Девять жизней (СИ) - Шмелева Диана. Страница 16
— Скажу прямо — я не уверен, что дон Себастьян намерен жениться.
— Уже обнадёживает. Вы не сказали — уверен, он стремится к духовной карьере.
«С графом нужно ухо держать очень востро…», — с неудовольствием подумал опытный интриган, ещё не сделавший заключения, какой шаг его протеже лучше для собственных планов великого инквизитора.
Граф выпил немного вина и неожиданно спросил:
— Слышали о новой пьесе, премьеру которой король посетил неделю назад в столице?
Дон Рикардо решил, что его собеседник собирается с мыслями, заполняя паузу ничего не значащей болтовнёй. Не очень это было похоже на всегда сдержанного, даже сурового аристократа, но, быть может, смерть сына подкосила отца гораздо сильнее, чем граф хочет показать это. Поэтому инквизитор ответил неопределённо:
— Кто-то говорил мне, смешное название, кажется, «Овечий источник»?
— Вы явно не знаете. По слухам, подлинная история. Лет триста назад крестьяне одного из селений убили притеснявшего их сеньора, убийцу не выдали, и король их помиловал.
— Вот как? — великий инквизитор не следил за театром, но понял намёк. — Раз король почтил своим присутствием эту пьесу, то и грандам пришлось смотреть постановку на не самый приятный для них сюжет.
— Многие недовольны, что Его Величество снизил налоги, ограничил траты казны, не поощряет роскошь аристократов, главное — урезал их судебные полномочия в их же владениях. Недовольных, как водится, урезонивают, раскрывая их привычные шалости с государственными финансами, а порой попадается и что посерьёзнее — измены, связи с прямым грабежом…
— Вы о деле Аседо?
— И о нём тоже. Полагаю, способности вашего протеже вы и дальше намерены применять в своих целях?
— Цели святой инквизиции…
— Нет, я о ваших. Успехи, разоблачения, расширение влияния и полномочий…
— Всё — в интересах короны и королевства.
— А потом, когда простолюдинам покажут, кто их защитник, и как следует приструнят слишком много о себе возомнивших вельмож — компромисс. Ведь подлинная опора трона — дворянство.
— К чему вы клоните, граф? — великий инквизитор уже догадался, помрачнел, но не хотел озвучивать свою мысль.
— Не раз и не два инквизиция брала на службу талантливых простолюдинов, они добивались успехов в своих расследованиях, наживали врагов — и…
Дон Рикардо прервал его:
— Упивались властью над благородным сословием, стремились к обогащению, к тому же дон Себастьян…
— У меня были причины интересоваться такими делами. Их наказывали суровее, чем других.
— Расплата за власть и за то, что оказались недостойны доверия.
— А лично ваш протеже лет двадцать назад? Когда вы стремились занять должность великого инквизитора?
Дон Рикардо сглотнул. Он старался это забыть. Упрямо промолвил:
— Энрике Мартинес был помилован…
— Помилован… Невиновный.
— Превышение полномочий…
— И всё? Решился арестовать знатного казнокрада. Вы разве не это внушали ему? Вы мастер цветистых речей о благе Эспании.
— Вы слишком увлеклись старыми сплетнями и, должно быть, устали.
— Отец Энрике служит в одном из приходов Теворы. Редкостной силы духа и безупречной праведности человек. Хромает слегка, его ведь пытали.
— Он вам рассказывал?
— Нет. Уклонился. Я сам узнавал. Не думайте, дон Рикардо, что прошлое не оставляет следа. Вы поддержали обвинения против Мартинеса, позволив его врагу утолить жажду мести, потом добились помилования и услали больше не нужного вам человека. Сбросили пешку с игральной доски и получили желанную должность.
— Дон Мигель, — возвысил голос старик, слегка тряхнув головой, избавляясь от неприятных воспоминаний. — Ваши нотации неуместны. Кто вы, чтобы навязывать мне нелепые разговоры?
— Когда вам нужно, вы и не такое терпите от первых грандов Эспании, — граф скрестил на груди руки и невозмутимо продолжил: — Зачем вы впутали в свою игру дворянина? Вам за шестьдесят, что вам нужно, зачем вы повысили ставки? Де Суэда не убрать втихаря.
