Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 19
В ужасе перед гневом божества они разлетелись и растворились в эфире.
Тракт постоянно шёл вверх, далеко впереди он перекидывался по мосту через пропасть. Длинные опоры того моста исчезали в тумане, сквозь который доносился рёв бурного потока, а на противоположной стороне виднелась малая тёмная точка. Туарэй пожелал рассмотреть её лучше и в тот же миг словно оказался у стен небольшой, но хорошо сложенной гномьей крепостицы. Над стенами торчали шестиугольные раструбы пушек, барбакан украшали изображения бородатых воителей, вытесанные в камне, а над ними реяли знамёна Кхазунгора, вышитые золотой нитью. Пограничная застава, даже такая скромная, держала под прицелом мост и могла бы остановить хоть десятитысячную армию.
У Туарэя не было сомнений в том, что дальше гномы никого не пропустят. Царство Гор не желает принимать у себя жителей равнины, бегущих от мора, и этот самый мор переносящих; «Всякий упорствующий путник сам будет повинен в собственной гибели» — гласили наборные послания на встреченных придорожных плитах. Карантин.
— Продолжайте двигаться, — бросил он Самшит, прежде чем сплести Крылья Орла и подняться в воздух.
Полёт был стремителен, вот уже край пропасти под ногами, а на нём, под снегом — мёртвые. Туарэй ощущал тех беженцев, что погибли от холода, голода или разорвавшегося ядра, не получили захоронения, прокормили своей плотью снежных барсов и горных медведей. Пограничники Кхазунгора точно соблюдали царски указ.
«Гномы расстреляют любого, кто приблизится к мосту. А, если понадобится, обрушат и сам мост. Попробуй договориться с ними».
«УБЕЙ ИХ!!!»
Туарэй перелетел через пропасть и опустился во внутреннем дворе замка, прямо среди солдат, нёсших службу. Они занимались обычными делами: наводили порядок, латали одежду и правили доспехи, сходились в тренировочных поединках, кормили скотину, играли в торжок и пили пиво, грели руки возле жаровен. Появление бога застало гномов врасплох, но через несколько мгновений зазвучал набат и крики на скрежещущем языке: «Сомкнуть щиты! Враг в крепости! Сомкнуть щиты!»
Он стоял неподвижно, тяжело навалившись на Доргонмаур, следил пылающими глазами, как бородачи выбегали во двор и на стены, бренча металлом. Сверху мушкетёры и арбалетчики, а внизу — латники с топорами, булавами, копьями да мечами; щиты образовали неразрывное кольцо, десятки пар колючих глаз следили по над них.
— Хорошо, — Туарэй выделил среди прочих командира и заговорил на языке гор: — не мешайте каравану пройти.
Тот отшатнулся, будто получил удар в лицо, а заодно и плевок в глаза; красное лицо пошло морщинами гнева.
— Не будет такого, чтобы волшебник, демон или дух командовал в моих стенах! — вскричал гном, чей шлем был украшен серебряной чеканкой и самоцветами. — Горный Государь закрыл пути, и я, Гронстват Саулд эаб Дунно прослежу, чтобы так и осталось!
В жёлтых глазах Туарэя горело бессмертное пламя, безумный гнев рвался наружу, но тонкая перегородка старой личности ещё едва удерживала его.
— Не волшебник, — выдохнул Туарэй, — не демон и не дух перед тобой, но бог и хозяин всего. Повинуйся.
— Ха! — Рот командира широко раскрылся, сверкая золотыми зубами. — Отвага, честь и верность долгу — вот, мои боги, и других не надо! Сомкнуть щиты, клянусь кремнием и камнем, порубим его на кусочки!
Мушкеты загрохотали со стен, свинец бился о растрескавшуюся кожу и чешую, превращаясь в раскалённые брызги, бородачи с грозным воем надвинулись, замелькали топоры и заработали копья, но дерево горело, а сталь плавилась и калечила смертных. Туарэй стоял посреди толпы, содрогаясь от гнева. Два голоса звучали в голове, и один угасал, тогда как второй набирал мощь:
«ИСПЕПЕЛИТЬ!!!»
