Противоестественно (СИ) - "Shamal". Страница 13

Я не могу скрыть удивление. Оно лезет изо всех щелей.

— Я думал, это его инициатива, а квартиру и работу нашел отец, но…

— Нет, отец сказал, что… — Владлен запинается и машет рукой. — Черт с ним, его слова ничего не значат. Я купил квартиру и нашел работу, а Никита проследил, чтоб ты пришел в себя. По моей просьбе.

— Зачем ты все мне это сейчас рассказываешь?..

Мой мир просто рушится. Он следил за моей жизнью. Он не бросал меня, хотя я был ему противен. Он…

— Не перебивай, — брат хмурится, но продолжает: — Когда в ментовке ты говорил мне те слова, ты вообще соображал, перед каким выбором ты меня поставил? Что я должен был ответить тебе там, когда ты рыдал и смеялся, умолял меня не бросать тебя и проклинал? Говорил, что любишь, что никого так не любил, как меня? — он повышает голос, а я все сильнее чувствую себя школьником, что стоит перед разъяренным отцом. В голове такая каша, что мозг отказывается связывать одно с другим. Мы никогда не обсуждали то, что тогда произошло, а сейчас он сам начал этот разговор. Сам. Блять, я все еще сплю или я умер и попал в рай? — Блять, я был мальчишкой! Как ты мог заставить меня выбирать между братом и всем, что я имел?

Я хотел засмеяться, но смех застрял в глотке. Он учился в университете на первом или втором курсе. Ему едва ли исполнилось восемнадцать и единственное, чем он занимался — это пил в клубах да лапал девок. Пока я сидел по малолетке и совал в себя все, что горело, стояло, или вштыривало.

— Что я должен был ответить там, стоя рядом с матерью и отцом? Что я должен был ответить брату, который клянется мне не в братской любви?

Ну зачем же ты так… Я же давно уже обсосал эту тему со всех сторон. Зачем снова?..

— Владлен, моя жизнь пошла по пизде. Я не выплыву, — говорю это, не чувствуя контроля над словами. Я будто пьяный, и язык меня не слушается. Перед глазами картинки: решетка камеры, мои руки, что тянутся к Владлену, мои слезы, застывающие на щеках. Я зову его, умоляю не бросать, но он растерянно и испуганно косится на отца, лицо которого бледнеет с каждой секундой, а потом… а потом просто разворачивается и уходит. Отец хватает меня за грудки и притягивает к себе сквозь прутья, и я ударяюсь головой, рассекая себе бровь об железо…

— Нет, ты сможешь, — он говорит это уверенно, но он не знает. Ничего не знает.

— Нет, не в этот раз.

Губы кривит извиняющаяся улыбка, и меня почти ломает от подступающих слез. Я не имею права плакать. Не имею! Не здесь, не сейчас! Сука, пожалуйста, только не сейчас! О, боги…

Горячие слезы скатываются по щекам и подбородку, цепляются за плохо сбритую щетину. Я поспешно вытираю глаза рукой, замечая, что брат встает с места, делает ко мне пару шагов и всего не секунду мне кажется, что он меня ударит или… обнимет. Ну, пожалуйста! Только не будь таким равнодушным!

Но он только проходит мимо, а я чувствую, как земля, диван, вся эта квартира на шестом этаже элитной многоэтажки уходит из-под ног.

Такому бесхребетному слабаку, как я, страдания прописаны.

Я боюсь того, что будет дальше. Я боюсь, что он уйдет, тем самым продемонстрировав свой похуизм, но он возвращается спустя несколько секунд со стаканом воды. Сует его мне в руки и садится на место.

Самое неожиданное, что я мог предположить. Самое маловероятное, чему я бы даже шанса не дал.

Я пью воду, постепенно успокаиваясь. Холод приятно остужает, и слезы сами собой высыхают. Интересно, почему все «лечатся» водкой, а не водой. Как по мне это эффективнее.

Владлен смотрит, закусывая костяшки пальцев, и наконец-то продолжает.

— Я всегда поступал так, как считал правильным. Окей, как бы ты посоветовал мне поступить?

Вопрос застает меня врасплох. Я столько раз моделировал в голове ситуации, в которых наконец-то буду счастлив, но когда доходит до дела, все мысли кажутся абсурдными.

Даже та, где мы вместе.

В первую очередь та, где мы вместе.

— Я хочу… исчезнуть из вашей жизни, — слова даются непросто, но решение созрело давно. Взять бы где-то смелости. — С глаз долой, как говорится. Попробую начать все сначала.

