Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 16

В тот заветный день и час, когда подтвердилось исчезновение Джассара вместе с сотней виднейших светил Искусства, когда оставшиеся архимагистры не смогли отыскать их следов ни на одном плане бытия Валемара, они собрались в Абсалодриуме Закатном и стали держать совет. Самые сильные маги и магессы со всего мира были смятены тем, что ни один из них больше не мог прикоснуться к бесконечным энергетическим ресурсам Астрала, будто поставлена была неразрушимая прозрачная стена. Также они отказывались понимать нового положения, которое появилось в ткани реальности и запрещало отныне волшебникам осуществлять власть над живыми и разумными, ограничиваясь существами магическими. Да когда же такое было, чтобы одарённые великим Искусством, вынуждены были служить немогущим? Величайшие маги мира задались вопросом будущего. Что определится для пребывающего в благоденствии Валемара, такого огромного, богатого, красивого мира, в котором волшебство решило все проблемы кроме, разве что, самой смерти? Окажись среди них один безусловно превосходящий по могуществу лидер, остальные подчинились бы. Маги любят иерархию и, несмотря на то, что могущество часто туманит их умы, имеют чувство ранга. Но на беду фаворитов было два. Три, вернее! Однако же Таримар Годалунг по прозвищу Кракен отказался от любых притязаний на власть, пока не вернётся Маг Магов. В том он и поклялся на имени самого Джассара, и все увидели, что клятва была принята во внимание самой магической силой, — что с исчезновением Абсалона правила работы мирового механизма не изменились.

На редкость не жадный до власти Кракен мог поддержать одного из оставшихся претендентов, раз не хотел первенства сам, и всё закончилось бы в Абсалодриуме, быстро и с наименьшими потерями. Зенреба тогда поддерживал прежде всего младший брат Карохаш, верный и надёжный, пусть и не вполне здоровый. За Огремоном Серебряным, этим напыщенным высокомерным болваном стояли Аглая Семицветная и Кветцар Палица. Примкни к ним Кракен, остальные маги последовали бы его примеру и Зенреб оставил бы притязания. Он всегда был очень прагматичен и не уважал авантюризма, хоть и трепетно хранил собственную гордость; примкни Кракен к Зенребу, уже Огремону пришлось бы укоротить себе бороду и согнуть выю. Но проклятый дурак просто покинул город и запретил беспокоить себя до возвращения Джассара Ансафаруса. Тогда ещё многие были уверены, что Маг Магов мог появиться в любой миг, что он отлучился из Валемара по срочным и важным делам, забрав сотню величайших архимагистров с собой.

Дебаты продолжились, превратились в озлобленный спор, началась свара, а потом и схватка. Истинно, не будь Абсалодриум выстроен великим Джассаром Ансафарусом, в тот день он был бы разрушен до основания. Несколько сильных волшебников погибло, многие были ранены, даже без доступа в Астрал они обладали колоссальным могуществом. Эндондэ Обсидиан впал в приступ дурной крови и атаковал всё живое, чтобы остановить его Дельфия Полынь едва не выгорела, архимагистр шёл на архимагистра, круговорот насилия втягивал даже тех, кто изначально желал придерживаться нейтралитета, имматериум кипел и взрывался.

Сторонников Зенреба на западе мира было меньше, он родился и провёл большую часть своей жизни на востоке, и потому им с братом не удалось пересилить. Зенреб получил тяжелейшую рану, лишь благодаря Карохашу он не погиб. Младший брат сбежал по мосту, унося его с собой, а оказавшись в Абсалодриуме Восходном, приказал запечатать дорогу, объединявшую две половины мира. Потом, не теряя времени, Карохаш отправился вместе с Зенребом в Великую Белую пустыню, туда, где находилась самая тайная лаборатория, о которой знали только они двое.

Рана, которую Огремон Серебряный нанёс лично, не заживала и медленно приближала полную смерть Зенреба. Руководствуясь указаниями слабеющего брата, Карохаш подготовил экспериментальный ритуал, соблюл все возможные меры предосторожности и, переступая через совесть и человеколюбие, принёс в жертву четыре тысячи четыреста сорок четыре жизни. Такова была важнейшая цифра: четыре на четыре, на четыре, на четыре и ничего, что бы дало восемь.