Изуродованный рот бога приоткрылся и наружу хлынул ревущий поток огня. Ближайшие гномы погибли в плазменной вспышке, остальные отшатнулись прочь, т а я, словно плоть их стала воском. Через мгновение он запрыгнул на стену, схватил когтистой рукой одну из пушек, поднял её, разрывая цепи, крепившие лафет к галерее, и швырнул, убив десяток стрелков. Доргонмаур указал на противоположную стену, волнистый язык побелел от жара, издал тонкую ноту, и исторг луч, который мгновенно обращал гномов пеплом. Покончив с этим, Туарэй повернулся к бойницам цитадели, из которых другие солдаты продолжали стрелять.
«Окажи милосердие…»
«ИСПЕПЕЛИТЬ!!!»
Туарэй повёл левой рукой, расчерчивая по воздуху пылающее плетение, шепча слова. Когда-то у него были безобидные светящиеся мотыльки, потом он заменил их на воинственных огненных светлячков, теперь же, слушая внезапное вдохновение, он сочинил новое заклинание. Да будут плазменные стрекозы!
Десятки насекомых, созданных из раскалённого газа, застрекотали в горном воздухе, наполняя его жаром. Слушаясь создателя, они понеслись к твердыне, прорвались внутрь и тут же загремели взрывы. Огонь, пар, предсмертные вопли неслись наружу несколько минут без перерыва, а потом всё перекрыл рёв огня. Туарэй стоял, прислушиваясь к ощущениям, открыл рот и потянул воздух. Тот же миг все огненные лепестки стали скручиваться и стремиться к божеству, они рекой протекали сквозь драконьи и человеческие зубы в глотку, неся с собой души погибших. Пожар закончился, не успев разрушить крепость, не пожрав склады и деревянные стойла, в которых вопили скаковые овны и козероги, только жидкий дымок теперь убегал в высь.
«МАЛО!!! ЕЩЁ!!!»
«Пожирать других — удел паразитов».
— И хищников, — сказал Туарэй, выдыхая пар, — не стоит забывать о хищниках.
Он спрыгнул в чёрный от копоти двор, полоснул копьём по железной решётке, плавя её, а потом ударом кулака выбил тяжёлые гранитные врата наружу. Крепость пала.
///
Караван переправился по мосту лишь к вечеру, люди прошли через врата и Самшит начала молитвенное пение прямо во дворе, среди обугленных останков. Её чистый голос каким-то образом делал место боя одновременно и более прекрасным, и ещё более ужасным. По крайней мере, так чувствовал Туарэй, глядя с высоты. Чистая сила, не испачканная в золе, и не приправленная горечью пепла, втекала в его сердце через развороченную грудь. Души гномов, хоть и наполнили его, были жалкой подкормкой по сравнению с искренним поклонением.
— Нужно больше верующих.
«ПОЛОВИНЧИКИ БЕСПОЛЕЗНЫ!!! СОЖГИ ИХ!!!»
— Половинчики, — повторил Туарэй, задумчиво.
Из шестнадцати семей, живших в памятном селении, к каравану присоединилось всего три, и до пограничной крепости они добрались далеко не в полном составе. Вопреки его слову, нелюди выступили все вместе, ибо кровные связи в этом племени весьма прочны. Но даже под защитой от зимней стужи и голодных тварей многие не пережили путь. Прежде всего, — дети и старики. Первых морил голод, вторые уходили в ночь сами, когда понимали, что всех их обильных припасов не хватит, ведь невысоклики едят за троих, а бесконечная дорога в горы тяжела. В конце концов, они забили своих ездовых свиней и тащили повозки сами, сколько могли, потом бросили их тоже, вместе со всем, кроме тёплой одежды и простых инструментов.
Наверное, их следовало пожалеть, но Туарэй в своём сердце жалости не находил, только следил, как сгорал жир под обветренной кожей, как выступали толстые жилы, и суровели худеющие лица. Прожив тысячи лет в плодородных холмах, невысоклики забыли, что произошли от кочевников древнего мира, от юрких, незаметных и очень выносливых существ. Они забыли, а их тела ещё помнили, и вернулись к старым привычкам куда как быстро. Ты приспосабливаешься, или погибаешь.
Особенно внимание Туарэя привлекал лидер примкнувших к каравану невысокликов, тот, с седоватыми каштановыми кудрями и баками. Он назвался Реджинальдом Вестен-Трумоосом.
Туарэй со свистом втянул обжигающе холодный воздух и спрыгнул с крыши твердыни во двор. Он прошёлся по обугленному камню, вдыхая останки павших защитников, оглянулся на Самшит, которая ловила каждое его движение.