Наследник (СИ) - Старый Денис. Страница 20

Шлезвиг, который вряд ли мог приносить в российскую казну больше, чем двести тысяч талеров дохода, стал бы бездонной бочкой, в которую пришлось вложится сразу не менее миллиона рублей, а после и кормить полки и чиновников, доставляя зерно в изолированную Голштинию. Так что двести тысяч талеров прибыли в идеале могли бы случиться не менее чем через лет десять расточительства со стороны России.

- Я Вам, сударь, очень благодарен за все. И понимаю, что был далеко не лучшим воспитанником, особенно тут, в России. Но есть некоторые моменты, которые хотелось бы прояснить, - я сделал паузу, ожидая проблеска заинтересованности у собеседника. В это время Бернхольц, так же ехавший с нами, был сторонним слушателем, делавший вид, что его тут и нет, вот только было видно, как и он напрягся.

- Да, Ваше Высочество, я слушаю Вас, - сказал Брюммер. Обращаясь ко мне по титулу, он проявлял не свойственную ему ранее вежливость к моей персоне.

- Возвращать Шлезвиг нужно не сразу, его просто не отдадут, а Россия будет сильно увлечена в европейскую политику и, возможно, войной с Османской империей. Так или иначе, но нейтральную Данию никто не станет трогать, она в системе союзных отношений с Россией, пусть и не официально. Датчане просто перекроют проливы, и Балтийское море окажется озером. Да и что получит Россия от Дании? Ни-че-го, если только деньги, а территории русским не нужны, - говорил я, но не видел понимания в Брюммере, зачем эта констатация и так понятных реалий.

- Вы что-то хотите предложить? – проявил нетерпение уже и Бернхольц, получив недовольный взгляд от Брюммера.

- Да, господа! Ненавистные датчане предлагали моему отцу деньги за отказ от претензий на Шлезвиг [Действительно Петру Федоровичу предлагались деньги за Шлезвиг. А проблему самого герцогства предлагалось решить заменой Гольштии, которая должна отойти Дании на Ольденбург, что даровался Петру Федоровичу и он, под нажимом Елизаветы в реальной истории, даже предварительно с этим соглашался]. Я предлагаю взять эти деньги, но позже, взять и сам Шлезвиг. Вооружиться, проявить себя в русской армии, показать мощь гольштейнского солдата, а после в ходе обязательного конфликта в Европе, не этого вялотекущего за австрийское наследство, а настоящего, взять то, что нам нужно, - сделал я паузу, так как главное было уже сказано и теперь и Брюммер и Бернхольц, даже не подозревая о том, делают выбор между жизнью и смертью.

- Я… я не могу пойти на это, Карл Петер, - нерешительно сказал Брюммер, в то время, как оберегермейстер молчал и только крутил шеей то в мою сторону, то на обергофмаршала.

- Можете, наместник Гольштейнского герцогства, - выложил я главный «пряник» для Брюммера.

- Вы режете меня, Ваше Высочество, по живому, - как же быстро метались мысли в голове у этого человека, он даже не мог определиться, как именно обращаться ко мне.

- Мы не оставляем надежду и цель – забрать Шлезвиг. Спровоцировать конфликт с Данией может быть просто. Или устроить смерть короля датского и взять своих соплеменников под защиту, или устроить самим резню в Шлезвиге, обвинить датчан в этом и начать войну с привлечением русских солдат. И поверьте, господа, нам уже скоро будет сочувствовать вся пресвященная Европа, рыдая о Шлезвиге, в котором бесчинствуют датчане. Подождем пятнадцать лет и вернем, - я замолчал, больше уговоров Брюммера не будет, а будет его ликвидация. Как и где, решу, может на охоте.

Не нужен этот фанатик-истязатель воспитанника, то есть меня, он не даст простора для решений по Голштинии, если не согласится на эту уловку. Брюммер же, вряд ли, полностью осознал те изменения во мне, что имеют место быть, для него я все равно, пусть и повзрослевший, но тот же «осел и выродок», каким он ранее меня и считал. А тут стать целым наместником Голштинии, когда дядя уже объявлен королем Швеции, а я стал совершеннолетним.

- Я хочу Вам верить, в последнее время Вы стали другим и отвечаете за свои обещания. Но как Ваш дядюшка? Он не будет против? – проглотил, наконец, наживку Брюммер, теперь будем подсекать.