Брат медленно кивает. Мне больно это признавать, но, кажется, я вижу в его глазах облегчение. Это так пугающе и в то же время сладко. Как сдирать с раны подсохшую корочку.

Нити, связывающие нас, порвутся, как отрывается хвост у ящерицы. Она сбрасывает свой хвост, чтоб убежать, вот и я бегу. Бегу, как зверь из леса, охваченного пламенем, как люди от чумы, как дезертир с поля боя.

Как слабак.

— Может быть, так будет лучше.

Он снова кивает, а я нервно закусываю губу.

— И куда же? — спрашивает осторожно, тщательно подбирая слова. Чтоб не спугнуть? Не беспокойся, братик, я уже давно все решил.

— Не знаю. На юг?

— А деньги?

— Я откладывал с зарплаты. Хотел… отдать Никите за квартиру. Там приличная сумма. А квартиру вы продадите. Вам сейчас нужнее.

Сжимаю губы, понимая, что мне удалось его убедить. Так будет правильно. Впервые за много лет я знаю, что делаю.

Слышу, как шумит София в соседней комнате, и, должно быть, ей надоело играть одной.

Разрываю зрительный контакт с братом и поднимаюсь на ноги. Немного шатает, но нужно взять себя в руки. Осталось немного. Небольшое усилие над собой и…

Спустя минут пятнадцать, за которые я успел почитать Софие книжку, построить с ней замок из кубиков и даже пару раз получить погремушкой по лбу, приходит адвокат — солидный дядька в дорогом костюме и очках. Таких дядек я с самого детства постоянно видел рядом с отцом. Они на людях очень важные, а в неформальной обстановке топят плоские шутки и пьют столько, что ни один тракторист не перепьет.

Я пожимаю адвокату руку и, зная, что меня спрашивать не будут, потому что он занимается вопросом отжатой доли бизнеса, а моя порванная задница не в его компетенции, ухожу с Софи в детскую, дабы не мешать заниматься важными делами. Интересно, насколько этот адвокат осведомлен? Судя по тому, как он постарался скорее разорвать зрительный контакт, знает он достаточно. Мне знаком этот взгляд. Смотрит, как на побитую собаку. Ну что ж, смотри.

Я даже не хочу подслушивать. Правда, нет никакого желания. Но укрыться в этом доме негде.

Впрочем, все, что они обсуждали, было мне не понятно. У меня-то никакого образования нет, и все эти бизнес термины…

— Кайя.

Собственное имя кажется таким чужим и незнакомым, что я не сразу реагирую. Поворачиваю голову на звук, только когда София начинает вырываться из моих рук, протягивая ручки к отцу.

Я отпускаю малышку, позволяя Владлену забрать ее, и книжка, которую я ей читал, с глухим стуком падает на пол и закрывается.

— Он ушел, — произносит брат, покачивая дочь. Софи настойчиво пытается вырвать ему клок волос, но Владлен будто и не замечает этого. — Если ты хочешь, ты можешь идти.

Я перевожу на него взгляд и, должно быть, мне не удается скрыть осуждение во взгляде, но брат ничего не говорит, и я тоже предпочитаю молчать.

Понятное дело, он хочет поскорее избавиться от меня.

Я медленно поднимаюсь на ноги и приближаюсь к ним, собираясь поцеловать племянницу в щечку в последний раз, перед тем, как… уеду, но Владлен едва заметно пятится, делая шаг назад. Будто боится, что я снова совершу глупость, как в тот раз на кухне, и поцелую его.

Ну, что ж, я не гордый. Гордости во мне уже не осталось. Я делаю ещё шаг и почти касаюсь губами нежной щечки, но в последний момент вспоминаю, что я делал этими губами, этими руками, и меня будто током шибает.

Легкий аромат туалетной воды, подобранной заботливой женушкой, низкий баритон, который говорит мне что-то, лицо, так не похожее на мое. Все это расплывается в мареве, а глаза застилает пелена слез. Я вдруг понимаю, как много потеряю. Понимаю, как много никогда не имел.

— Кайя…

Его голос звучит, как из-под толщи воды. Я не слышу, что он говорит, потому что отчаянно пытаюсь высушить слезы, чтобы запомнить его лицо. Вытираю мокрое лицо руками и чувствую горячую ладонь на своем плече. Взволнованный Владлен, кажется, пытается до меня докричаться, но так и не выпускает Софи из рук.