Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 85

— И я даже помогу вам обуздать колдунца, — пообещал тот. — Правду говорят, что его до сих пор сдерживает сам Исмаил?

— Это так, — ответил Джафар. — Нам повезло, что он именно в это время отрабатывал свой ежегодный дай’ан в Пирамиде Зенреба. Все остальные не заметили проникновения.

Дай’ан (хасс.) — буквально «задолженность»; служба, которую некромант ежегодно безвозмездно несёт в пользу Культа Шакала. Как правило, дай’ан выплачивают деньгами, но порой маг Смерти несёт службу в качестве жреца в той или иной пирамиде, либо исполняет поручения вышестоящих.

— Поразительно! Белый Лич! Я многое слышал от Геда Геднгейда, но думал, что это басня…

— Чёрные Пески полнятся живыми и неживыми легендами и баснями, мастер Фортуна, — сухо ответил древний повелитель мёртвых, — довольно болтовни. Салих ждёт.

Роскошная мантия чёрного илеасского шёлка, покрывавшая драгоценный костях, вздулась от фосфорного свечения как от порыва ветра и череп Джафара с хрустом отделился от шейных позвонков. Он медленно поплыл вперёд, сопровождаемый этим свечением, которое напоминало человеческую фигуру.

— Следуй за мной, Зиру, и постарайся не дерзить. Мои старшие братья по салиху очень раздражительны и легко причиняют боль. Я постараюсь выторговать тебе быструю и безболезненную смерть.

— Тебя ждёт провал.

— Не будь пессимисткой на пороге вхождения в великое упорядоченное бытие после жизни…

— А ты не перечь словам собственного бога.

Череп повернулся лицом к Зиру, в глазницах блеснули огромные изумруды, но вопроса задать Джафар не успел, потому что двери отворились и наружу выплеснулась волна холода. Это был не тот жгучий мороз, которым окружал себя Хельтрад Ледяное Сердце, а потусторонний холод разверзнутой могилы, уходящей глубоко в сырость, пахнувшую землёй и бальзамическими жидкостями.

Зал представлял собой полусферический купол, такой же мрачный и полутёмный, как и все прежние помещения, через которые лич вёл Зиру. В его стенах было сорок одинаковых выемок на равном расстоянии друг от друга, и во всех них кроме одной находились черепа, окутанные фосфорным свечением. Ближе к центру зала на полу сидело четыре каменных шакала, на головах которых лежали четыре самых старых черепа. Джафар поплыл в центр, Зиру вынужденно последовала за ним.

— Достославные мудрецы, склоняюсь перед вашим величием, да сияет оно над барханами ещё тысячи лет. Зиру, дочь Второго Учителя, по вашей воле прибыла на суд. Ещё раз прошу о снисхождении для этой неразумной.

Череп Джафара поплыл к пустой нише и угнездился там. Зиру медленно огляделась в ожидании, взгляд переходил с одного черепа на другой, но тишину нарушало лишь её собственное дыхание. Поблёскивали самоцветы в глазницах, могильный холод струился по коже, но больше ничего не происходило. Сорок и четыре разглядывали уродливую смертную женщину и нигде нельзя было спрятаться от их внимания.

Постепенно Зиру это надоело, холод в лёгких и вкус мертвечины на языке в конец вывели дочь Шивариуса из покорного настроения, и та стала расхаживать по залу салиха словно по пустому музею. Она внимательно изучила статуи шакалов и старые черепа, для которых они служили подставками; трогать кости не посмела, — почувствовала, что такую дерзость ей не простят. Те черепа, что находились в стенных нишах, выглядели более новыми, и на них было интереснее смотреть, хотя не всякий мог похвастаться таким количеством украшений, как тот же Джафар.

Зиру прищурилась, замечая, как, то у одного черепа, то у другого едва заметно посверкивали самоцветы. Ей показалось, что за спиной что-то пролетело, взъерошив непослушные соломенные волосы на затылке, Зиру обернулась в мгновение ока, по натянутому лицу пробежала череда ужасных спазмов, глаза завращались независимо друг от друга. Что-то мелькнуло в хладном воздухе, но лишь едва показалось прежде чем исчезнуть. Потом ещё раз, в другом месте. Что-то невнятное, не то, чтобы видимое, проявилось в воздухе и тут же пропало. Ещё Зиру была уверена, что услышала что-то. Вот, опять, в глазницах одного из личей мигнули большие рубины и в воздухе промелькнуло нечто, а до напряжённого слуха Зиру донеслось невнятное звучание. Она замерла и только глаза продолжали выслеживать всполохи, метавшиеся между черепами во всех направлениях.

