Фея и Тот Самый Один (СИ) - Романова Наталия. Страница 36

– Да? – улыбнулся он.

– Тебе очень идёт эта шапочка, – поправила кокетливым жестом хирургическую шапочку детской расцветки с яркими медвежатами.

У Леонида и хирургичка была такой весёленькой расцветки, он в ней обходы делал, малышне не так тревожно, ему легче и спокойней работать. Частенько щеголял нарядным, то с цветочком за ухом, подаренным восторженной поклонницей трёх лет от роду, то с наклейками на руках – результатом долгого общения с родителями и скуки малыша.

– Спасибо, – расплылся в улыбке Леонид.

– До вечера, – шепнула Фея. И совершенно по-девчоночьи чмокнула в щёку, где-то в районе уха.

Леонида едва не хватил экстаз сродни религиозному, были бы крылья – замахал в бы исступлении, был бы мёртвым – ожил, честное слово.

В операционной провёл несколько часов, вышел выжатый, как лимон, глаза горели, во рту пересохло, виски ломило. Работать пришлось с дежурной бригадой, случай тяжёлый, шансов на успех почти не оставалось, сердце давало сбой трижды, но парня каким-то чудом вытащили.

Анестезиолог после нервно курил на балконе, матерясь на все лады, обещал уйти в таксисты. Леонид присоединился бы, по слухам водители какого-нибудь Убера не бедствовали, нервов же тратили в разы меньше, но нужно вылечить Мишу, необходимо просто.

В кабинете, куда завалился после душа, прикидывая, стоит ли ехать домой или лучше лечь здесь, на диване, увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть, во всяком случае, в поздний час.

Фридман Абрам Наумович вальяжно облокотился на спинку дивана, закинув ногу на ногу, и прямо посмотрел на входящего хозяина кабинета.

– Не побеспокоил? – светским тоном спросил он, глядя на опешившего Леонида.

– Чем обязан? – улыбнулся тот в ответ, не зная, чего ожидать.

Если бы дело касалось Сони, Абрам Наумович скорее позвонил бы. Что-то с Лиат? Здоровье?..

– Время позднее, Лёня, потому давай коротко, – вместо приветствия продолжил гость.

– Кофе? – Леонид шлёпнулся на стул, отодвинул рукой стопку историй болезни.

Не стол Букингемского дворца, но Фридман точно не ожидал королевского приёма в кабинете вымотанного врача отечественного розлива. Уж кто-кто, а Абрам Наумович знал и понимал больше, чем все Одины вместе взятые.

– Коньячка бы не отказался.

– Не вопрос.

Леонид достал бокал, предложил на выбор несколько бутылок, благо ассортимент был огромным, любой алкомаркет позавидует. Оценил вкус Фридмана, сам отказался от мысли пригубить, хотя сама по себе идея соблазняла.

– Слышал про твои проблемы с пациентом, – не стал тянуть Абрам Наумович. – Мамоновым Михаилом.

– Есть такое, – кивнул Леонид. – Ума не приложу, что можно сделать. Полгода назад были кое-какие варианты, сейчас глухо…

– Почему же глухо? Ты здесь, руки здесь, голова тоже. Не хочешь продолжить работу над своей методикой?

– Помимо рук и головы нужно оборудование, дорогой мой Абрам Наумович, – горько засмеялся Леонид. – А это, даже при условии небывалой щедрости и расторопности родного министерства, сейчас невозможно.

– Нет ничего невозможного, Лёнечка, когда за дело берутся Фридманы. Не все гуманитарные связи разрушены, к тому же остались личные, – Абрам сухо улыбнулся и пригубил коньяк, с видимым удовольствием смакуя вкус. – Чудесный аромат. Твой талант должен приносить не только коньяк старому дуралею, – показал на себя, – но и пользу отечественной науке. Илья Львович поговорил с кем надо, я по старой дружбе закинул удочку главному… – показал пальцем наверх, имея в виду главного врача. – С тебя польза, с нас оборудование.

– Чудеса, честное слово, – усмехнулся Леонид.

– Просто бизнес, ничего личного. И радение о родной науке и благе населения, конечно же. Бутылочку дашь с собой? – хитро улыбнулся Абрам Наумович.

– Естественно.

– Тогда всего хорошего.

