Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 49

Сначала они пели вразнобой, но голос Самшит объединял и увлекал прочие, Верховная мать чувствовала, что люди вокруг, чужие для неё, всё же были истинно верующими. Их вера, возросшая на вулканическом камне, напитанная кровью, страхом, надеждой и гневом, текла к яйцу и проникала сквозь трещины под скорлупу. Понемногу зрение возвращалось к Самшит, но жрица не радовалась этому избавлению, все её мысли и душевные порывы были обращены к богу. Она не смогла бы признаться даже самой себе, что изредка, на грани сознания возникал и прятался не божественный образ…

Вулкан, стихший после восхождения звезды на небосвод, заволновался вновь. От толчка Самшит едва не упала, — она непрерывно пела уже несколько суток, не принимая ни пищи, ни воды, держась лишь на собственной выносливости. Трещины на скорлупе засветились ярко и ровно, у жрицы перехватило дыхание, когда волна жара окатила её, а потом… небо загорелось! Верховная мать потеряла голос, она стала отступать, повинуясь инстинкту, испуганные крики неслись отовсюду, почти заглушаемые звоном монет и рокотом из недр.

— Что это? — Легат оказался рядом и схватил Самшит за руку, чтобы отвести назад.

— Это… — слова еле слышно доносились из охрипшего горла. — Это…

Ударная волна смела их и подняла золотые волны, в красном небе задули огненные вихри, пламя всех цветов, от оранжевого до белого, неслось, гоня тучи чёрного дыма.

— Это зов!!! — Самшит почувствовала, как по горлу скользнуло лезвие, на миг она поверила, что Брахил совершил предательство, но только на миг, — просто её связки не выдержали.

Вторая ударная волна прокатилась по миру и ушла эхом в Астрал, затем ещё и ещё раз. Каждый встряхивал Верховную мать на всех слоях её существа, словно с небес опускался исполинский молот. Многоголосый рёв донёсся отовсюду, и в тёмных небесах появились силуэты. Один, два, пять, восемь; их становилось всё больше, парящих на огромных крыльях, оглашающих мир своими свирепыми голосами.

Легат заставил её отойти прочь, хотя Самшит упиралась, она вожделела лицезреть происходящее, потому что эти ударные волны предвещали богорождение, а драконы, кружившие в огненных небесах, явились засвидетельствовать его. Один раз она уже видела апофеоз, но тот прошёл неправильно, дав ей долгожданного бога, страдавшего каждый миг своего существования. Он думал, что ей ничего неизвестно, однако, Верховная мать не может не перенимать страданий своего повелителя. И теперь для неё было смертельно важно увидеть исправление самого важного события в истории.

Яйцо превратилось в овал золотого света, совсем не такого яркого и ослепительного, как у той белой звезды, но сильного и чистого. Ударные волны сопровождались вспышками, двойные как пульс, учащающиеся.

«Вот-вот,» — поняла она, — «ещё немного!»

Драконы спускались, их были десятки, тёмные крылья затмевали красное небо всё больше. Уже можно было различать их формы, размеры, цвета выдыхаемого пламени. А потом скорлупа распалась мириадами искр, освободив ослепительно прекрасное существо.

Он наконец освободился из тесноты, раскинул руки, а потом и крылья, натягивая обширные мембраны. Туарэй потянулся, испытывая сладкую истому во всём теле, прикрыл глаза от удовольствия, глубоко вздохнул. Никакой боли? Когда в последний раз он жил совершенно без боли? Какое странное чувство.

Бог посмотрел на свои руки и удивился вновь, не столько тому, что обе они были покрыты сияющей алой и зеркальной чешуёй, а на каждом пальце сидел мощный коготь, сколько тому, что обе руки были одинаковыми, живыми, его собственными. Он чувствовал всё: крылья, хвост, ноги, претерпевшие самые сильные изменения, уподобившись драконьим; чувствовал эфир, духов, кружащийся смерч огненной энергии в Астрале, из-за которого в материуме небо превратилось в отражение Пекла. Он чувствовал драконов, круживших над головой. Прислушавшись, Туарэй не смог распознать ни единой цельной мысли, только обрывки любопытства и удивления, выныривавшие из океана неукротимой ярости. Драконы явились к его второму апофеозу, но не потому что хотели, а потому что чувствовали, что должны. Ни один из гигантских змеев неба не понимал, что он тут делает.

