Искры на ветру (СИ) - Карпов Илья Витальевич. Страница 44

То был очередной этап развивающейся паранойи короля, но поначалу Тилль не придал этому внимания, с почтением приняв новые обязанности. Впрочем, в них было мало интересного.

Мерайя стала принцессой в тот самый момент, как её отец принял в Храме троих титул короля Энгаты. Девочке было всего девять, она выросла на историях о знаменитых принцессах, а потому встретила этот подарок судьбы с невероятным восторгом. Впрочем, она очень скоро узнала, что жизнь принцессы не так сладка, как говорят сказки.

Первым испытанием стала большая поездка по стране, занявшая почти целый год. Королю следовало объехать свои владения и познакомиться с теми лордами, кого прежде он никогда не видел. Эдвальд, привычный к подобному, легко переносил тяготы пути, чего не сказать было о жене и дочери, что отправились с ним, ведь каждый в Энгате желал засвидетельствовать почтение новым королеве и принцессе. Увы, но морской путь к островам Миррдаэн девочка не помнила из-за лихорадки, а пришла в себя она уже в стенах Солёной скалы, замка Русвортов. Эдвальд щедро наградил придворных лекарей своего тестя и, переждав зиму, королевский кортеж отплыл со свитой к западному берегу Энгаты.

Вернувшись в Чёрный замок, Мерайя спросила отца, можно ли ей вернуться «домой, в Одерхолд», на что тот ответил ей, что теперь её дом здесь, а в туда она может возвращаться на зиму.

В жизни девочки поменялось практически всё. Подруги детства, дочери придворных, остались в Одерхолде, а с новыми она сходилась неохотно. К тому же она вошла в тот возраст, когда юной леди надлежало овладевать огромным множеством наук и навыков, в числе которых как шитьё, танцы, пение и игра на музыкальных инструментах, так и география, история и иностранные языки.

Последние давались Мерайе особенно непросто. Часто она отказывалась от уроков под предлогом головной боли или слабости, которые со временем научилась изображать в совершенстве и могла побледнеть буквально в мгновение ока по одному лишь велению мысли. Придворные же, зная о тяжёлой болезни, что принцесса перенесла в детстве, не смели спорить и покорно удалялись.

Тилль, наблюдавший за этим, всегда только усмехался, как ловко у неё получалось дурить учителей. Чаще всего принцесса проделывала такое, когда занятие проходило в саду, чтобы просто погулять. Тогда шут, дождавшись, пока скроется раздосадованный учитель выдавал себя и предлагал принцессе пирожное, украдкой стянутое с кухни, тихонько играл на лютне, флейте или ходил на руках. Мерайя воспринимала его как милого чудака, который всегда появляется кстати, что и было нужно шуту. И, что было особенно важно, даже не подозревала, что за ней тут и там наблюдает пара внимательных глаз и не менее внимательных ушей.

Вот и теперь Тилль отправился не куда-нибудь, а в королевский сад, утопающий в цветах и ароматах. Шут наизусть знал расписание занятий принцессы. Прежде в это время она занималась эльфийским, но придворный маг Рейквин вот уже месяц как уехал из замка, поэтому сейчас ей предстоял урок ригенского.

Карлик притаился за живой изгородью из густого плюща и стал наблюдать. Забавно, насколько принцесса изменилась за эти годы. Из болезненной девочки она превратилась в милую девушку шестнадцати лет, унаследовавшую от матери лишь шелковистые волосы цвета осеннего клёна. В остальном же, по словам короля, принцесса походила на его покойную сестру, и, если эти слова были правдивы, то Тиллю охотно верилось в молву о красоте былой королевы.

Мерайя была одета в платье цветом точь-в-точь как небо сегодняшним ясным весенним днём, а из волос, тщательно собранных в плотную причёску по бокам головы, как всегда, торчал спадающий на висок локон, который девушка то и дело накручивала на палец в минуты волнения и раздумий. Иногда, впрочем, вместо этого она крутила на пальце золотой перстень, который ей подарили на десятилетние именины и который едва ли не каждый год приходилось отдавать ювелиру, чтобы тот подгонял украшение под быстро растущую руку девушки.

