Моя дурацкая гордость (СИ) - Эр Анастасия. Страница 38

— Так, — просипел Уфимцев, — весь хлам отсюда надо перенести сюда, — он широко повел рукой.

— Понятно.

— Палочки сдать.

— Понятно, — повторил я. — Нужно вынести хлам из трех чуланов и перенести его в четвертый. Замечательный пример тупой, бессмысленной работы, призванной отучить нас сосаться на людях.

— Без разговоров тут! — Уфимцев ткнул в меня узловатым пальцем и свалил. Я жестом велел ему отсосать.

Мы со Светкой остались вдвоем.

— Фу, сколько здесь гадости, — Дубравина наморщила нос и капризно посмотрела на меня. — Меня вырвет, если я к этому притронусь.

Конечно же, она ждала, что я все сделаю.

Наказания Уфимцева тем хороши, что слишком предсказуемы. Даже скучно.

Я достал из кармана палочку Прогноза, которую тот мне любезно одолжил. Палочка была короткая, чуть ли не вдвое короче моей, но для простых заклятий годилась.

— Ты разве не отдал?..

— Отдал, — небрежно отозвался я, разгребая завалы. — Но Уфимцев же не говорил, что нельзя использовать чужую палочку.

Светка с восхищением поглядела на меня, потом она десять минут смотрела, как я перемещаю весь этот шлак в нужный чулан, и, когда работа была сделана, жеманно улыбнулась и с придыханием произнесла:

— Ты великолепен.

Да, я знаю.

— Я думаю, у нас осталось немного времени?..

Она медленно приблизилась ко мне и закинула руки на шею, потерлась сиськами, я машинально задрал ей юбку, которая была явно короче школьной, и понял, что трусов под ней нет.

Светка явно готовилась.

Мы добрались до одного из тех чуланов, где теперь было чисто, и я, прижав Светку к стенке, быстро сунул руку между ее ног; пальцы скользнули внутрь, сначала два, потом три. Пока я отдрачивал Дубравиной, у меня встал, и мы потратили еще какое-то время, пока она отсасывала. Проще, наверное, было вставить ей, но не настолько хотелось, чтобы жаться в этой каморке.  |Ч|и|т|а|й| |н|а| |К|н|и|г|о|е|д|.|н|е|т|

К приходу Уфимцева мы привели себя в порядок. Получили свои палочки, я подмигнул Светке и пошел к Разумовской.

Юстины в кабинете трансформагии не было, зато была Елизарова.

— Разумовская попросила меня последить за тобой, — объяснила Елизарова, не дав мне раскрыть рта. — Она сказала, что за это я смогу воспользоваться ее книгами для написания домашнего эссе.

— Понятно, — я сунул руки в карманы и оглядел первую парту, на которой лежали чистая тетрадь, карандаш и линейка. — Что я должен делать?

— Нужно перечертить эти схемы заново, начисто, — указала на стопку приличной высоты. — Не думаю, что это возможно, но профессор уверена, что у тебя получится. — Елизарова сказала это с сомнением и уселась за свое сочинение. — Можешь начинать. У тебя час.

— Целый час, — пропел я, — наедине с Елизаровой.

— Наедине с работой, — с милой улыбкой поправила та.

— Нудятина, а не работа.

— Надо было вовремя сдать домашнее задание, вот и все.

— Если Разумовская собралась всякий раз оставлять в качестве наблюдателя тебя, то я, пожалуй, вообще перестану учиться.

Я ожидал хоть какой-то реакции, но Елизарова промолчала.

Я пододвинул к себе бумаги и принялся за дело.

Юстина знала, что я хорошо рисую, потому что практически в конце каждого листка, которые я сдавал ей на протяжении четырех лет, я изображал какую-нибудь милую ерунду типа огнебола, или пегаса, или песочных часов, в зависимости от настроения.

Минуты шли, я чувствовал, что должен что-то сказать, Елизарова строчила, я копировал схемы и от руки подправлял их, кое-где подрисовывая завитушки.

— Елизарова, а где ты училась до Виридара? — Я вспомнил инквографию и кучу дурацких предметов из инквизских школ.

Она удивленно обернулась.

— В начальной школе. Самой обычной инквизской школе в Екатеринбурге. Почему ты спрашиваешь?

— Не могу представить, какая ты была в детстве, — я внимательно посмотрел на Елизарову и постарался вообразить ее без сисек и без молочных зубов.

