Мальчики из Фоллз - Дуглас Пенелопа. Страница 29

Я набираю номер Бьянки на своем телефоне и сразу же сбрасываю вызов.

– Это мой новый номер. Не давай его никому.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

Без малого не смеюсь, не зная, как на это ответить. Сестра бывает немного бестолковой, но она добрая.

– Буду не в порядке, если ты забеременеешь, – огрызаюсь, шутливо глянув на нее. На самом деле не совсем шутливо. – Ты принимаешь таблетки?

Сестра смущенно отводит взгляд.

– Бьянка?

– Да! – шепотом восклицает она. – Проклятье!

Запрещать ей заниматься сексом с бойфрендом бесполезно. Он – все, что у нее есть.

– Позаботься о Мэтти, – прошу ее.

– Обязательно.

Развернувшись кругом, открываю заднюю дверь, делаю шаг наружу. Вдруг заметив кого-то, резко отступаю назад. Хьюго удивленно вскидывает брови, после чего на его губах появляется улыбка, говорящая, что его задача только что значительно облегчилась.

Черт!

Я толкаю Хьюго в грудь. Он падает, а я срываюсь с места, уводя его прочь от дома.

Натянув капюшон, сую телефон в карман и бегу так быстро, как только могу.

Перелезаю через сетчатый забор, спрыгиваю в соседний двор. Вместо того чтобы повернуть направо к улице, мчусь налево, к грунтовой дороге за жилым сектором.

– Я не причиню тебе вреда! – кричит Хьюго. – Почему ты убегаешь от меня?

Чушь собачья.

Остановившись в переулке, осматриваюсь вокруг. Аксель стоит перед своим красным «Мустангом». Я бросаюсь в противоположную сторону.

Мне не следовало приходить. Я могла бы позвонить. Какой от меня толк, если я не способна им помочь?

Свернув вправо, преодолеваю узкую дорожку между домами, перепрыгиваю через забор и направляюсь к лесному массиву, граничащему с Уэстоном.

Сзади доносится топот. Я оглядываюсь. Хьюго уже близко. Не сдержавшись, испускаю жалобный стон.

Он наваливается мне на спину, увлекая меня вниз, в высокую траву. Дернув локтем, бью его. Хьюго падает, а я подскакиваю на ноги. Но ему удается обвить мое тело руками и подняться.

– Ш-ш-ш… – Он будто с ребенком разговаривает. – Никто тебя не обидит.

Слезы наворачиваются на глаза, ноги едва не подкашиваются. Хьюго стискивает меня. Рана на руке отзывается болью.

– Убив тебя, он денег не заработает. Слава богу, да?

– Хьюго, нет, – рычу я, дергаясь в его захвате.

– Ш-ш-ш-ш.

Парень касается губами моего уха, и я вздрагиваю; мой взгляд медленно поднимается вверх. Мысленно определяю возможное положение на небе левой верхней точки созвездия Ориона. Она становится видимой каждую зиму.

Бетельгейзе. Одна из самых ярких его звезд. Я представляю, как она смотрит сюда. Ты меня видишь?

– Отпусти ее, чувак, – выкрикивает Николас.

У него всегда была кишка тонка для подобного.

Хьюго просто цокает.

– Мы все исполняем свой долг. – А потом добавляет мне на ухо: – Это единственный способ. Сама знаешь.

Затем он обхватывает пальцами мои щеки, поворачивает лицом к себе и накрывает мой рот своим. Я вскрикиваю.

– Хьюго! – рявкает Николас.

Увидь меня.

Я кусаю его, ощущая привкус крови. Хьюго кричит. Я тоже.

Упав мертвым грузом, чувствую, что его хватка ослабла, и бегу. Что есть мочи. За линию деревьев, в темный лес. Бегу, пока не поскальзываюсь в луже грязи. Парни почти настигают меня; я не успеваю выбраться, поэтому, пригнувшись, почти полностью погружаюсь в месиво. Замираю, стараясь не шевелиться, будто в камень превращаюсь.

– Бьянка растет милой и красивой, – орет Хьюго.

Меня пробирает дрожь.

– Я верну свои деньги с помощью твоей задницы или ее.

В животе все переворачивается; я зажмуриваюсь.

– Не хочу этого делать. – Он осматривается среди деревьев, глядя вдаль, мимо меня. – Однако он сделает, если придется.

Хьюго – кусок дерьма, только его я не боюсь. Не так, как Ривза. Он может уговаривать меня, но никогда не принудит. И ему известно, что сейчас кроме Бьянки у Мэтти больше никого нет.

Хьюго не хочет причинять ей вред.