— Кабальеро из этой семьи ничего серьёзного не грозит, — с облегчением отмахнулся от собеседника дон Рикардо. — В столице пошумят и забудут, все знают ведь де Суэда!
— Вам грозит.
— Мне? Что? — искренне удивился старик.
— Вы потеряете его уважение.
Дон Рикардо посмотрел на графа с изумлением, хотел усмехнуться — и не смог. Горло перехватило, руки вдруг затряслись, плечи ослабли, а старое сердце забилось сильнее. Годы вмиг придавили великого инквизитора, все годы, что он упивался властью, расширением полномочий, победами над соперниками, своим превосходством над людьми разного положения и ума. И на старости лет в жизни прожжённого интригана появился единственный человек, кто способен смотреть ему прямо в лицо с почтением, но без страха и лести.
Некстати вспомнился Энрике Мартинес, его растерянный взгляд при последней их встрече — когда скромный и честный простолюдин начал осознавать, что он предан, но ещё не сумел понять в полной мере — стал всего лишь орудием в ловких руках интригана. Де Суэда поймёт это сразу. Горячая кровь и прирождённая гордость аристократа не позволят промедлить с решением. Дон Рикардо, как наяву, представил своего молодого друга — его ясный взгляд и приветливую улыбку. Вспомнил, как три года назад его поразили присущие юноше живой ум, искренность, смелость и готовность служить тому, кому он поверил. Потерять уважение… этим не обойдётся. Дон Себастьян способен и презирать, и даже не потрудится скрыть перемену своего отношения к самому великому инквизитору.
Старика из жара бросило в холод. Холод старости, близкой могилы, раньше не тяготившего одиночества. И странной, дикой, незнакомой боязни потерять привязанность друга. Пришлось тихо признаться:
— Он мне как сын. Я и не думал, что так сильно к нему привяжусь. Чего вы хотите? Ведь ваш разговор неспроста.
— Моё желание выдать за него дочь может противоречить вашим планам использовать способности дона Себастьяна. Я вас прошу не поддерживать его стремление остаться на службе в святой инквизиции, тем более — принять сан.
— Могу вас обрадовать — дон Себастьян вчера сообщил, что принимать обеты не станет.
— Вот как? — граф слегка оживился. — Я очень рад. Говоря откровенно, весьма сомневался, что надежды Эстрельи — не полная выдумка с её стороны.
— Дон Себастьян утверждает, что никогда не допрашивал её без свидетелей.
— Я так и думал, что она соврала. Умеют ведь женщины сочетать простодушие и нелепую хитрость.
— Простите, — дон Рикардо замялся. — Донья Эстрелья… не очень умна.
— Говоря попросту — круглая дура. Но она моя дочь, — граф вздохнул. — Ей нужен муж, к которому она будет относиться с почтением, и который не станет её обижать. И, конечно, она не способна управлять землями графства. Свадьба должна состояться как можно скорее… Я не уверен, что надолго переживу своего сына.
Признание графа расставило всё по своим местам. Его настойчивость, дерзость, догадливость: так случается, когда сильные духом умные люди знают о своей смертельной болезни и одного лишь желают — успеть позаботиться о своих близких. Опомнившийся дон Рикардо состроил скорбную мину.
— Понимаю. Дон Себастьян — лучший выбор. Только, боюсь…
— Я тоже боюсь. Эстрелья, конечно, красива, но красотой женщины вашего друга не удивить.
— Говорят, за него чуть не подрались две знатные дамы. Прямо в приёмной святого суда… — дон Рикардо с трудом удержался от смешка, но его собеседнику было совсем не до смеха.
— Мне придётся пока жить в Сегилье. Дочь одну оставить нельзя — она попадётся в любую ловушку. Тем более, когда к ней слетятся желающие стать графом де Тевора.
— Обвинение в колдовстве, вероятно, подстроено с той же целью. Дон Себастьян подозревает нового графа Гарофу.
— К счастью, её здравого смысла хватило снять особняк и переехать из дома Гарофы, как только её освободили из-под домашнего ареста.
— Может, она не так уж глупа?
— Ей просто не нравится дон Диего. Вам известно что-то ещё о намерениях вашего протеже?