— Что с тобой сегодня, Исаев? — она с подозрением уставилась на меня. — Ты какой-то… не такой… или… в общем…

— Ну, ты была такая же красивая, как сейчас? — получилось громче, чем я ожидал.

Елизарова казалась почти испуганной. Я, не отрываясь, наблюдал за реакцией.

Я оставил схемы и уселся на парту, в двух шагах от нее. Наверное, не будь минета Светки полчаса назад, у меня бы уже встал, и я пытался бы полапать Елизарову. Но сейчас руки и яйца не чесались, поэтому можно было просто поговорить.

Комплимент получился дебильным и вообще лишним, и Елизарова мне не поверила.

— Елизарова, а почему ты никогда не соглашалась погулять со мной? Ну, раз уж мы выяснили, что я не так плох, как ты утверждала.

На ее лице появилась странная улыбка, будто бы Елизарова вспомнила что-то из далекого прошлого, и это что-то не было ей противно, скорее наоборот.

— Елизарова?

— Ты никогда не звал меня гулять, когда мы сталкивались в пустом коридоре, — нормальным голосом ответила она.

— И? То есть позови я тебя в пустом коридоре, ты бы согласилась? — я скептически прищурил один глаз.

— У тебя следы карандаша на лице. Нет, не здесь, на правой щеке.

Я вытерся, слез со стола и присел перед Елизаровой на корточки.

— У тебя проблемы с трансформагией? Я знаю, ты ее не любишь.

— Все нормально. Она мне не дается, и это не значит, что я ее не люблю.

— Нет, Елизарова, нет, когда ты увлечен чем-то, ты не сидишь над книгами и не зубришь, и не вымучиваешь эссе… Я это к тому, что могу помочь.

— Ваня объяснил мне несколько тем, и Челси тоже разбирается…

— А, это такой намек, что я могу идти в задницу, да? — я накрыл колени Елизаровой ладонями и рассчитывал, в какой момент лучше опереться на них, подтянуться и засосать ее.

— Что, Исаев? Что ты так смотришь? Чего ты хочешь? — скороговоркой пробормотала Елизарова, собирая свои вещи, и не глядя на меня.

— Хочу, чтобы мы выиграли Кубок по крылатлону, и чтобы ты спала в моей кровати, — без запинки выдал я.

Это сегодня утром я внезапно подумал о том, что лапы Псаря постоянно свисают с кровати, и что если бы с ним кто-то спал, он этого кого-то спихнул бы на пол. Потом мысли плавно перекинулись на мою собственную постель, и я вспомнил День Осеннего Круга, и как мы с Елизаровой лежали рядом, и подумал, что неплохо бы было потрахаться с ней на нормальной кровати. Короче, вы поняли.

Елизарова, само собой, все не так поняла и психанула только потому, что я сказал чистую правду.

Глава 15

Всю ночь мне снилась Елизарова. Абсолютно голая, она валялась на моей постели, переворачиваясь со спины на живот и обратно, волосы то закрывали лицо, то лежали на подушке, то свисали до пола. Она безмятежно улыбалась и что-то беззвучно говорила мне. А я там, во сне, вел себя так, будто голая Елизарова в моей постели дело совершенно обыденное и привычное. Потом в комнату ворвалась Иванна Беккер, тоже почему-то голая, хотя я ее в таком виде ни разу не видел, за собой она тащила древнюю старуху. Старуха беззубо улыбнулась и попыталась спихнуть Елизарову с постели. Но тут я проснулся.

За завтраком Елизарова читала учебник и пила чай, блузка ее была застегнута под горло, а волосы собраны в пучок на затылке. Я подсел к ней и захватил все блюда, до которых мог дотянуться.

— Доброе утро, Елизарова, ты снилась мне сегодня.

— Да? — без особого интереса протянула она.

— Угадаешь, в каком виде?

— Думаю, я не хочу об этом знать.

Я наклонился к ней и прошептал на ухо:

— На тебе не было даже трусов.

Елизарова тяжело вздохнула, всем своим видом показывая, как ей меня жаль, и отодвинулась подальше вместе с учебником и чашкой чая.

— Так мы встретимся сегодня?

— Лечи голову, Исаев, ну, или что там у тебя болит. — Она выразительно посмотрела на мой член, выбралась из-за стола и была такова.

Я с досадой хлопнул по столешнице ладонью, едва не опрокинув блюдце с сыром.