– Время на исходе, – заявляет он. – Одумайся.

Через мгновение звуки шагов удаляются, парни уходят.

Выползаю из лужи. Жижа капает с моей одежды. Начинается дождь. Запрокинув голову, вверх не смотрю, просто позволяю воде смыть грязь.

Если ты перестаешь расти, то умираешь.

Не хочу умирать. Я больше не хочу быть такой.

Чтобы наверняка не столкнуться с парнями, довольно долго остаюсь на том же месте. Пытаюсь пропустить через себя – и отпустить – отчаяние и беспокойство, выбросить все из головы. Возможно, тогда получится понять, что мне делать дальше.

Спустя какое-то время я медленно пробираюсь по переулкам между домами. Проверив телефон, обнаруживаю, что он не включается. Промок, наверное.

Я иду целую вечность по темной проселочной дороге, вдоль которой постепенно начинают появляться горящие уличные фонари – солнце уже садится. Не знаю, куда направляюсь, лишь бы подальше отсюда.

По крайней мере, Хьюго, похоже, не знает о камере в гараже Грин Стрит.

Мысли роятся в голове: решения, которые не сработают; люди, которые могут, но не станут мне помогать. Когда-то моя мама думала так же? Когда давление обстоятельств стало невыносимым, а вариантов осталось слишком мало, она решила, что на этом все? Больше она стараться не будет?

Поэтому мама платит по счетам по мере сил, предоставляет детей самим себе и до самой смерти будет радоваться малому.

Хотела ли она большего? Хоть когда-нибудь?

Проблемы, разочарования, время, потраченное впустую, изматывают тебя. В итоге ты просто перестаешь бороться. Опускаешь руки и плывешь по течению. Испытываешь благодарность за то, что сегодня не умер и получил шанс насладиться еще несколькими бутылками пива. Если не одно, так другое может тебя погубить, зачем сопротивляться?

Какой в этом смысл? Для чего мы здесь?

Лишь взбираясь по пожарной лестнице, я осознаю, что вернулась в убежище. Я в Шелбурн-Фоллз. На улице темно, и я промокла до нитки под дождем.

Оглядываюсь вокруг. Сама не заметила, как поднялась на третий этаж здания. Внезапно ощутив жуткую усталость, я останавливаюсь; мои ноги дрожат.

Мышцы одеревенели, их словно в узлы завязали. Едва не оступившись, хватаюсь за перила, соскальзываю вниз и приземляюсь задницей на решетчатую стальную лестничную площадку. С меня хватит. Сил больше нет.

Мои грязные волосы свисают на грудь. Несмотря на августовский воздух, я дрожу в своей мокрой одежде.

Расти или умереть. Я не хочу умирать. Если вернусь к Хьюго – это меня убьет. Все равно не смогу выполнить его требования.

Хоука я слышу раньше, чем вижу: приближающийся звук шагов доносится сверху. Он останавливается передо мной. На нем кроссовки. Наверное, занимался в спортзале, когда увидел меня на камерах.

Собираюсь сказать ему, что сейчас уйду. Я просто отдыхаю.

Однако он садится рядом, и по какой-то причине я чувствую жжение в глазах от накативших слез.

– Ты ранена? – тихо спрашивает Трент.

Отрицательно качаю головой.

Капли дождя проливаются в мелкие отверстия решетки. Не знаю, почему этот парень остается здесь, мокнет вместе со мной.

Хотя завязать разговор не пытаюсь. Каждое слово, вылетевшее из моих уст, делает только хуже. Вчера мне было все равно. Сегодня – нет.

– Родители с пеленок возили меня везде и всюду, – говорит Хоук. – В детстве им пришлось нелегко. Они не имели возможности посмотреть мир. Узнать, на что способны. – Согнув одно колено, он опирается на него локтем. Выпуклая вена на его руке исчезает под часами. – Мама забеременела мной гораздо раньше, чем они планировали. И все же родители решили, что это их не остановит. Они хотели уехать. Вместе. Поэтому посадили меня в рюкзак-кенгуру и отправились в путь.

Пытаюсь представить его маленьким, но не получается.

– Кемпинги, походы в горы, охота, поездки на разваливающихся автобусах через Анды. Однажды нам даже пришлось ехать автостопом. Моя мама очень боялась. – Хохотнув, Трент продолжает: – Они научили меня рационально распределять еду, пользоваться подручными средствами. Делать многое, имея очень мало. – После короткой паузы он говорит уже тише: – Однако до сегодняшнего дня мне не приходило в голову… – Краем глаза я вижу, что Хоук смотрит на меня. – Я занимался всем этим, зная, что мне не угрожает реальная опасность.