Мне больше не страшно (СИ) - "Ash Esti". Страница 9
Казалось бы, что особенного в поцелуе? Абсолютно ничего, люди целуются на каждом шагу, каждую секунду в мире целуются миллионы человек. Вот и он, один из таких, ничем не примечательных людей. Он целовался раньше, но это были поцелуи с девчонками. В школе была пара девчонок, которые активно намекали на продолжение, но дальше поцелуев дело не зашло. Стоило отметить и то, что ни один из поцелуев с этими воздыхательницами не смог поднять в нём такую бурю эмоций, как этот мимолётный поцелуй с Воскресенским.
В этот вечер Антон был недоволен тем, что вновь ложится спать позднее, чем планировал. Время за полночь, а Воскресенский никак не хотел уходить из комнаты и бряцал на своей гитаре. Разве можно пропустить это бряцанье? Он пытался писать вступление к своей курсовой, хотя на деле просто слушал его приятный голос.
Всё произошло, когда он возвращался из ванной комнаты по пустынному коридору общаги, шаркая по линолеуму своими тапочками. На плече полотенце, в руках зубная щётка, глаза прямо-таки слипаются, сонливость одолевает всё больше.
Бамс!
Натолкнулся на него. То, что это Денис, он знал наверняка, даже не поднимая головы, наверное, по запаху. Крепкие руки удержали его, когда он хотел отстраниться, хитрая усмешка.
— Полегче, спящая красавица.
— А ты следи за своим языком, иначе красавица может врезать так, что мало не покажется, — злобно прошипел Антон, сонливость тут же улетучилась, разом зачесались кулаки.
Ну вот почему Воскресенский такой… бесячий, вредный и вообще… Неужели ему так нравится издеваться над Антоном? Он находит в этом какое-то особое удовольствие?
— Уже трясусь от страха, видишь? — прошептал парень, наклоняясь ниже.
Взгляд карих глаз опустился на обнажённое плечо из-за съехавшего ворота футболки, правая рука тут же заскользила вверх и остановилась на плече, слегка сжимая. Потемневший взгляд снова метнулся на лицо, задержался на губах. А в следующую секунду он ощутил его тёплые мягкие губы. Они слегка прихватили его нижнюю губу, затем ещё раз сильнее, почти кусая, а потом он почувствовал горячий язык. Хватило лишь один раз провести языком по линии сомкнутых губ, чтобы они приоткрылись.
Вдали послышался скрип открываемой двери, и они отстранились друг от друга. Губы разочарованно сомкнулись обратно. Денис хрипло прошептал:
— Спокойной ночи, красавица.
Антон с трудом сглотнул, наблюдая за удаляющейся спиной Воскресенского и только сейчас заметил, что его сердце всё это время билось как бешеное.
Сейчас, ворочаясь на скрипучей кровати без сна, парень понимал, что пожелание спокойной ночи можно счесть издевательством. Он в который раз прикоснулся к своей нижней губе рукой, и в который раз отдёрнул ее, раздражённо выдыхая.
Чёртов Воскресенский!
Зачем он это сделал? Антон и без того ловил себя на мыслях о нём, а теперь ещё и это. Это ведь безумие! Они оба парни. Почему он так себя ведёт? Внезапная догадка обдала его как ледяной водой. А вдруг он проспорил кому-то? И его воображение мигом нарисовало сцену:
«Иди, чмокни того мелкого с физмата»
«Да ты гонишь!?»
«Умей проигрывать, чувак»
***
На лекции было очень трудно сконцентрироваться, то ли из-за того, что Зяблик слишком нудно рассказывает теорию и не торопиться приступать к практике, то ли из-за того, что мысли Антона витали совсем не там где нужно. Точнее, там, где совсем не нужно.
Он то и дело вспоминал тот злополучный поцелуй. Прошло уже два дня, Воскресенский вёл себя, как ни в чем не бывало. Возможно, догадка о том, что он просто кому-то проспорил, оказалась истиной. Но если это правда, то Антону тем более нужно прекратить думать об этом. Было и было, всё прошло.
Чёртов Воскресенский!
Он же мудак, каких поискать! Всегда терпеть не мог типов, которые за счёт других пытаются самоутвердиться. Если бы был не таким, вряд ли бы цеплялся к Антону по каждому поводу и взгляд этот хитрющий…
Зачем он это сделал?
