Черная смерть (СИ) - Коган Мстислав Константинович. Страница 36
Несколько минут я просто сидел и тупил, уставившись в одну точку. Пытался угомонить рой разозлённых пчёл, носившийся у меня по черепушке. Слишком много событий на единицу времени. Слишком много новых кусочков паззла, которые всё равно упорно не хотят складываться в целостную картину происходящего. Почему Альрейн решил запрячь нас в это дело? У них что, своих людей не хватает? Или им нужны маги, да вот беда, они отказываются с ними сотрудничать? Если след у чумы магический и зерно тут на складах было отравлено именно с помощью магии, то наверняка за этим стоит какой-нибудь чародей. Или какая-то сила у которой есть этот самый чародей. Волки? Нет, сомневаюсь. На моей памяти они ни разу с орденом не делили тер…. А твою мать. Деммерворт же. Тогда да. У них есть причина для конфликта. И есть чародеи в лице так называемых «Игроков». Что само по себе ещё одна причина для конфликта. Однако интересная картина выходит. С одной стороны идейный враг, с другой классовый. При этом идейный вполне может стать нашим другом, вступив в открытое противостояние с врагом классовым…
Додумать мысль я не успел. От неё меня оторвал резкий окрик, донёсшийся с улицы.
— Ого, — послышался высокий, ломающийся на высоких нотах голос, — Парни, вы посмотрите. Похоже старая карга завела себе новую шлюшку, — его слова заглушил гогот нескольких глоток, — Нука. Цыпа-цыпа-цыпа. Иди сюда, мы сейчас с тобой немного поиграем.
Бля, похоже это те самые дворяне припёрлись. Про которых говорила Брегга. Надо бы пойти, поднять парней да выпереть их отсюда. Или сам справлюсь? Как-никак дар мне теперь можно не особо скрывать. Интересно, до кого они докопались на этот…
— Иди к чёрту! — голос приглушённый чужим ржанием и скрипом ставни на поднявшемся ветру, показался мне смутно знакомым. Подозрительно знакомым. Мысли заворочались быстрее. Перед внутренним взором начали мелькать кадры прошедшего утра. Внезапно они замерли. В голове отчётливо прозвучала фраза: «Так что я пойду накрашусь и подожду тебя на улице.» Су-ука…
Я сорвался с места. Опрокинул кружку с квасом зацепив её локтем. Бросился к выходу.
— Ай. Цапнула меня паскуда! — доносилась с улицы, — Иж девка, сопротивляться вздумала. Мне. Чистокровному дворянину. Ну мы тебя сейчас…
Дверь с грохотом ударилась о стену. В лицо дыхнуло мокрым холодом серого утра. Ноги заскользили по мокрой грязи, покрывавшей двор.
Их было четверо. Двое прижали девушку к стене сарая. Держали за руки. Третий занёс руку, явно намереваясь влепить ей пощёчину. Четвертый стоял чуть в сторонке внимательно наблюдая за происходящим. Они были слишком заняты, чтобы меня заметить. Слишком увлечены попавшейся в силки жертвой. Слишком уверены в своей безнаказанности.
Я прыгнул. Вцепился в занесённую руку. Рванул вниз. На мгновение увидел изумлённое лицо. Узкое, бледное. С тонкой полоской едва проклюнувшихся усов над верхней губой. Серыми, испуганными глазами. Парню было лет шестнадцать самое большее.
Он на мгновение замер. Потом его сапоги заскользили по жидкой грязи. Он не удержал равновесие и с плеском шлёпнулся на землю.
Разворот. Один из державших девушку начинает понимать что к чему. Пытается разжать руки. Прикрыться ими. Не успевает. Быстрый короткий удар прямо в горло. В кадык. Пацан хватает ртом воздух. Падает на колени. Пытается кричать. Из его глотки вырывается лишь сдавленный хрип. Второй успевает разжать руки. Тянется к узорчатой рукояти меча, притороченного к поясу. Шаг вперёд. Из глотки сам собой вырывается глухой, сдавленный рык. Пальцы клещами сжимают его плечи. На мгновение веснушчатое лицо мелькает прямо перед самым носом. Удар. Отвести голову назад. Рывок вперёд. Ещё один удар. И ещё!
Веснушчатое лицо начинает заливать кровь. Шаг назад. Короткий прямой хук в солнечное сплетение. Пацан падает как подкошенный. Разворот. Тот, которого я свалил первым, почти поднялся. Тянет из ножен меч. Рывок вперёд. Короткий точный удар коленом в пах. Оттолкнуть. Отбросить.