Вот так. Одину Леониду Борисовичу предстояло продолжить работу над своей методикой на базе родного НИИ. Он сдаётся с руками, головой и потрохами родному здравоохранению, взамен получает нужное оборудование…

С одной стороны – уехать в ближайшие годы не получится, даже если в стране всё улетит в задницу, условия работы станут откровенно невыносимые, всё равно придётся отрабатывать «долг», иначе случайно под раздачу могут попасть остальные Одины.

С другой – оборудование и продолжение работы нескольких лет жизни, и главное – призрачный, но всё-таки шанс для Миши.

Добрался домой на автомате, сердце отбивала победную барабанную дробь. Фридман сказал, что оборудование будет, значит, его уже погрузили и обходными путями, через несколько посредников, везут. Есть поговорка «мужик сказал, мужик сделал». Фридман же сначала делал, потом ставил в известность, зная, что от его предложений не отказываются.

Вышел из лифта на лестничную площадку, мельком глянул на часы – почти полночь. Дверь в квартиру Феи в это время распахнулась, на пороге появилась его личная волшебница. Естественно, при полном макияже, в белой шёлковой футболке, широких брюках и кухонном фартуке с рюшами.

В фартуке. С рюшами. Дивная картина. Волшебная.

– Я приготовила ужин, – подошла она вплотную к Леониду, держа в руках поднос с цветными керамическими горшочками. Сказочное видение, нереальное какое-то, его с работы встречает женщина с ужином… – Жаркое, – пояснила она. – Ещё салат есть и так, по мелочи.

– Ты ждала меня? – как дурак спросил Леонид, конечно, ждала, если встречает с жарким…

Господи, а пахнет-то как! С ума сойти! Он сегодня не ел толком, обед потратил на Мишу, потом срочная операция, к ночи больничный буфет закрыт. Дежурная медсестричка смилостивилась, дай бог ей жениха хорошего, угостила двумя бутербродами с сыром, тем и жив.

– Да, в окно видно, какие машины заезжают…

Глава 22. Один

Ужинали в квартире Феи, так показалось удобнее и уместнее. Леонид таял, как эскимо на солнце, шоколадная шапочка которого съезжала в сторону. Ел сочное мясо с овощами из красочного горшочка, салат, кексы с изюмом, только-только из духовки.

От чего больше сходил с ума, уже вряд ли разобрался бы, слишком широкий спектр эмоций, слишком острый.

Впервые для него готовила женщина. Не просто женщина – мать, сестра, жена, подруга, – а во всех смыслах его женщина.

Впервые аромат еды смешивался с умопомрачительным запахом парфюма и ещё невысказанного, но уже осязаемого желания.

Впервые ночь окутывала не просто жаждой секса, пусть и сильной, почти невыносимой, а уютом, ощущением правильности происходящего, постоянством.

– Что сказали врачи? – вернула к делам насущным Фея.

Она сидела напротив, такая красивая, что сводило скулы, и уже не казалось, что вся эта роскошь – слишком. Не слишком, если для него одного. Даже мало, лично ему мало, надо ещё, ещё и ещё.

Подкладывала салат из свежих овощей, между делом рассказывая, что пошли первые огурцы Зозуля, аромат после зимы сногсшибательный, учуяли с Мишей на рынке, не удержались, купили. Говядину там же взяли, как специально дожидался кусочек, словно с выставки народного хозяйства, произведение искусства, а не мясо. И зелень, какая зелень!

Набор специй взяла по случаю, бадьян попался чудо какой ароматный, набор для харчо, особенно уцхо-сунели порадовал, сванская же соль, сказали, прямиком из Грузии. Харчо на днях сварит, кстати, любит Леонид харчо? Леонид, конечно, любил, хоть и забыл вкус этого блюда.

Пустяковые разговоры, обыденные, Леонида же радовали. Звучало, как музыка, старая добрая классика, не надоедающая, всегда актуальная. Он ведь именно этого хотел, мечтал об этом, просто забылось со временем, стёрлось в погоне сначала лёгких побед, потом поверхностных связей, когда на что-то большее не хватало ни сил, ни времени, ни желания.

Сейчас же провалился в пучину сладкого удовольствия, откровенно наслаждаясь происходящим.

– Врачи? – Леонид поднял взгляд на Фею, та продолжала улыбаться. – Ничего нового, – произнёс как можно спокойней. – Сделать что-либо прямо сейчас невозможно, увы, но есть хорошие новости.