О, ради всего святого, надо прекратить думать и анализировать! Ничего незначащий мимолетный поцелуй, а он, Антон, придает ему слишком большое значение. Воскресенский вон уже совсем забыл об этом, пора бы и ему тоже успокоиться и забыть тот случай в пустынном коридоре.
— Антон!
Но зачем всё-таки он это сделал? Антон отчётливо помнил его сбившееся дыхание, хрипловатый от эмоций голос… Неужели это тоже все притворство?
— Маслов?!
Парень вдруг понял, что обращаются к нему и вскинул голову на преподавателя. Зяблик был недоволен, что его игнорируют, а ещё он был порядком удивлён, ведь Антон всегда очень внимательно слушал лекции и тщательно записывал в тетрадь.
— Да? — Антон поднялся с места.
— Антон, что с вами творится в последнее время? Вы стали очень рассеяны, — парень лишь пожал плечами. — Будьте добры к доске и выполните данное вычисление.
Антон сбежал вниз и быстро приступил к выполнению, он знал, как это решается. Когда выводил ответ, в кармане бесшумно завибрировало, он старался не обращать внимания на телефон и довёл вычисление до конца.
Зяблик удовлетворительно кивнул и велел сесть на место.
Антон уселся, и постепенно мысли вновь перенеслись к Воскресенскому. Парень уже ненавидел и себя, и его, пообещал себе, что не будет думать о грёбаном поцелуе. Телефон в кармане вновь коротко завибрировал. Антон достал его, взглянул на экран и замер.
Сообщение в мессенджере. От Воскресенского.
Это было необычно, по крайней мере, тем, что до этого они вообще ни разу не переписывались, и в телефоне Антона отсутствовал его номер.
«Мне нужна твоя помощь!»
А через секунду снова: «Срочно!»
Антон быстро набирает «Чё за бред, Воскресенский? У меня пара»
В ответ приходит лаконичное: «4 этаж. Музей универа»
Антон заскрипел зубами от досады. Всё-таки тот поцелуй в общаге был подстроен. Точно кому-то проспорил! Иначе нахрена его вызывать во время лекций?
Ну, уж нет! Никуда он не пойдёт! Антон не попадётся на эту удочку. Нужно просто проигнорировать его. Это же проще простого!
Антон продолжил сидеть, грызя кончик ручки в зубах. После того, как послышался характерный треск, опасливо убрал ручку подальше от своих зубов. Заметил за собой, что чуть ли не подпрыгивает на месте от нетерпения.
Ладно. Окей. Так дальше продолжаться не может. Он пойдёт туда и разберётся с Воскресенским раз и навсегда. Он сейчас как раз зол, глупо упускать шанс поставить мудака на место и наорать на него.
Предупреждая Зяблика, Антон тихо покидает аудиторию. Пока он поднимался на четвёртый этаж, то распалялся от злости всё сильнее и сильнее. Ну, что за дебильные шуточки! Это ведь ловушка. Нахрена он вообще туда идёт?!
Открывает дверь музея и …. ничего. Там нет ни Воскресенского, ни кого бы то ни было из его дружков. Это озадачивает Антона, и он проходит вглубь помещения, внимательно осматриваясь, затем громко зовёт:
— Эй, Воскресенский!
Вдали послышались аккорды гитары, и Антон уверенно направился вперёд, сжимая кулаки. Вошёл в секцию музея, касающуюся героев войны, осторожно обходя стеклянные стенды с орденами и чёрно-белыми фотографиями. И вот он! На небольшом диване, развалился с гитарой в руках:
Группа крови - на рукаве, мой порядковый номер - на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве, не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
— Ты совсем отбитый? Нахрена ты меня дёрнул с пары? Чтобы я Цоя послушал в твоём исполнении? — ошеломлённо спрашивает Антон.
— Мне в студсовете дали задание невыносимой важности — протереть все стеклянные поверхности в музее. — Воскресенский лениво поднялся, отложив гитару. — Ты только посмотри, сколько тут работы?! Мне нужна твоя помощь…
— Ты в своём уме?! — Антон даже злиться забыл от такого заявления. Но хитрый прищур и кривая усмешка на лице Воскресенского снова разжигают раздражение внутри. Почему всегда так чешутся кулаки, когда он видит на этом лице самодовольную улыбочку?