Но Туарэй понимал. Он огляделся, взмахнул когтистой рукой, — и застывшее под ногами золото вновь стало жидким. Потоки его поднялись, оформляемые волей бога, сделались гладкими, застыли в виде громадной чаши.

— Вниз.

Один из драконов, фиолетово-бардовый карпатин, дёрнул головой и стал неохотно снижаться. Этот вид относился к обычным, если драконов вообще можно было называть столь невыразительным словом. Четыреста семьдесят стоунов веса, сорок с лишним шагов в длину, огнедышащий, с прочной чешуёй, но без тяжёлой костяной брони. Он опустился рядом с чашей, тяжело хлопая крыльями, выдохнул через ноздри дым и, повинуясь следующему приказу, вытянул переднюю правую лапу. Туарэй коснулся своей груди, в которой больше не было отвратительной дыры, но над сердцем, в нагрудной ямке пульсировал огненный кристалл: он вспыхнул и сквозь пылающие грани на свет появился Доргонмаур. Быстрый удар копья, рёв, из небольшой раны полилась струйка кипящей крови.

— Лети.

Злобно рыча, карпатин отступил, взмахнул крыльями, порождая вихри, и поднялся в небо, а на его место тяжело упал громадный тяжёлый шипоспинник. Почти тысяча триста стоунов мышц и костяных доспехов, семьдесят пять шагов в длину. Имя этого дракона оправдывал утыканный длинными шипами панцирь на всей спине, а также на голове, плечах и тазе. Гигант уставился на Туарэя с мрачным вызовом, в его глотке клокотало, злобные жёлтые глаза горели, но бог отвечал прямым взглядом, направив остриё копья в грудь дракона. Коротко рыкнув, шипоспинник протянул лапу над огромной золотой чашей, пролилась кипящая кровь.

Самшит зачарованно следила, как один за другим с небес опускались исполины, как покорно эти яростные и беспощадные существа получали увечья и теряли эссенцию жизни, ибо то было угодно её богу. Почти совершенному существу.

Доргон-Ругалор переродился начисто, его могучее тело покрылось сияющей полированной чешуёй, красной и серебристой, громадные крылья распахивались яркими веерами, длинный хвост оканчивался шипом, а голову венчали рога. Лицо бога, длинное, резкое, уплощилось, приобретя симметричные драконьи черты, а длинные волосы походили на нити раскалённого оранжевого железа; в груди мерцал пульсом огненный кристалл. Самшит не видела ещё ничего хоть отдалённо столь же прекрасного, источающего мощь и власть!

Невесть откуда в Пепельный дол прилетел вирмифлинг, зелёный дракон, обитатель лесов. Он был одним из самых мелких, среди тех, кто явился на зов, но и его кровь пролилась в золотую чашу. Выдохнув ядовитый жёлто-зелёный дымок, вирмифлинг встал на крыло, а следом, распугав прочих на сокровища Омекрагогаша опустился один из громаднейших драконов.

Работая над своим эпохальным трудом, Тульприс Бесстрашный сформировал класс сторнбас, — «редкие». Драконы этого класса могли быть самыми разными, но всех их объединяло несколько черт: малая численность вида, обитание в опасных для человека условиях, привязанность к природному электричеству и высокое содержание металла в теле. После драконологи пытались переименовать сторнбас в громовержцев, либо добавить дополнительный подкласс «металлических», но изначальное имя закрепилось намертво. Зиппарил был истинным представителем класса редких, хотя своими размерами в сто двадцать пять шагов и массой около полутора тысяч стоунов мог бы смутить многих тяжёлых. У него была чешуя серого до черноты цвета с графитовым отблеском, всю шкуру покрывали продольные борозды от головы до хвоста, напоминавшие узор на горле и брюхе горбатого кита; из спины во множестве росли длинные прямые шипы, сверкавшие как полированный вольфрам; голова была плоской, короткой, треугольной, без рогов и гребней, сидела на очень длинной и гибкой шее, а под нижней челюстью раздувалась воистину большая сумка. Когда зиппарил опустился на золото, меж шипов на его спине забегали разряды молний, а полусложенные крылья загрохотали как громовые раскаты. В природе эти редкие драконы преследовали грозовые фронты, сутками напролёт могли парить внутри тучевых массивов.