Исследования Зенреба оказались верны, сущность без имени, обитавшая в пустыне и ширившая её, обратила на архимагистров свой отстранённый взор и услышала их просьбу. Помощь, спасение… она не умела говорить, но проникала в разум, душу и тело холодным присутствием и ставила условия: нужен проводник; в результате получится существо, которое уже не будет прежним. Что им оставалось, кроме как согласиться? Карохаш нанёс на своё тело знаки, что только через тысячелетия станут узнаваемы как некротические иероглифы; покрыл ими же тело умирающего брата и создал поток. Сущность не обманула их ни в чём, умирание Зенреба остановилось, как и его жизнь. Сердце билось, кровь текла по жилам, рана заросла, но стал он бледен и холоден, отрешён от эмоций, зато полон стремлений и абсолютной решимости привнести в этот мир покой и порядок смерти…

— Зиру, его мысли захватили тебя… Зиру, если ты не отвлечёшься, то умрёшь… Мы в обители мёртвого бога… Рокурбус глух и это защищает нас от голоса, но Рокурбус разумен и мысли втекают в нас… Отстранись, пока твоя жизнь не угасла.

Она не понимала, что за мысль он пытался донести, её несло в воспоминания о былом, о древних временах, тяжёлой непрекращающейся войне, перемалывавшей мир, о том, как он боролся с хаосом, неся покой и порядок…

Приступ жгучих страданий вырвал Зиру из холодного успокаивающего потока мыслей, она беззвучно завизжала в тесноте и темноте, стала дико извиваться безо всякого толка.

— Прости, мне пришлось, присутствие влияет на тебя сильнее, чем я мог предположить… Мы у цели, теперь надо действовать быстро.

Сквозь ужасную боль Зиру ощутила непреодолимую тошноту, спазм сдавил её изнутри и снаружи, а через мгновение госпожу убийц выбросило на холодный пол и кошмар остался позади. Лишь для того, чтобы начался другой: огромная кубическая зала полнилась шёпотом.

Это помещение подпирали гигантские колонны чёрного камня, покрытые всё теми же фресками и иероглифами, по которым пробегало волнами ядовитое фосфорное свечение. Когда это происходило холодный голос шептал слова, написанные на колоннах, и на стенах, и на потолке, и на полу. Записанные воспоминания и мысли Зенреба внедрялись в разум, постепенно занимая там всё больше места. Точно в середине гробницы, на линии оси великой пирамиды, стоял прямоугольный каменный саркофаг, белоснежный, выточенный из цельного необычайно большого кахолонга. Единственной надписью на нём была украшавшая крышку череда иероглифов, гласившая: «Вечно Спящий Фараон». Над саркофагом, всё на той же невидимой струне оси висело вертикально чёрное копьё о двух длинных прямых наконечниках с каждой стороны. Этот артефакт при жизни заменял Зенребу Алому посох, а после апофеоза превратился в атрибут бога смерти наравне со священным серебряным серпом.

— Зиру… Зиру… ЗИРУ!!!

Сквозь шёпот бога и её собственные ладони, сжимавшие голову, до сознания дорвался голос Эгидиуса. Колдун смотрел на неё снулым глазом, его губы шевелились, но она вновь не могла ничего разобрать, пока…

«ЗИРУ!!! КРОВЬ ДОЧЕРИ, ДАРОВАННАЯ ИЗ ЛЮБВИ!!! ТЫ ДАЁШЬ МНЕ ЕЁ?!!»

Это прогремело в голове так, что заметалось эхо.

— Да!

Маленькая копия Рокурбуса, украшавшая посох, ожила, когда колдун протянул набалдашник к Зиру, и царапнула той лицо своим крохотным рогом. Тёмная кровь не хотела вытекать, и змея нанесла ещё несколько ранок, пока не выступила густая капля. Она отделилась от своей хозяйки, оказавшись в пасти змеи, и колдун приступил к подготовке ритуала.

Настоящий Рокурбус заполз хозяину под одежду, опутал там его полумёртвое тело и заставил левую половину слушаться, ловко сгибать и разгибать члены. Из-под вуали на живую половину тела хлынула чернота, сгладившая все черты и зажёгшая в глазнице алый кратер. Чернота хлынула также из-под его тела, образовав квадрат, а когда отхлынула, на полу остались четыре уродливых деформированных черепа, повёрнутые в центр лицами, и с жировыми свечами, на лбах. Старые пожелтевшие кости были исписаны бессмысленными узорами, челюсти зияли прорехами, но оставшиеся зубы отличались длиной и остротой. Каждый череп принадлежал прежде могущественному колдуну, которого поглотила Тьма, а Эгидиус собрал раритетные останки и даже вытопил жир для создания свечей. От них остались уже почти огарки, но для этого ритуала волосяных фитилей ещё хватит.