ард, пуповина и корень одновременно, словом. В общем, они на нас злятся, потому что, вроде как… из-за людей и магии Камня их Пуповина начала ослабевать. Раньше они могли как-то слышать Ардаанна-Матэс, угадывать ее волю, помогать, всякое такое. Есть у них такое понятие… «Слышать волю корней». Жить по этой самой единой воле, значит. Только теперь у них это получается плоховато, вот они и в печали. Видал Шипелку? Кое-как слышит, что с природой вокруг. Чует, что птицы болтают и звери иногда. И всё. Хотя она изгнанник из общины, но и в общинах не лучше с этим делом обстоит.

Чего я перед ним распинаюсь? Может, хочу вложить в его черепушку хоть толику настоящего. Живого, пахучего, звучащего мира. Которого ни на грош нет в холодных пылесборниках.

И еще забавно, как Задавака разинул пасть. Будто новорожденный птенец, который ждет кормежки.

Вот Сирил как-то странно похрипывает. Угрожающе. И с намеком поглядывает на Моргойлда-младшего. Желание клюнуть в глаз проступает так ясно, что я поскорее задвигаю милаху-горевестника в клетку.

— Изгнанни…

— Бывает, некоторые даарду уходят из общин. Кто-то скитается, кто их правила нарушает. Кто еще по каким причинам. Шипелку вот Грызи приволокла с одного из своих выездов. С полгода назад. Я не спрашивала, у нее, почему она не с общиной, ясно? Хочешь — сам спроси.

Лицо у Задаваки — недозрелый огурец. Кислота, бледность, зеленоватость. Всем своим видом так и вопит: «Мне… что-то спрашивать… у этой вот?!»

Но с темы не слезает. Видать, нашел благодатную.

— А… кровь… ритуалы, похищения?

— Крестьянские байки.

Задавака смотрит обиженно. Диточке сказали, что любимая сказка детства — только сказка.

— Даарду даже мяса не едят — коренья, ягоды, листья всякие. Молоко единорогов и диких коз. Нас вот диким мёдом угощали. Они и рыбу не ловят — потому что живая. Для них живое — значит священное.

Задавака потухает. На физиономии растерянность пополам с недоверием.

— Но как же тогда…

Небось, только что начал осознавать, что маменька не всегда бывает права.

Сирил делает упорные попытки приоткрыть клетку. Зловеще косится на младшего Моргойла. И потихоньку повторяет под нос: «Враг. Враг. Эгерт — враг!» Надо же, полными фразами заговорил.

— А Рой? — это господин Задавака спрашивает совсем под нос. Но Следопытский слух разбирает.

— Этого ты откуда набрался?

— Я… ну, слышал…

Точно не от мамочки, как я понимаю.

— Они правда как пчёлы? У которых одна матка, и они подчиняются её командам? Отец говорил, у этих… терраантов связаны сознания… так что они могут слышать друг друга.

— Слышать главного, скорее уж. Тысячеглазый, Всезрящий, Сиаа-Тьо — Всесущий. Что-то вроде верховного жреца Ардаанна-Матэс.

— Как Кормчая — жрица Камня?

— Только если бы ты постоянно слышал Кормчую у себя в голове. Или Камень — у себя в голове. Представь себе главный корень, который торчит в земле. А от него разбегается куча других корешков. Ну так вот, по поверьям даарду Всезрящий и есть этот главный корень. Который доносит до них волю Ардаанна-Матэс. У них там есть что-то вроде обряда, у даарду… когда младенцев после рождения приносят в основное святилище, в то самое, куда нам ход запрещен. И наделяют их Пуповиной Роя… звучит по-дурацки, но иначе не переведу.

«Враг, враг, враг», — твердит горевестник в клетке и уже настойчиво пытается выломать замок. Задавака пялится, как зачарованный.

— Их тогда калечат, да? Терраантов?

— Насчет самого обряда — не видела, не знаю. Но в конце него — да. Делают шрам, или отрезают кусочек уха. Губу разрезают. В общем, им нужен какой-то изъян у ребенка. Чтобы он никогда не стал «сосудом который полон».