— О чём вы переговариваетесь? — подозрительно заскрежетала ужасная женщина. — Я слышу вас…

— Ты ничего не можешь слышать, смертная, — ответил череп, бывший у Зиру за спиной. — Не отвлекай мудрых…

— Но я же слышу! Вот опять! Этот сказал вон тому… м-м-м… не разобрать…

— Она тянет время, это очевидно, — сказал другой лич, — довольно терпеть присутствие живой.

— За преступление, совершённое тобой, Зиру дочь Шивариуса, нет подходящих наказаний.

— Нет достаточно жестоких, — поправил ещё один череп. — Незаконное проникновение в Чёрные Пески и саму Пирамиду Зенреба.

— Осквернение, нарушение баланса.

— Попытка использовать Вечно Спящего Фараона в своих мелочных целях. Невыразимое святотатство.

— Ею двигала любовь к родителю, — подал голос Джафар, — и желание вернуть его в час великой нужды.

— Этот довод звучал не раз, — замигали камни в глазницах одного из четырёх старейших черепов, — и он не произвёл особого впечатления на салих.

— Вы не видите пустыни за барханами, — произнёс другой древний, — наша беда гораздо больше: колдун всё ещё внутри усыпальницы, а мы не можем даже войти туда, потому что Исмаил палит его Светом. Огромное возмущение в Астрале прямо подле нашего повелителя.

— Что мы будем с этим делать?

Раздался тихий кашель. Зиру резко, с хрустом повернула голову и увидела рядом с дверями Илиаса Фортуну. Как он проскользнул внутрь? Когда? Почему она не заметила?

— О достославные и мудрые вечные, с этим я почту за честь помочь.

Некоторое время царила тишина и всполохов не было тоже, потом кто-то из личей задал вопрос:

— А это что ещё за живой?

— Я говорил о нём, — произнёс Джафар, — архимаг из Ридена, что далеко на западе мира, за Драконьим Хребтом. Он мой брат в правящем совете Ордена Алого Дракона, прибыл, чтобы забрать изменницу Зиру и передать её в руки местоблюстителя Арама.

— И будьте уверены, мудрейшие, — с почтительностью заверил Фортуна, — она познает все казни земные, кроме смерти, дабы хорошо усвоила урок.

— Смерть — не наказание, глупец, смерть — шаг в просветлённое бытие.

— Разумеется, разумеется, — покладисто согласился архимаг, продолжая приятно улыбаться.

— А достоин ли он вступить в усыпальницу? — задался вопросом третий из четырёх древних личей. — Вправе ли мы ещё больше осквернять её?

И вновь самоцветы стали вспыхивать едва заметно, лишь чувствительные глаза Зиру отмечали это, а уши улавливали обрывки фраз на тарабарском языке, невнятные, чуждые, но и немного знакомые как будто. Всполохов было много, она пыталась ловить их как кошка — пылинки, парящие на летнем солнце, и с тем же результатом.

— Если мне будет позволено, мудрейшие, отмечу, что могу стать хорошим подспорьем сеиду Исмаилу. Когда-то он учил Геда Геднгейда искусству магии Света, а Гед Геднгейд передал знания мне в той части, в которой я был способен их усвоить. Не сомневайтесь, я помогу одолеть этого предателя…

— Он просто хочет завладеть посохом, — язвительно скрежетнула Зиру, коверкая своё и без того ужасающее лицо самой ехидной гримасой, — посохом Архестора, Опорой Сильных.

Её проницательность на миг заставила Фортуну потерять маску добродушия, но только на миг. Он не стал как-либо опровергать её слова, будто и не слышал их.

— Так пускай владеет, — безразлично высказался один из личей, — что нам за дело до наследия Архестора?

— Уверены? — елейным голоском запела Зиру. — Мой великий отец говорил, что вы обладаете множество богатств, которые не нужны вам. Так, может, и Опора Сильных найдёт место в коллекции?

Теперь она действительно тянула время, однако, личи решили обсудить, и вновь госпожа убийц напрягла уши, пытаясь услышать всполохи их мыслей. За последние месяцы она привыкла вслушиваться, потому что Эгидиус Малодушный говорил почти неслышно, порой едва ли не одними губами. Личи не торопились, они привыкли к своему вечному существованию и давно забыли о конечности бытия. Наконец Зиру стала различать отдельные звуки, приглушённые, невнятные, но со знакомыми интонациями, которых она никогда не слышала прежде… наяву.