Противоестественно (СИ) - "Shamal". Страница 2

Подойдя к зеркалу, я растягиваю губы в самой идиотской улыбке и держу их так, пока мышцы не начинает судорогой сводить. Говорят, помогает — в мозг поступает сигнал, что все хорошо. И действительно, спустя минуту мучений мне становится смешно. Я даже позволяю покривляться немного, отпустив в свой адрес пару дурацких комментариев.

В детстве мы с Владленом любили подшучивать друг над другом подобным образом типа «эй, красотка, классный бампер»… До тех пор, пока я не начал ловить себя на мысли, что «бампер» у брата действительно классный. И у меня на этот бампер очень даже стоит.

Улыбка становится зловещей, и я поспешно отворачиваюсь от зеркала. Возвращаю себя в нормальное состояние и спускаюсь вниз.

— А я уже хотела за тобой Макса послать, — Юлька вручает мне тарелку с хот-догом и парой кусочков курицы и овощей, и одаривает внимательным взглядом. Почему мне кажется, что она знает больше, чем знаю я?

Брат в мою сторону даже не смотрит, и я довольствуюсь его напряженным профилем — брови нахмурены, челюсти сжаты так, что, кажется, сейчас зубы раскрошатся.

Хочется ударить его и заорать: «может, хватит уже?! С того момента прошло более десяти лет!» Но я только улыбаюсь. Улыбаюсь снова и снова, пережевывая мясо и не чувствуя ни вкуса, ни запаха.

Макс что-то рассказывает про школу, учителей, одноклассников, а я ни слова не слышу.

Что ж за херня…

Боже, когда это кончится?

— Я сейчас! — оставляю тарелку на скамейке, а сам плетусь к дому. Хочется накинуть на голову капюшон, сунуть руки в карманы, сгорбить плечи — стать таким, каким меня видят каждый день незнакомые люди. Но здесь нельзя сдавать позиции. Эта бесконечная игра в нормальность только ради них.

Две таблетки — белая и красная. Запиваю водой из-под крана и вцепляюсь побелевшими пальцами в край раковины. Глаза закрыты, но мне кажется, будто кто-то вырезал мне веки. Свет слишком яркий, и мне хочется нащупать выключатель, но боюсь, я рухну на пол, если лишусь точки опоры.

Таблетки действуют почти сразу — отпускает мгновенно. Тягучая, как патока истома заполняет все тело. Движения замедляются, становятся контролируемыми, и я почти что чувствую, как покалывают кончики пальцев от удовольствия. По спине пробегают мурашки, и я улыбаюсь медленно и лениво, глядя на себя в зеркало. Так гораздо лучше. Так гораздо спокойнее. Такую улыбку не сотрет даже половая тряпка.

Спускаюсь вниз, не держась за перила — движения уверенные и степенные, так, как и положено.

Юлька, не отрываясь от разговора с мужем, бросает на меня беглый взгляд, и я замечаю ее беспокойство. Ничего страшного. Я, почти что, не ненавижу тебя. Ты не забирала у меня брата. Ты хорошая. Хорошая.

— И если Лисицыны смогли добиться через суд компенсации, то и мы сможем! — уверяет женщина, сжимая в руках чашку горячего шоколада.

Моя кружка с оленем стоит на грубо сбитом деревянном столе, в ней плавают маршмеллоу и порядком подтопленная битая карамель. Спасибо за заботу…

Хочу взять чашку, но промазываю и едва ли не разливаю всё. В последний момент успеваю схватить, и горячее какао обжигает пальцы. Бездумно улыбаюсь. От чего-то это кажется забавным.

— Зай, мы с тобой на услуги адвоката больше потратим, — Владлен потягивает ром со льдом из бокала и демонстративно обнимает жену за плечи.

Ранил.

— Я не хочу спускать это с рук. Может, нам стоит поговорить с Лисицыными? — Юля кладет голову ему на плечо и прикрывает глаза. Вижу в глазах брата вызов и торжествующую улыбку.

Убил.

Хочешь сделать мне больно? Давай, вот он я! Весь твой! Валяй. Мои таблетки хорошо подобраны, и вряд ли тебе преодолеть их влияние и вывести меня из себя.

Мы все молчим какое-то время, и лишь Софи лепечет что-то, возюкая ложкой по тарелке, сидя в своем детском кресле. Даже Макса уже срубил сон, а она все никак не угомонится.

