Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 51

Гора была сравнительно близко, её тайна будоражила ум, а ещё взгляд бога не мог проникнуть сквозь круговорот снежной бури, что делало затею лишь интереснее.

Туарэй принял решение и полетел быстрее самого звука, оставляя за спиной один громовой хлопок за другим. Внизу мелькали вершины, некоторые особо высокие горы, накрытые снежными шапками, проносились мимо. Бог летел сквозь облака, испаряя их, и заставляя опадать дождём, который превращался в снег. Буря надвигалась, затмевая весь мир, она почти заставила Туарэя почувствовать себя незначительным. Ветра наращивали силу, чтобы снести его, отшвырнуть, остановить, но бог не позволял этому случиться, направляясь к вершине рывок за рывком. Он ворвался в грохочущую темень, вихри, способные разорвать на куски что угодно, вцепились в него, что бешенные псы, однако, этого было недостаточно. Туарэй приготовился врезаться в склоны великой горы, несколько мгновений он продолжал лететь, и вдруг челюсти ветряных псов разжались. Бог оказался вне бури, смятённый и злой.

Сомнения развеялись быстро, — не ветра сбили его с курса! Чувство направление у Туарэя было совершенным, он точно знал, что пролетел по прямой, просто… Просто он не нашёл в буре самого Элбороса, вынырнул в чистое небо. Рыча, как проснувшийся вулкан, бог ринулся назад, врезался в круговорот снежной бури и пролетел насквозь, затем ещё раз и ещё, под разными углами, но с неизменным результатом. Задыхаясь от гнева, он, тем не менее, менял скорость, пытался пикировать, карабкался по склонам снизу, но всякий раз, оказавшись внутри бури, он скоро вываливался ровно с обратной стороны. Даже его попытки установить контроль над полотном реальности не дали ничего.

— Его будто не существует!

Эти слова вырвались мимо его воли и заставили устыдиться на миг. Нет, — он точно знал, что Элборос был настоящим! Широко известно, что изредка буря ненадолго унималась, всего на считаные часы она исчезала, открывая миру сияющий пик, чтобы затем опять скрыть его. Элборос был! И Туарэй видел его своими глазами! В прошлой жизни.

«Правда? Ты видел?» — послышался голос магистра. — «Внутри наркотической иллюзии, навеянной ядом с дротика болотного народца? Там ты видел Элборос?»

— Уймись, глупец. Кроме горы я видел, как Джассар Ансафарус проходит сквозь зеркало. Я был у этого зеркала наяву, я знал, как открывается путь внутрь, и я прошёл по нем!

«На это… на это мне нечего возразить».

— Присутствует загадка. — Туарэй попробовал потянуться к духам этой бури, призвать их к ответу, но духи остались глухи. — Не замечают меня, полностью поглощены работой. Магии не чувствую тоже. Но во времена Джассара вершина была доступна, и Горные Государи правили с неё всем своим царством.

«Что это значит для нас сейчас?»

— Возможно, что всё. Возможно, что ничего.

Он устремился обратно к Пепельному долу, нашёл один из вулканов, что находился в стороне от остальных, и опустился в сокровищницу. Людей там уже давно не было, все ушли, оставив горы золота, драгоценностей, два драконьих тела и чашу с кровью без присмотра.

Туарэй заставил остывшее озеро вновь разогреться и, взяв Омекрагогаша за хвост, потащил его прочь. Передняя часть дракона теперь была покрыта солнечным металлом.

— Я достоин быть лишь его тенью, да, старик? — беззлобно бросил бог и повернулся к другому телу, ещё более огромному.

Зиппарил лежал в стороне, истекая кровью из разорванной горловой сумки и дыры в груди. Остальные драконы не пожелали даже спуститься и пожрать его тело, так сильно стремились сбежать от возрождённого бога. Озверевшие бездумные твари не знали и знать не хотели, какая сила заставляла их подчиняться, они не сохранили памяти ни о своей знати, ни о долге перед ней, только ярость и голод.

Что ж, по крайней мере, золота они тоже не тронули, хотя и могли польститься. Старый Омекрагогаш собрал внушительное богатство за свои века, Туарэй даже стал ощущать интерес к сокровищам, впервые за все жизни опустившись до чего-то столь низменного. Несомненно, в нём громче заговорила драконья суть.

