Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 14

Не успела я и глазом моргнуть, как на воде оказалась надувная лодка, висевшая за бортом. Глеб первым спустился по металлической лесенке-трапу, помог выбраться мне. Бранко подал нам весла, большую плетеную корзину и сумку-холодильник.

— Хорошо провести время, — пожелал он и посмотрел на Глеба со значением. — К семи будьте готовы.

— Всегда! — отсалютовал Глеб, вставил весла в уключины и направил лодку к берегу.

— Ничего себе! — ахнула я, глядя, как мощно он гребет. — Занимались?

— Немного, — скромно ответил он. — Академка. Загребным на восьмерке. Второе место по России. Вообще тут раньше мотор был, но сдох, а новым Бран не озаботился. А вы, Ника? Фигура у вас вполне спортивная.

— Акробатика. Мастер спорта международного класса. Тоже второе место. На Европе. Правда, очень давно.

— Ого! — Глеб посмотрел на меня с уважением. — Не баран чихнул.

Лодка вошла в крохотную бухточку, скорее, длинную, узкую расщелину между двумя скалами, совершенно не видную с яхты. Вода здесь была совершенно безумного сине-зеленого цвета и настолько прозрачная, что я могла разглядеть каждый камешек, каждую травинку на дне. И стайки мелких рыбок. И, разумеется, черные лепешки морских ежей повсюду.

Одним сильным гребком Глеб завел лодку на большой плоский камень, на пару сантиметров выступающий из воды. От него до берега было всего метра три почти ровного дна, покрытого светлыми гладкими булыжниками.

— Обувайтесь и сидите спокойно, — скомандовал Глеб. — Я вам помогу выйти.

Он тоже натянул черные тапки, подхватил корзину и осторожно выбрался из лодки. Казалось, что там совсем мелко, но ему оказалось выше колена. Мне — как говорили в одном известном фильме — «по это самое будет». Вытащив корзину на берег, Глеб вторым рейсом забрал холодильник, мою сумку, подстилку и вернулся за мной.

— Ника, вы в купальнике? — спросил он. — Поднимите подол. Или совсем снимите, а то намочите.

Я сняла сарафан и набросила его на плечи.

— Можно было бы, конечно, вас на руках перенести, но если вдруг поскользнусь, будет весело нам обоим. Так что лучше уж вам самой. Делайте то, что говорю, и все будет нормально. Посмотрите в воду, видите ежей? Слева на камнях три здоровых и два маленьких справа. Давайте мне руку и слезайте между ними. На большие камни не становитесь, они скользкие, идите по маленьким.

Вцепившись в его руку, я соскользнула в воду, которая показалась просто ледяной. Настолько, что я не удержалась и взвизгнула.

— Ничего, — успокоил Глеб. — Здесь тень была, скоро прогреется.

Мелкая галька на крохотном пляжике шириной всего в несколько метров тоже была еще сырой и холодной. Зато чуть выше, под сосной, обнаружился широкий ровный уступ, поросший жухлой травой. Туда мы и забрались со всем своим хозяйством.

— Костры здесь жечь нельзя, — сказал Глеб, вытаскивая из корзины большую, сложенную в несколько раз подстилку, на которую я бросила свой матрасик. — Так что еда у нас будет исключительно холодная. Но, думаю, по такой жаре как раз самое то. Солнце тут будет до самого вечера. А если что — можно в тень от сосны перебраться.

Я сняла мокрые тапки, достала из сумки крем для загара. Он молча протянул руку, взял у меня тюбик. От его ладоней, втирающих крем в мои плечи и спину, разбегались теплые волны. Дыхание сбилось, я закрыла глаза и сцепила зубы. Его пальцы чуть дольше задержались на талии, заставив меня замереть…

— Держите, — Глеб протянул мне тюбик.

Быстро намазав все остальное, я бросила крем в сумку и легла на живот, прикрыв лицо шляпой. Мысли, которые на яхте сдуло ветром, снова вернулись.

Не добропорядочный муж своей жены, не голубой — тогда что? Безнадежный импотент? Побыть с симпатичной женщиной хочется, но держится на расстоянии, чтобы избежать неловкости? Смотреть, но руками не трогать? Тогда нечего было за крем хвататься, и сама бы намазалась.

В голову пробрался неприличный анекдот про трижды импотента, который упал с лестницы, сломал обе руки и прикусил язык. Я встряхнула головой, чтобы выгнать его. Но на место анекдота прискакали самые нескромные картинки того, на что в принципе способен неимпотент с исправными конечностями.

