Эскадрон, сабли наголо! - Булычев Андрей Алексеевич. Страница 9

– Рады стараться, вашблагородие! – рявкнули в ответ парни.

На следующий день отряд прошел вдоль южного берега озера Севан, и ближе к полудню ему открылось лежащее в большой долине село Мец. Выдвинувшихся к нему казаков с гянджийцами встретил караул из трех косматых одетых в грязные ободранные полушубки дядек, которых и воинами-то было сложно назвать. Из оружия у них были лишь луки, одна сабля и два копья.

Проезжая мимо них, драгуны качали головами. Один из караульных, окровавленный, был без шапки и, сидя вместе с двумя своими товарищами на земле, раскачиваясь и закатив глаза, шептал, как видно, слова молитвы.

– Копьем меня решил ткнуть, зараза, – пояснил казачий урядник. – Ну вот немного и приложились ему по башке. В селе, ваше благородие, регулярных войск хана нет. Это у них как бы такое ополчение, что ли, или же сельская охрана. Васиф со своими людьми за старостой поехал, сейчас его прямо сюда привезет.

Через несколько минут перед Кравцовым стоял испуганный седой толстячок, одетый гораздо лучше своих охранников.

– …И передай старосте, Васиф, что если через два часа вот на этой площади не будет много овса для лошадей и провианта долгого хранения для людей, то мы тогда сами со всем пристрастием пройдемся по всем домам, – нахмурившись, строго проговорил подпоручик. – Пройдемся и все, что нам нужно, в них найдем, только вот тогда уже и серебром платить не будем. Пусть поторапливаются!

– Bəli, bəli, əfəndim, qəzəblənməyin! Biz sizin üçün hər şeyi çıxaracağıq! [2] – тряс седой бородой староста. – Burada çoxluq təşkil edən yerli ermənilərdən çox şey götürmək olar. [3]

– Он просить давать серебро ему, – кивнул на толстяка Васиф. – Он сам отдавать его потом свой люди. Он сам знать, сколько и кому надо серебро дать.

– Нас это уже не касается, – пожал плечами командир отряда. – Мы рассчитаемся за все, как и положено, и лезть в их внутренние дела не будем. Переведи только ему, чтобы они поторопились. Два часа у них есть, не больше!

Тимофей оглядывал окрестности с небольшой возвышенности возле дорожной развилки. Одна дорога здесь шла на юг, из Тифлиса в сторону Эривани и потом далее к Нахичеванскому ханству, а другая – на восток, к Каспийскому морю. За спиной возвышались горы Варденисского хребта, а перед глазами была бескрайняя ширь высокогорного озера Севан или, как его называли армяне, – Геламского моря. Величественная картина – высоченные горы и огромная, необъятная водяная гладь! Только тут, на Кавказе, он мог такое увидеть.

Два десятка драгун с несколькими казаками расположились на самой развилке, а Гончаров с Блохиным оглядывали окрестности. В селе в это время шла суета: по улочкам сновали люди, везли к базарной площади на осликах и на лошадях какие-то мешки.

– Гляди, Тимох, как только про серебро услышали, сразу все нашлось, – кивнул в сторону Меца Ленька. – А то ведь плакались поначалу, что хан все подчистую из домов выгреб. Теперь-то этого провианта нам надолго хватит, а там, глядишь, и войсковой караван с припасами подойдет.

– Это точно, – кивнул Гончаров. – Только нам скоро обратно уходить. Унтера говорят, через пару недель третий эскадрон на замену должен прийти, а нас в Гянджу на квартирование и отдых пока отведут.

Вскоре послышался звук трубы, и заслон снялся со своего места. Три местных караульных так и сидели на том месте, где их усадили на землю. Проезжающий мимо урядник что-то сказал своим, пара казаков спрыгнули с лошадей и развязали стягивающие руки веревки.

– И больше чтобы не тыкали в русских железкой! – погрозил им нагайкой урядник. – В следующий раз секир башка будет! Понятно?! Отдайте им все!

Казаки проехали дальше, а перед продолжающими сидеть на земле караульными валялись плохенькая сабля, два копья и поломанные луки.

Глава 4. Бой в горах

– Здравия желаю, ваше благородие! – Тимофей, ведя Чайку, ловко перекинул повод в левую руку и вскинул ладонь к каске.

Офицер в егерской форме пристально его оглядел и заулыбался:

– А я уже пару раз тебя мельком видел, думал, неужто же это тот самый книгочей? Гончаров ведь? Правильно?

