Противоестественно (СИ) - "Shamal". Страница 30

Ерунда.

В отличие от широко распахнутых глаз Макса, которые оказываются вдруг близко-близко, едва я разлепляю веки.

Сидит на краю кровати, полностью одетый и собранный, будто готовый хоть сейчас идти в бой. Волосы влажные после душа…

— Как ты себя чувствуешь? — протягивая таблетку, видимо, обезболивающего и стакан воды, печальным шепотом выдыхает он. Я мотаю головой, пожимаю плечами, толком не разобравшись в своих ощущениях, и послушно кладу в рот таблетку. Макс молчит какое-то время и вдруг почти обиженно добавляет: — Зачем ты позволил мне?

Мне становится смешно от подобных заявлений.

— Ах, теперь я виноват, да?

У Макса, кажется, сейчас сердце остановится от стыда. Прячет лицо в ладонях, бормочет что-то невразумительное и вообще выглядит таким несчастным, что мне хочется его пожалеть.

— Все нормально, правда, — тихо произношу, поглаживая его по спине. Под одеялом жарко, я весь липкий, в смазке, сперме и крови, и мне так чертовски хочется пойти в душ…

— Я ничем не лучше их! — зло шипит Макс, а я смотрю на его мучения, ощущая себя беспомощным. Я должен сказать ему, объяснить, как поступать правильно, может, даже немного подоставать своими нравоучениями, но не могу и рта раскрыть.

Да что говорить? Что он лучше их всех, просто по своей молодости и неопытности еще не соображает, что все делает не так? Что в этой ситуации виноваты мы оба, я, потому что допустил, а он, потому что не сдержался? Что нельзя поддаваться своим секундным эгоистичным прихотям?

Он послушает меня, я знаю, ведь каким-то чудом я сумел заработать у него авторитет, но все равно не могу ничего сказать.

Потому что это я дурак! Потому что я должен был все остановить еще вчера, может быть, даже отвезти домой, к отцу и матери, а не к себе. Потому что я взрослый, а он — почти ребенок, вчерашний подросток, у которого гормоны вместо мозгов. Это я поддался секундным эгоистичным прихотям!..

Ну, Кайя, дебил, посмотри, до чего ты докатился! Он теперь будет винить себя в случившемся!

— Макс, послушай меня внимательно, — начинаю с энтузиазмом и достаточно бодро, решив исправить все то, что натворил. — Я хотел этого, понятно? Ты ни к чему меня не принуждал, все было по обоюдному согласию.

— Да? — хмурится племянник, а потом резко отстраняется и отдергивает край одеяла, демонстрируя бурые пятна крови на простыне.

— Так бывает, — стараясь не смотреть вниз, произношу достаточно мягко, хотя голос дрожит все равно. — Приготовь завтрак, а я пока в душ. Идет?

Он молчит, кусает губы, видимо, не понимая, как вообще я могу так спокойно относиться к подобным вещам, но потом кивает и уходит греметь посудой, позволяя мне спокойно доползти до ванной комнаты.

Я привожу себя в порядок достаточно долго. Считаю количество синяков и засосов по всему телу, пытаясь вспомнить, когда он вообще успел их оставить, неторопливо принимаю душ, оттирая себя от крови и спермы, непозволительно медленно и вдумчиво чищу зубы, оттягивая момент, когда нам снова придется столкнуться лицом к лицу.

Но вечность прятаться я не могу.

В комнате, пока меня не было, судя по всему, была сделана перестановка, да и вообще наведен порядок. Макс перестелил кровать и перетащил к ней круглый обеденный стол, которым я не пользуюсь, отдавая предпочтение барной стойке.

Он не произносит вслух, но я знаю, что это забота о моей чертовой порванной заднице…

Мне становится немного смешно, но одновременно с тем я испытываю острый прилив нежности и благодарности.

— Не знал, чем тебя удивить из того набора продуктов, что есть в холодильнике, и не придумал ничего лучше панкейков, — виновато бормочет он, доставая из холодильника банку клубничного варенья, которое мне как-то передала мама.

На столе уже аккуратно расставлены тарелки с горками оладушек и кофейные чашки.

— Спасибо, — я осторожно присаживаюсь на край кровати и неловко складываю руки на столе, ожидая, пока он откроет банку и сядет рядом. Взгляд невольно падает на электронные часы на прикроватном столике. — А тебе разве не нужно сегодня на работу?

