Наследник (СИ) - Старый Денис. Страница 21

И деньги получить далеко не самоцель, это лишь шажок к большим целям есть стремление их употребить эти средства, или заработать иные. Еще в конце прошлой жизни я отчетливо понял, что деньги – тлен, а жизнь твоя, близких и родных, соотечественников, просто хороших людей куда важнее. Меня, наследника, не перестанут кормить, давать деньги, потакать прихотям, если я даже буду, не выходя из своих комнат, пьянствовать. А хочется иного – чувствовать себя сопричастным, чтобы быть в истории не тем, кто за три дня издал столько указов, что Россия просто перестала существовать, пусть некоторые из них и были логичны.

Денег нужно прорву, и почему этого не понимает Елизавета, я не знаю. Взять, современный флот России – убожество, кратно уступающее флоту Петра Великого. Ну, хотя бы загрузить имеющиеся верфи, нанять офицеров-иностранцев, начать своих натаскивать, расширить прием гардемаринов. Навести порядок в Морском шляхетском корпусе, да его еще и нету, разрозненные школы гардемаринов. И выходить в море нужно не раз в год, а постоянно, хотя бы в тот же Киль, где я родился.

Между тем, в карете установилась тишина, нарушаемая только перестуком колес по мостовым. Мы уже подъезжали к Первопристольной и тут попадались отрезки мощенных дорог.

Чтобы разбавить тяжелый разговор и дать эмоциям, бурлящим внутри моих спутников, я начал травить анекдоты. Этот мир узнал о поручике Ржевском. Пробить серьезность Брюммеля оказалось сложным, но Бернхольц не сдерживался и смеялся до кашля и красноты лица.

Была еще одна причина, почему я начал, благодаря своей неплохой памяти, смешить двух вечно серьезных немца – мы нагнали карету Екатерины. В своих изданных в будущем дневниках моя невеста часто писала, как веселилась в каретах, как я, якобы, ей завидовал и все норовил поменять своих скучных спутников. Вот пусть завидует, наблюдая, как я негромко нашептываю пошлые истории про любвеобильного Ржевского.

- Ваше Высочество! – Екатерина изобразила книксен. – Позволить сказать мне, от чего так радость Вы и Ваши спутники?

Котэ разговаривала на русском языке, и это предавало ей еще большего шарма, было мило и забавно слышать акцент. И радовало то, что невеста наследника престола старалась говорить на языке не родившегося Пушкина. И, кстати, прости Александр Сергеевич, но немного и тебя обокраду, но ты гений, еще напишешь, а я сильно наглеть не стану.

- Я рассказывал смешные истории, сударыня, - ответил я.

- Не знать, что Вы знаетешь смеш-ные истории, - проворковала Екатерина, подарив мне обворожительную улыбку. – Вы мне рассказать эти истории?

- Конечно, Екатерина Алексеевна, буду рад, позже повеселить и Вас, когда Вы перестанете меня избегать, - сказал я, развернулся и вошел в дом последней перед непосредственно Москвой станции, чтобы там, в тепле обождать смену лошадей.

Невеста стояла некоторое время на месте, видимо, моя реакция ее ошарашила. Но и я был зол на нее. Подарки дарил, цветами осыпал, несколько раз приглашал прогуляться, но постоянные отговорки. Нет, кое-что удалось узнать, Краузе выведала, что мама Екатерины, разлюбезная Иоганна Елизавета советует дочери промариновать меня. Этой великовозрастной дуре кажется, что я стану больше дарить подарков, если меньше буду встречаться с Екатериной. Все! Шабаш! Женят нас и так, никакой фимозы у меня нет, желание близости – есть и не получается даже тренировками либидо ослабить. Великая она Екатерина, или не очень, пока это еще девушка, не столь и начитанная всякими Вольтерами.

Так думал я до первого бала-маскарада, который состоялся аккурат после Пасхи – Праздника Воскресенья Господня. На это мероприятие была приглашена и Екатерина Алексеевна.