Решив, что пора продолжить двигаться, он вдруг задержался, ощутив среди гор сокровищ интересный проблеск. В одном из древних металлических сундуков, вываливших своё нутро на всеобщее обозрение, лежал огромный красный камень. Кто другой признал бы в нём рубин, быть может, необычайно красивый и яркий, а ещё тёплый, но для того, кто был наделён истинным зрением, этот кристалл являлся плоть от плоти частичкой огненной стихии. Аловит, притом необычайно чистый, редкий экземпляр, достойный посоха пироманта высшего ранга. Мысль, пришедшая богу на ум, вызвала улыбку.

Пожелав, чтобы чаша отправилась следом, Туарэй взлетел и скоро опустился посреди Пепельного дола, на кипящее красно-чёрное озеро. Он повёл копьём, и лава начала движение, словно невидимый гончар-великан взялся за работу. Доргонмаур вращался и рисовал остриём узоры, по миру текла его песня, — созидающая и оттого непривычная. Реальность приобретала иные очертания в этом небольшом своём фрагменте. Из толщи горячего расплава поднимался грандиозный амфитеатр, громадная чёрная чаша с многоуровневыми трибунами, украшенная постаментами, с которых взирали драконы различных видов. Из их пастей начало бить пламя.

«Когда-то я мечтал стать магом-зодчим, строить…»

— И мне достаточно долго это удавалось. Но славные времена честного труда в забытой миром деревне остались позади. Разрушать всегда получалось лучше.

Он довёл амфитеатр до нужного вида и стал медленно вытягивать жар. Попутно изменялся состав воздуха, молекулярная структура ядовитого газа распадалась. Закончив строительство и опустив чашу в середину арены, бог взлетел и ринулся к ближайшему вулкану, из которого поднимался огромный торс. Дух торчал из кратера словно человек из бадьи с дымящейся водой, он громко ревел в имматериуме и рвал себя руками.

— Приказываю, чтобы лава перестала течь.

Вулкан не услышал, война, разразившаяся в долине, беспорядочная стрельба из гномских пушек, тряска земли, всё это разбудило его и приступ огненной ярости должен был длиться ещё несколько лет. Туарэй не мог столько ждать. Доргонмаур в его когтистой руке взял высокую ноту, удар пронзил эфирное тело духа и тот завизжал от боли. Копьё потянуло сущность в себя, та упиралась, вулкан зарокотал и стал плеваться горящими камнями, но это не имело значения, потому что суть огненной горы перетекла в оружие, наделив его хозяина приятным чувством сытости.

Один за другим вулканы, составлявшие границы Пепельного дола, утихали. Испуганные духи втягивались внутрь жерл как улитки в свои раковины, лавовые потоки быстро мельчали и остывали, воздух очищался от яда.

Вскоре к амфитеатру устремились люди. От входа в долину шли те, с кем Туарэй проделал путь с равнин; со всех других сторон двигались остатки Девятого легиона. И тех, и других, таких разных, объединяло лишь одно — вера в Элрога Пылающего.

Туарэй, воссоздавший на трибунах мрачную ложу императора, следил за тем, как смертные входили в амфитеатр чрез громадные порталы. Жители равнины падали ниц, лицезря своего бога в блеске полной славы и мощи; легионеры избегали их, продвигались ниже, к тёмному кругу арены. Они пересекали его и опускались на одно колено перед ложей, шеренга за шеренгой. Для горцев было совершенно очевидно, что чужаки — неофиты — не являлись ровней потомкам древнего войска; Девятый выжил, Девятый пронёс веру и верность сквозь столетия, не отступив и не склонившись ни перед кем. Их было тысяча шестьсот три, от стариков, едва волочивших ноги, до детей, питавшихся материнским молоком. Тысяча шестьсот три, из которых осталось удручающе мало крепких мужчин и женщин.

«Жрица, пусть люди равнины и народец холмов займут места на трибунах в том порядке, какой пожелают. Сегодня они будут зрителями».

Самшит, находившаяся на расстоянии, начала раздавать указания, заставляя верующих подниматься с колен и переходить на трибуны.

— Девятый легион, — голос бога наполнил чашу и звучал так, словно Туарэй стоял за плечом у каждого, — настало время суда. Вы будете взвешены, очищены, изучены и оценены. Все, кто достиг порога семнадцатого года жизни. Прочим приказываю отделиться и занять места на трибунах.