— Нужно, но я позвонил и отпросился, — отвечает Макс, пожимая плечами. — Тебе, кстати, тоже позвонил.

— Что? — не сразу понимаю, о чем он вообще говорит.

— Ну, я нашел в контактах Лену и попросил ее передать твоему начальству, что ты себя плохо чувствуешь.

— Макс! — не могу сдержать возмущенного вскрика, но он только невинно улыбается, и я понимаю, что он прав. Сегодня я вряд ли в состоянии высидеть восемь часов за монитором.

Мы наконец-то принимаемся за еду, обсуждая всякие глупости вроде погоды и работы, всеми силами стараясь не затрагивать эту ночь. К концу завтрака даже оба расслабляемся, откидываемся назад на кровать, так и не вставая из-за стола, и я даже могу на секунду представить, что все еще вернется к точке бифуркации.

Правда, это чувство исчезает, стоит Максу коснуться моей щеки ладонью, заставляя повернуться к нему лицом.

В его глазах горит что-то напоминающее восторг, и я не могу понять, как наш разговор о смене климата может вызывать такие эмоции.

Замолкаю на полуслове, забываю о чем вообще говорил, потому что он проводит пальцами по моим губам, чуть оттягивая нижнюю, а потом медленно подается вперед, целуя нежно, осторожно, будто спрашивая разрешения.

И я отвечаю. Не сразу, но отвечаю, чувствуя себя так, будто предаю Родину, друзей, мать и… черт, предаю Макса. И это так, ведь я оказываю ему медвежью услугу, играя в эти игры.

Но ему, кажется, все равно на последствия. Он нависает сверху, продолжая неторопливый поцелуй с привкусом сладких панкейков, клубничного варенья и кофе. Гладит мое лицо, перебирает пальцами волосы, растворяя в кипящем котле нежности, а потом вдруг разрывает поцелуй, касается губами подбородка, шеи, ключиц, и не нужно быть гением, чтобы понять, зачем он спускается все ниже и ниже.

Я уже возбужден, когда он приспускает мои штаны и без раздумий берет в рот истекающий смазкой член.

Слегка подаюсь вперед, умоляя взять глубже, и он послушно выполняет это, насколько может.

Если бы я был в клубе или баре с незнакомым, но доступным мальчиком, парнем, мужчиной, я бы уже схватил его за волосы и насадил на себя, не вслушиваясь в протесты, но я с Максом, а потому даже не думаю делать резкие движения, позволяя ему контролировать процесс.

Он старательно вылизывает мой член, плотно обхватывает губами, сжимая рукой у основания, и, пусть я привык к несколько другому темпу и интенсивности, достаточно лишь одного взгляда вниз, чтобы дойти до оргазма.

Хватаю его за плечо, пытаясь отстранить от себя, но он протестующе мычит, и я выплескиваюсь ему в рот…

Меня переполняют эмоции, но я не могу пошевелиться или что-то сказать, потому что внутри… внутри будто ослабевает годами натянутая пружина. Меня отпускает, и хочется вопить от облегчения и восторга, ведь впервые за двадцать лет я… боже мой…

— Кайя, посмотри на меня, ты чего?! — шепчет Макс, заглядывая в глаза.

Вижу его очень мутно, сквозь пелену слез, и не знаю, как объяснить, что минуту назад, посмотрев вниз и увидев его каштановую кудрявую шевелюру, не представил на его месте Владлена… А ведь они так чертовски похожи этими непокорными прядями!

— Все хорошо, Макс, все хорошо! — заверяю его, торопливо стирая слезы. Хватаю его за шею, притягивая к себе, утаскивая в поцелуй. Впервые целую сам, прекрасно понимая: я только что дал ему зеленый свет.

Мы целуемся упоительно долго, как какие-то молодожены в дурацкой американской мелодраме, но я действительно не могу оторваться от его сладких губ, снова и снова ныряя в пучину безумства.

Мы так увлечены друг другом, что не сразу замечаем, как кто-то настойчиво стучит в дверь.

— Блять! — шипит Макс, с недовольным прищуром поглядывая на дверь. — И кому там так не терпится?..

— Мне, — смеюсь, нехотя отстраняясь.

Поправляю одежду и, стараясь не хромать от вновь проснувшейся боли, иду к двери, смотрю в глазок…