Бред какой-то…

Искоса, из-под шляпы, я смотрела, как он раздевается, и с трудом сдерживала нервный смех. Кому рассказать, черт подери! Солнце, море, необитаемый остров, рядом просто роскошный мужчина, которого природа во всех смыслах не обидела — чего уж там притворяться, что не смотрю ниже пояса. И я уже давно рукой махнула на всякие там моральные аспекты, доктор сказал «в морг» — значит, в морг. Но роскошный мужчина лежит рядышком на подстилке, закинув руки за голову, и в его темных очках отражается солнце. И ничегошеньки не происходит.

Глава 11

— Глеб, вы вчера хотели рассказать какую-то странную историю, — сказала я, лишь бы не молчать.

Тишина была слишком уж напряженной. Плеск волн, шелест листьев, стрекотание цикад — казалось, все должно наводить умиротворение, но ничего подобного.

— Странную историю? — переспросил Глеб. — А, ну да. Я говорил, что мой отец был консулом в Загребе в восьмидесятые годы? В шестьдесят седьмом он окончил наш университет, питерский. Филфак, как и вы, только славянское отделение. Первым языком у него был сербо-хорватский, вторым болгарский. На пятом курсе познакомился с девушкой из Дубровника, она училась по обмену. Звали ее Зорица — Зорка.

Глеб повернулся на бок, подперев голову рукой, и теперь, посматривая на него украдкой, я видела в его очках свои маленькие отражения.

— Это была мама вашей сестры? — спросила я.

— Да. У них начался роман. Через год отец получил диплом, а она вернулась домой. Они переписывались, потом Зорица пригласила его в гости. Как жениха. Познакомила с родителями. Он пробыл в Дубровнике два месяца, все было хорошо, шли разговоры о свадьбе. И вдруг за день до его отъезда Зорица сказала, что замуж за него выйти не может, и вообще лучше им расстаться и обо всем забыть. Причину она так и не объяснила, как он ни просил. Говорила только, что так будет лучше для всех. Отец уехал, какое-то время писал, пытался звонить. Но она на письма не отвечала, к телефону не подходила. Так все и закончилось.

— То есть она была беременна, а ваш отец ни о чем не знал?

— Да. И узнал, только когда Даниэле исполнилось четырнадцать.

— Но почему она от него скрыла? Странно как-то.

— Я же говорю, это очень странная история, — вздохнул Глеб. — Он так ничего и не смог выяснить. Дело в том, что узнал он о Даниэле, только когда Зорица умерла. Кажется, от рака. Позвонил ее муж. Они поженились, когда Даниэле было уже лет пять или шесть. Перед смертью Зорица жалела, что скрыла от отца то, что у него есть дочь. И хотела, чтобы он все-таки об этом узнал. И вот тут получилась одна, скажем так, неприятная вещь. Потом уже отец жалел обо всем, но… Даниэла очень хотела с ним встретиться. Технически это было просто, его как раз назначили консулом в Загреб. Несколько часов на машине. Но он испугался.

— Испугался? Чего?

— После всей этой истории он долго не мог жениться. То ли не хотел, то ли все еще любил Зорицу, не знаю. И как раз в восемьдесят втором, перед командировкой, все-таки женился на моей матери. У них была большая разница в возрасте, ему тогда исполнилось сорок, ей двадцать один. Когда он узнал о смерти Зорицы и о существовании Даниэлы, мать как раз была беременна. Может быть, сомневался, что она поймет. Или не хотел каких-то сложностей. Боялся ее волновать. Не знаю. Как бы там ни было, он с Даниэлой так и не встретился. Придумал какую-то причину. А потом, года через три, сам нашел ее. Но теперь уже Даниэла не хотела его видеть. Он пытался потом еще с ней связаться, но так ничего и не вышло. В девяносто третьем мы вернулись в Питер. Отцу предлагали работу в Москве, но он тяжело заболел. Умер, когда мне было тринадцать. Нестарым еще. Мать через год познакомилась с Тойво, вышла замуж и уехала в Хельсинки, а я остался с бабушкой. Мне кажется, с отцом они никогда не были счастливы, но сейчас у нее все хорошо. Тойво отличный мужик, у нас с ним общий бизнес — грузоперевозки. Он директор с финской стороны, я с российской. Но это еще не все.