— Кайя, что ты подаришь детям на Рождество? — Юлька не открывает глаза, уютно утыкаясь носом мужу в шею. Она улыбается и выглядит действительно беззаботной, но почему-то мне снова кажется, что за этой беззаботностью скрывается вызов.

— Я купил билеты на безлимит в парк развлечений. Макс давно хотел.

— О-о, да он будет в восторге! — хмыкает Влад, отпивая от своего бокала, а у меня едва ли дух не перехватывает. Впервые за столько лет у нас намечается нормальный разговор.

— И рюкзак с Флэшем. Ну, а для Софии, как вы и заказывали, конструктор. А, и еще одинаковые футболки с Сантой. Им понравятся, — прячу улыбку за чашкой и мне, блять, даже дышать страшно — вдруг отсутствие презрения и отвращения на лице брата — это лишь плод моего больного воображения?

— Мы тоже приготовили тебе подарок, — Юлька поднимает голову и прищуривается. У Макса такое же выражение лица, когда он со всех сил пытается удержать какой-то секрет.

Иногда я понимаю, почему Владлен выбрал ее. Она действительно красавица: черные вьющиеся волосы и миндалевидные зеленые глаза. В средневековье за такую красоту могли и на костре сжечь.

— Я вам тоже приготовил, — слабо улыбаюсь и перевожу взгляд на засыпающую в своем кресле Софи. Вот золото, а не ребенок! Другие начинают капризничать, когда хотят спать, а эта тише воды, ниже травы.

Юля подкрадывается к дочери, осторожно вытаскивая её из кресла, и несёт в дом, а мы с братом остаемся наедине.

Глаза в глаза, друг напротив друга.

— Неловко правда? — будто мои мысли читает, произносит Владлен, залпом допивая ром.

— А раньше мы могли часами болтать, и нам никогда не было скучно, — убираю в сторону едва ли тронутое горячее (холодное) какао и все-таки сую руки в карманы. Дурацкий жест, но сейчас больше всего мне хочется закрыться от него.

— Да, могли. До тех пор, пока ты всё не испортил.

Выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Закрываю глаза. Считаю до десяти.

— Может, перестанешь напоминать мне об этом?

— Перестань меня сверлить таким взглядом.

— Каким? — прищуриваюсь, подаваясь вперед. Я не хочу затевать ссору, но, черт, где здесь стоп-кран?

— Брось, Кайя, я не слепой! — Владлен выглядит угрожающе, но мы все еще говорим шепотом. Со стороны, должно быть, забавно смотрится. — Все вокруг тоже не слепые. Мне противно, и я не хочу, чтоб ты…

— А если я сдохну, тебе станет легче? — почти рычу, зло и отчаянно. Десять лет вопрос вертится у меня на языке, и вот я решаюсь спросить. Глупо. По-детски.

Брат не отвечает, но и особой задумчивости я на его лице не замечаю. Скорее ответ готов давно, и он воспринимает его, как само собой разумеющееся…

— Я всё равно люблю тебя.

Произношу это прежде, чем уйти в дом. На душе гадко, будто кто-то размазал по стенам черепной коробки известную субстанцию и сейчас активно этому радуется. Что-то незаметное, важное я упускаю. Что-то, что не должно было случиться, но случилось и…

Утром Юлька находит меня на полу кухни с так и не начатой бутылкой виски в руках. Она, сонная и уютная, укутавшаяся в клетчатое пончо с кисточками, присаживается рядом, отбирая бутылку.

Мы сидим в тишине несколько минут, пока она хриплым ото сна голосом не произносит то, что, наверное, должно меня подбодрить:

— Ты молодец. Хорошо держишься.

— Я закодирован, — с громким стуком ставлю стакан на пол и утыкаюсь лбом в колени, обнимая себя руками. От плитки тянет сыростью, и не стоит ей сидеть на холодном полу, но…

— Я не об этом.

— Ты все слышала? — поднимаю на нее глаза и вижу, что да, она все слышала.

Юля вздыхает и, повертев в руках бутылку, убирает ее на стол.

— Может, тебе стоит переключить свое внимание на кого-то другого? — выдает совершенно бессмысленное предположение.

Что я дурак, что ли, и за столько лет не додумался до этого? Нет, здесь дело в ином.

— Ты бы смогла?

Она лишь пожимает плечами, зябко кутаясь в пончо.

— Мы с Владом давно охладели друг к другу. Осталось лишь уважение, привычка, привязанность. Да и дети. Искра была в восемнадцать. Но сейчас…