Принцесса и теперь теребила перстень пальцами другой руки, со скучающим видом опираясь плечом на деревянную ограду беседки, а седовласый учитель с острым носом, на котором едва держались очки, задавал ей вопросы, то и дело сверяясь с толстой книгой в переплёте из чёрной кожи.

Учитель, судя по говору, был уроженцем Ригена, и Тилль видел его впервые. С одной стороны неудивительно, что носитель сумеет лучше разъяснить тонкости родного языка. С другой же это показалось шуту странным, ведь его величество питал особую и вполне объяснимую неприязнь к имперцам. Прежде он даже не допускал их ко двору, а теперь уроки не только стали вдвое чаще, но и его дочь учит самый настоящий ригенец?

Тилль не мог не заметить, насколько изменились привычки короля в последние пару лет. Он стал буквально другим человеком, мрачным и подозрительным, но в то же время ужасно внушаемым. Шут не раз замечал, как в минуты замешательства его величество был склонен соглашаться с чужим мнением. Быть может, и теперь кто-то надоумил его, что принцессе необходимо углублённое изучение языка Ригенской империи?

— Итак, ваше высочество, — старик поправил очки и прокашлялся, — раз уж магистр Илберн обучил вас основам, мы можем перейти к новой теме. Глаголы долженствования. Да будет вам известно, что в ригенском языке слово «должен» выражается двумя способами…

Имперец указал узловатым пальцем в страницу книги и продолжил:

— Глаголы «muessen» и «sollen» сходны по значению, однако между ними есть значительное отличие, ведь первый обозначает нечто, вызванное чувством долга или собственным желанием, а второе относится, скорее, к исполнению некой посторонней воли. Взять, к примеру, фразу «принцесса должна выйти замуж». Какой из глаголов выберет ваше высочество?

Принцесса со вздохом ткнула пальчиком в бумагу, и на лице имперца появилась снисходительная улыбка.

— Ваше высочество, должно быть, ошибается, — мягко сказал он. — Согласно правилам, здесь следует применить глагол muessen, чтобы получилось die Prinzessin muss heiraten…

— Но если желание о замужестве исходит не от самой принцессы, то будет именно sollen, — скучающим голосом произнесла Мерайя.

— Простите, ваше высочество, но, полагаю, книга описывает некую абстракцию, и делает это исключительно в целях продемонстрировать…

— Продемонстрировать, что каждая принцесса спит и видит, как бы поскорее выскочить замуж? Если ваша книга говорит о всех принцессах разом, то эта книга дурацкая.

— При всём уважении, ваше высочество, — воскликнул старик, поправив очки, — это лучшее пособие по изучению ригенского языка, не говоря уже о том, что я потратил многие годы, составляя и дорабатывая его! По этой книге я обучал леди Мирану Рейнар, юного Тибальта Майвена и даже его императорское высочество, принца Гюнтера Эркенвальда, который когда-нибудь станет императором Ригена!

— Да хоть чёрта лысого! — топнула ногой принцесса, и Тилль с трудом сдержал смешок, прикрыв рот ладонью. Он сам украдкой научил её высочество этому ругательству, и теперь испытывал гордость за то, что она сумела столь метко его применить.

— Вы не желаете продолжать урок, ваше высочество? — строго спросил имперец, вставая с места. — В таком случае я буду вынужден доложить об этом королеве.

— Желаю, — вдруг смущённо проговорила Мерайя. — Прошу прощения, не знаю, что на меня нашло. Моё поведение недостойно. Если вам угодно, чтобы принцесса в книге искренне желала выйти замуж, пусть так.

Тилль наблюдал за этим с удивлением. В девушке будто вспыхнуло пламя, которое тут же окатили из ушата, оставив лишь едва тлеющие угли, шипящие от бессилия. Имперец повеселел. Ученица успешно справлялась с заданиями, но только шут отчётливо видел, каких трудов ей стоило изображать интерес: кожа на пальце вокруг кольца натёрлась до красноты, и всё же принцесса продолжала улыбаться и послушно отвечать на вопросы. Неужели так подействовало на неё одно лишь упоминание королевы? Прежде такого не случалось.