Эскадрон, сабли наголо! - Булычев Андрей Алексеевич. Страница 11

– Я ручаться за него, – кивнул командир гянджинцев. – Мы вместе присягать русский царь.

– Ладно, Петр Александрович, кроме коня, мы все равно тут ничего не теряем, а вдруг и правда выгорит это дело, как и задумали? – пожав плечами, проговорил командир казаков. – Ну что, я посылаю гонца к драгунам с известием?

– Посылай, Еремей Никитич, – согласно кивнул егерский офицер. – Думаю, дней пять, никак не меньше, им придется в этом распадке ждать. – Пока это еще староста до эриванцев доберется, да пока они там с большими силами соберутся. Пусть уж кавалеристы пока тихо сидят, не высовываются. Все, как и обговаривали, как только время придет, мы их через гонцов к себе на подмогу призовем.

– Сегодня уже без малого неделя, как мы в этот распадок забились! – ворчал Савелий, насыпая в торбу овес. – И чего вот только тут сиднем сидим? Траву всю давно в округе лошади повыщипали, да и какая она тут в этих камнях трава? Так только – название одно!

– Мудрит чегой-то начальство, – согласился с ним Федот. – Я вчерась к дороге свою Зорьку погнал, ну надо же было пробежаться немного лошадке, ведь совсем застоялась она за эти дни. Так на меня поручик из второго взвода как на какого-то штрафного рекрута орал. Чуть было по мордасам от него не схлопотал. А потом еще и от нашего, когда он ему нажаловался. Сиди тут тихо, как мышь, огня днем не разводи, на дорогу не выходи, шуметь совсем не моги! – и сплюнул с досадой на каменистую землю.

– А мне вот здесь нравится, – зевнул Осип. – А чего, я тут так отоспался, как давным-давно, когда был в полковом лазарете. Провианта вполне себе хватает, вода совсем рядом, для лошадей овса в достатке. Оно бы, конечно, сенца им еще маненько добавить, да и так ладно. Не гневите Бога, ребятки, нечего вам на судьбу и начальство роптать! Коли сказали нам тут тайно сидеть, значится, так оно и надо. Вот завтра будет наша очередь ночью в аул с вьючными ехать, тогда там и разомнемся.

Чайка допила воду из приставленного ей большого кожаного ведра, и Тимофей поднес торбу к мешку с овсом.

– Савелий, ты уже в свою все насыпал, придержишь немного? – попросил он товарища. – Много давать я не буду, эдак они у нас совсем тут без выгона разжиреют. Нужно будет завтра соломы поболее из Басаргечара привезти, порублю ее мелко, овес немного распарю, эдак все лучше, чем сухим давать, – кивнул он на холщовый наполовину заполненный кормом мешок.

Для почти полутора сотен кавалерии этот горный распадок был слишком тесным. Но у него было одно очень серьезное преимущество: он находился совсем рядом с дорогой, и от него до Басаргечара было всего лишь около пяти верст хода.

Стемнело, и в скальных нишах, не видимых с дороги, разожгли костры, на которых артели варили пищу. В аул в это время уходило два десятка очередников драгун, на которых все смотрели с плохо скрытой завистью. Долгое сидение уже изрядно всем надоело.

– Эх, ну вот почему, как только в атаку, как под пули, так в самых головных это четвертому взводу идти, а как вдруг за чем-то добрым, так строго по порядку? А по расчету-то оно, конечно, по нему-то мы самые последние идем! – сетовал Савелий.

– Ты за котлом, Малаев, лучше гляди, – одернул его Силович. – А то ежели по сторонам будешь глазеть, так у тебя и до утра зерно не распарится. Дровишек почаще в костер подкидывай, намялись за день сухарей, всем теперяча горячего поесть охота. Вон Тимохе совсем уже невмоготу, молодой, растет ведь еще парень.

– Да я-то ничего, Ефим Силович, – отмахнулся Гончаров. – Терпимо. Порох вот тут быстро сыреет, по два раза его с затравки приходится вынимать, – и, закрыв полку ударного замка на мушкете, обернул его сверху промасленной тряпицей. – Казенное наголище сырость совсем даже не держит, что оно есть, что его нету – все без толку, – и закрепил поверх накрученной тряпицы кожаный чехол.