- Если у Вас будет мое распоряжение, никто не будет против. Напомню Вам, что я уже совершеннолетний, в гвардии же Вас уважают. Так что проблем не случится. А то, что думает шведский король разве должно влиять на принятие решений в Гольштинии? Но… - я улыбнулся. - Сударь, Вы даете мне раз в три месяца сто тысяч в рублях, тренируете дивизию отборных солдат, в год строите два линейных корабля, вспоминая славные времена гольштейнских мореходов, имеете годовые магазины на три дивизии, пороховой заряд…

- Это уже не возможно. Ваше Высочество, вы путаете возможности необъятной России и маленькой Голштинии, - перебил меня Брюммер.

- Сударь, Вы меня перебили. Вашего сюзерена и наследника Российской империи, - театрально взбеленился я. Начался уже торг, а он редко бывает без лицедейства.

- Простите, - проявил покорность Брюммер, склоняя голову. Еще бы! Замаячило очень сладкое место.

- Не забывайтесь, - сказал я и достал из небольшого сундучка лист бумаги. – Вот тут наше с Вами соглашение. Там два одинаковых текста и я попрошу Вас ознакомиться и подписать.

- И все же, Ваше Высочество, объясните все, Ваш план полностью не ясен, - сказал Брюммер.

Понимать же было и нечего – я стремился избавиться от актива, который мне и так не принадлежал. Послезнание говорило, что Россия не станет решать проблему Шлезвига, а я могу получить и оппозицию в русском обществе, если зациклюсь на этом клочке земли, ненужном России ни разу. Тут или Копенгаген датский брать с контролем проливов, или вообще не дергаться. Да и взять датскую столицу одно – удержать сложнее, практически невозможно. Сам же я помню, как отец напивался, сокрушаясь, что датчане предлагают деньги за предательство. По мне – нужно было брать. Не взял серебро родитель, так и помер в гольштинской нищете, попробую взять я, если вначале дадут, а потом, уже в России, не отберут.

И есть все шансы к реализации этого проекта. Россия уже сейчас вовлечена в европейские дела, как я узнал, тридцати шести тысячный корпус Репнина отправляется бродить по Европе. Может командующий Василий Аникитич совершить вояж и до Шлезвига. Нет, конечно, не может, тут самостоятельности решений генерал-фельдцейхмейстера не достаточно, но если договориться с тетушкой, то датчане могут думать о реальной угрозе быстрой войны с ними, чтобы «боль и слезки мальчика Петруши унять и забрать Шлезвиг». Плюс еще и тысяч пять-шесть гольштейнского воинства к тому.

Кто будет против? Австрия? Не думаю, они и так сейчас, пусть и пыжатся, но сделают многое, чтобы кровь руссаков решала проблемы Марии Терезии. Взяли Парму и Пьяченцу и полностью выдохлись, даже из Генуи их горожане выгнали.

Фридрих? Вряд ли. Прусский король еще не вошел в силу и не развил присущий ему нарциссизм, чтобы бросать вызов России, да еще когда два его ставленника возле власти. Два – это я и Екатерина. Тем более, что в этой войне Пруссия уже выполнила свои задачи – Селезия взята Фридрихом и Австрия ничего с этим поделать не может.

Так что, прояви волю государыня Елизавета Петровна, - даже не заметят маленькой войны. А датская армия не выдержит большого конфликта. Да и зачем? Какие-то три миллиона в полновесных рублях отдать мне и все… считай союзники. А Голштиния, между прочим, своего рода буферная зона между конфликтом в Европе и самой Данией и представляется для данов хорошим активом.

В этот коктейль следует примешать еще и немного идеологии, как и щепотку игры на чувствах. Я стану злостным плагиатором и добьюсь слез европейцев и сочувствия, когда мир услышит полонез «от Гольшинского принца». И не мучает меня при этом совесть. Если будет шанс создать образ и усилиться, решить хоть какие задачи, то припишу себе любое авторство. Я, еще робко и неуверенно, но начинаю играть в политику. И эта игра мне нравится. Хорошо бы в результате этой игры, не допустить некоторые ошибки, что были в другом варианте истории.

Так что Михал Клеофанс Огинский, прости, но твой полонез «Прощание с родиной», написанный по поводу разделов Речи Посполитой, под который рыдали просвещенные европейцы в конце XVIII века, будет написан чувственным Шлезвиг-Гольштейнским герцогом по поводу утраты того самого Шлезвига. Партитура уже готова, осталось только добиться потери области. И тогда я собью с толку европейских правителей, которые продолжат считать меня апологетом войны с Данией, просто слабым человеком, который уступил воле русской царицы. И чем больше времени именно так будет считать Европа, тем более предсказуемо для моего понимания они станут себя вести. И Семилетняя война произойдет на схожих позициях, как и в другом варианте истории, только я поспособствую более качественной подготовке к ней.