– Так точно, ваше благородие, он самый, – расплылся в улыбке Тимка. – А я хотел было подойти, да как-то неудобно.

– Отчего же, голубчик? – хмыкнул капитан. – Мы ведь с тобой так хорошо беседы о литературе вели, да и земляки ведь. Зря стеснялся. А ты возмужал, подрос за этот год. Даже глаза как-то по-другому смотрят. Нет в них уже того, отроческого, легкого взора. Да-а, война, Гончаров, она быстро меняет людей. Как с книгами у тебя, читаешь ли?

– Да когда же читать, ваше благородие? – ответил с легкой улыбкой драгун. – Все время служба, походы – как-то не до этого было. Попервой, пока в эскадроне не обжился, и минуты свободной даже не было. Да и откуда здесь книгам, ваше благородие, в этой глуши взяться?

– Здесь-то да, на этом выходе и у меня с этим туго, – согласился Одиноков. – Но не вечно же нам у этого горного аула торчать. – Давай так поступим: как только мы обратно в Гянджу вернемся, так ты сразу же меня там найди. У меня целых два чемодана книг в полковом обозе имеется. Ну и чего они там без дела пылятся? Ну что, найдешь? Обещай, Тимофей!

– Так точно, ваше благородие! Есть найти вас! – радостно выкрикнул драгун.

– Вот и молодец, – улыбнулся Петр Александрович. – Ну, давай, братец, удачи тебе, пойду я на командирский совет. Есть сведения, что татары со стороны Эривани зашевелились. Похоже, горячие деньки для нас скоро грядут.

– Спасибо, ваше благородие! И вам удачи! – Тимофей, провожая взглядом командира егерей, вскинул руку к каске в воинском приветствии.

Первый дозор эриванцев подскочил к русским укреплениям у Басаргечара уже в последних числах марта. Два десятка ханских воинов лихо выкатились из-за дорожного поворота. Первые двое выстрелили на ходу в стоящий возле укреплений пикет русских, и вся конная орава, завизжав, ринулась вперед.

– Тревога! Тревога! – бил ротный барабан егерей. Затрубил сигнал сбора эскадронный трубач – и сонное селение в речной долине вмиг ожило. Из домов выбегали драгуны и стрелки Семнадцатого полка. Седлала своих коней русская кавалерия, а егеря, быстро построившись в колонну, уже бежали на помощь своим товарищам. Возле придорожной крепости в это время слышалась частая стрекотня выстрелов.

Тимофей накинул седло на спину Чайки, выправил подхвостник, затем пододвинул седло ближе к холке, поднял потник рукою так, чтобы он вошел в арчак и не тер на ходу спину лошади. Подстегнул в спешке подпругу, подперсье и трок, сунул мундштук в зубы, а повод от недоуздка – за круговой ремень. Ногу в стремя – и вот он уже верхом в седле!

– Ружья из бушмата долой! – донесся крик командира эскадрона. – Четвертый взвод, вперед! Марш, марш! Остальным занять место в походной колонне!

Фланкеры догнали егерей через полверсты на дорожном подъеме, и, опередив, прибавили ходу. Впереди бумкнула пушка, грохнуло еще несколько ружейных выстрелов, и затем все стихло.

– Стой! Стой! Отбились! – крикнул подскакивающим драгунам молодой егерский прапорщик. – Не догоните уже их теперь, братцы, вон, получили они от нас горячих, уже и след вовсе простыл! – махнул он рукой в западную сторону. – Постреляли, с десяток своих трупов на дороге оставили и потом в панике назад припустились.

Подъехавший через два дня новый ханский разъезд действовал уже с большей осмотрительностью. Эриванцы спешились с коней загодя и потом крались к укреплениям в вечерних сумерках. Кто-то из них неосторожно зацепил камень и тем всполошил русский караул. Опять били выстрелы укороченных егерских фузей и винтовальных штуцеров. Фальконет с пушкой прошлись по крепостным подступам картечью, и незваные гости отступили.

– Ну все, теперь, пока они хорошо по зубам не получат, уже и не отстанут от нас, – уверенно заявил на командирском совете Огнев. – Им или сбить нас отсюда нужно, или показать своему хану, что русские сильны и ничего уже тут с ними силой не поделать, а лучше бы договариваться. Так что простого отбития штурма здесь теперь явно будет мало. Неприятеля надобно непременно разгромить, а для этого против него нужна хорошая и решительная атака. Хуже всего, если эриванцы здесь в долгую осаду встанут и будут потом месяцами с нами перестреливаться, и на караулы наши наскакивать. Какие у кого будут мысли, господа?