– Да, конечно, не углядишь тут за порохом, сырость-то здесь вона какая! – передернул плечами Федот. – С ущелья все время сквозняком тянет, а оно-то, гляньте, как раз к самой реке выходит. Вот с той сырости и нам самим худо, и всему нашему пороховому припасу. Ежели еще с недельку тут постоим, так и оружие ржой пойдет, а мы все чирьями покроемся, у меня вон один уже вышел. Болит, зараза, аж спасу нет! На животе спать приходится.

– Ничего подозрительного не видно, Сергей Иванович, – развел руками казачий подъесаул. – Мои ребятки аккуратно отъезжали за десяток верст к западу, оглядывали все там – так тихо вокруг, нигде даже следов нет эриванцев. Неделя уже прошла с того времени, как староста к ним утек, может, зря мы все это затеяли?

– Не может быть, чтобы зазря, – покачал головой командир эскадрона. – Обязательно должны они на такую наживку клюнуть. Вы со своими оглядами тоже, Никитич, будьте осторожнее. Смотрите, не спугните нам ханских прежде времени. У нас на этой дороге все должно выглядеть обыденно.

– Да куда уж еще более осторожно, – вздохнул казак. – И так ведь какой день хоронимся, как только можем.

Далеко за середину ночи вернулся отряд с провиантом и фуражом из Басаргечара. Артели уже поужинали и помогли товарищам разгрузиться. Очередники варили еду на день, чтобы не дымить засветло, свободные же задали корм лошадям, а кто-то уже начал укладываться. Суета в лагере постепенно улеглась. До рассвета оставалось часа два, не больше. Где-то далеко, в стороне аула, вдруг еле слышно бумкнуло, затем еще и еще раз.

– Никак пушка, братцы, стрельнула? – поднял голову с постеленного на попону седла Сошников. – А вот и еще раз, – прошептал он, вслушиваясь в ночь. – А это похоже на фальконет, ружья-то здесь никак не услышишь.

– Тревога, тревога! – разнеслись крики от командирского шатра, – Эскадрон, подъем! Седлать коней!

– Костры подпаливай! Отходи к крепости, братцы! – Молодой прапорщик выстрелил из пистоля в выскочившего из-за фашины ханского воина и попятился с дюжиной егерей назад. На передовые придорожные укрепления накатывала огромная толпа неприятеля.

– Не бежим! Пятимся! Штыками коли! – рявкнул крепкий унтер, орудуя фузеей.

На освещенную кострами баррикаду, сооруженную из мешков с песком и наполненных камнями корзин, забрался высокий татарин в лохматой каракулевой шапке и, размахивая саблей, призывно закричал.

Унтер резко вскинул свою фузею и выжал спусковой крючок. Татарина выбило пулей назад, а через мешки и корзины уже перевалила волна атакующих. Подхватив своего убитого и раненого егеря, русские наконец-то достигли той тропинки, что вела наверх, к крепости, и заскочили в прикрывающий ее снизу редут.

– Худо дело, вашбродь! – крикнул унтер, заталкивая пулю в ствол фузеи. – Не удержимся мы тут долго, дуро́м ханские прут, задавят они нас всем скопом, к крепости отходить надо, – махнул он рукой, указывая наверх.

Там, в выстроенных на скалах бастионах, мелькали огоньки выстрелов, гарнизон крепости бил вниз частой россыпью из ружей. Сверкнул яркий огненный всполох, и по ушам ударил грохот пушечного выстрела. Мелкая картечь густо сыпанула по придорожным камням. Истошные вопли раненых вплелись в грохот боя.

Прапорщик оглядел своих егерей и, махнув рукой, скомандовал:

– Вверх, ребята! Быстрее, пока они тут перед нами замялись! Егорович, прикрывай с Ильюхой меня! Факел сюда! Быстро! – Он сдернул дерюгу с одной из корзин и вытащил наружу кончик просмоленной веревки. – Поджигай!

Уже пятерых тащили на себе вверх егеря. Трое самых крепких солдат отбивались от целой толпы напирающих ханских воинов. Счастье, что тропа, ведущая наверх, была узкая и не давала им наброситься на отходящих русских со всех сторон. Перед глазами у эриванцев все время были окровавленные острия штыков, и даже самые отчаянные из них уже не решались лезть напролом.

Вот он, поворот, и прямая к крепости. Там, перед самым ее входом, на тесной площадке был еще один оборонительный рубеж, за которым стояли их товарищи. Только бы оторваться от преследующих, не дать им накатиться на крепость на своих плечах!