— Назад, — прорычал я, рывком вытаскивая из ножен клинок, — Если кто ещё хоть пальцем… без руки останется! Слышите, мать вашу, сучьи дети!
На мгновение над двором повисла тишина, нарушаемая лишь стонами и хрипами побитых юнцов. Юнцов, которые, следовало заметить, были заметно выше меня ростом. И как будто шире в плечах.
Тонкое покрывало тишины прорезали редкие шлепки аплодисментов. Хлопал в ладоши тот хер, который всё это время стоял в сторонке. Хлопал и гаденько ухмылялся, скользя по мне надменным взглядом.
— Браво, — наконец выдал он, — Поистине чудесное представление. У шлюшки появился защитничек. Рыцарь раздвоенного копыта и свиного навоза. Знаешь, ты меня и правда повеселил. Я даже не буду тебя наказывать за то, что ты поднял руку на благородных. Но всему нужно знать меру. Будь так добр, упердывай обратно в хлев из которого ты выполз, свинопас. А вот свою шлюшку оставь нам. Мы с ней ещё не закончили.
Я сплюнул. Немного помолчал, пытаясь остыть. Говорить не хотелось. Хотелось рвать глотки. Рвать глотки тем, кто покусился на «моё». Моего человека. Мою женщину в конце-концов. Но это был не выход. По крайней мере не сейчас.
— Значит так, — я спрятал клинок в ножны. Шагнул вперёд и от души отвесил пенделя пытавшемуся подняться с земли «дворянину». Посмотрел на того, что стоял в сторонке. И продолжил, — Сейчас вы все четверо берёте ноги в руки. И упёрдываете домой сосать мамкину титьку. И тогда, быть может, я сделаю вид, что я вас, четверых пидорасов часоточных, тут не видел. Если нет — спущу шкуру. С каждого.
— А ты дерзкий, — пацан стоявший в стороне ухмыльнулся ещё гаже, — И глупый. Тебе уже указали на твоё место свинопас. Ты не послушал. Начал дерзить. Дерзить благородным. За дерзость принято наказывать. Даже того, кто и грязи под моими ногтями не стоит. Я бы мог приказать тебя высечь. Но пожалуй я предпочту другой способ. Тот, который ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь.
Он снял с плеча длинный, достававший почти до земли свёрток. Развернул ткань. И извлёк из неё здоровенный двуручный цвайхендер (двуручный меч с двойной гардой) с богато украшенной резной рукоятью.
— Пожалуй, не будем ме…
Он не договорил. В стену сарая в паре ладоней от его головы воткнулся толстый арбалетный болт. Послышался скрип натягиваемой тетивы. Все четверо замерли на месте.
— Проблемы, командир? — ко мне подошёл один из моих бойцов. Второй держал на прицеле замершую на месте четвёрку. Третий натягивал арбалет. Я посмотрел на растерявшегося пацана с двуручником. Ему тоже нельзя было дать больше шестнадцати. Чистое, не обезображенное шрамами лицо, уши торчащие в разные стороны, буйные чёрные кудри, едва-едва начавшие проклёвываться усы над верхней губой. Он тоже был выше меня на голову. И шире в плечах. Блин, этих засранцев тут что, стероидами кормят?
— Нет, Освальд, — кивнул я бойцу, — Маленькое недоразумение. Видишь ли, дорогой мой друг. Ты правильно заметил, что за оскорбление благородных нужно наказывать. А ты сейчас оскорбил их дважды. Сначала её, — я кивнул на Айлин, отряхивавшую дублет, — Потом меня. И сейчас, как ты должно быть догадался, мы будем вас наказывать. Так, чтобы вы запомнили это до конца ваших никчёмных жизней. Которые, уверяю вас, будут совсем недолгими, если продолжите в том же духе.
— Ты благородный? — уставился на меня юнец, — Не верю!
— Мне тебе что, грамоту показать? — пожал плечами я, — Или кольцо-печатку?
— Нет, — к пацану начало возвращаться самообладание, — И то другое ты мог украть, убив благородного. И это, клянусь богами, было так. Потому что ты — безродный свинопас. Это видно невооруженным взглядом. Я бы мог сдать тебя страже, как обманщика и мошенника, но у меня есть идея получше.
Он снял с руки перчатку. Швырнул мне. Я поймал её. Повертел в руках. Заткнул за пояс.
— Хорошая кожа. Можно будет выгодно продать. Может ты мне и вторую сразу кинешь, для комплекта? Или мне самому придётся её забрать?
— Я требую удовлетворения! — выпалил юноша.