Чего я боялся, то и случилось – вечеринка трансвеститов. Что интересно, осуждаемая Европой, как жуткое непотребство, а в России – при дворе мужики в женском. Это же только в варварской России мужчины станут переодеваться в женское платье, а женщины, вообще ужас, - в мужское – те мысли, которые превалировали в умах Просвещенной Европы. Полное попрание европейских ценностей! М-да, знали бы вы!

Однако, важно еще какой смысл вкладывается в процесс переодевания мужчин в женское платье. Можно смотреть на такие маскарады с точки зрения женской натуры Елизаветы, мол, у нее красивые ноги и она их любила демонстрировать. Не лишено логики, у тетушки действительно с ногами все в порядке – ровные, без выпирающих коленок. Но я видел и еще один, более глубокий подтекст. Такой маскарад – это проверка на лояльность. Погрузить человека в стрессовое состояние и послушать, что он говорит, кого винит, насколько раздражен. Елизавета демонстрировала свою самодержавную власть. Ну и ножки, конечно.

Заикнись кто о том, как такие переодевания могут выглядеть в далеком будущем, дуэли было бы не избежать. А сейчас – шутка. Мужчины путаются в фижмах и падают, неумело вымазывают свои лица косметикой, лицедействуют, подражая женским манерам.

Вот и стоят девчонки, стоят в сторонке. Перечислю девчонок: граф Бестужев, граф Чернышов, граф Шувалов, граф Разумовский и ряд иных добропорядочных матрон. Я же не смог одеть все фижму, корсет, женские чулки, а революционно выбрал русский сарафан. Стояла такая симпатичная русская барыня в кокошнике. И что интересно, несмотря на то, что я выделялся на контрасте с другими, мой наряд был одобрен всей русской партией, а немцев и так практически не было при дворе. Елизавета приходила к власти под девизом «против засилья немцев и все будет, как при Петре Великом», поэтому русофильство поощрялось.

И вообще, чем я занимаюсь? Уже больше четырех месяцев, как, наследник престола Российского коренным образом изменился, но вместо того, чтобы заниматься важными делами, упражняюсь в словоблудии при дворе, хожу ряженым и просто прожигаю время. Но где же будущая женушка, хотя бы с ней поговорить, все же через четыре месяца свадьба.

«Скотина!» - чуть не сказал я вслух.

Чернышов просто похотливым мартовским котом трется у Екатерины и та… не гонит его, тренируется флиртовать. Вот хочется, причем сильно, по морде съездить этому старику-извращенцу. Да уж, - чуть за сорок, но для меня он старик. Все же далеко не во всем личность Сергея Викторовича Петрова доминирует над сознанием Карла Петера Ульриха.

Внутри все закипело, юношеский максимализм брал верх над разумом. Насколько будет уместна ревность? Да никак не уместна. Галантный век, ити его туды, тут ревность осуждается больше, чем измена. Но я же становлюсь русским варваром, так что…

- Сударь, я считаю, что Ваше поведение не уместно, - сходу задал я тон светского скандала, быстрым шагом приблизившись к Чернышову.

- Петр Федорович, прекрасный маскарад, не правда ли? – изобразил слащавую улыбку граф.

- Сударь, я не могу вызвать Вас на дуэль, но, если Вы мужчина, хотел бы провести урок фехтования с Вами. Не страшитесь, шпаги будут безопасны. Ежели Вы откажетесь по какой-либо бесчестной причине, то найду возможность показать, чему я научился после того, как перестал с Вами общаться, - сказал я под меняющуюся осанку Чернышова, тот сгорбился и уже не казался щеголеватым кавалером.

В это время рядом стояла Екатерина, не проронив ни звука. Однако, я видел, что она осуждает мой поступок.

- Ваше Высочество, Петр Федорович, а я Вас везде ищу, очень хотелось бы поговорить с Вами, - попытался меня увлечь Бестужев-Рюмин.

- Алексей Петрович, я сейчас освобожусь и обязательно выделю время для разговора со толь замечательным человеком, как Вы, - я улыбнулся и на контрасте эта улыбка выглядела лицедейской.

- Не стоит, Петр Федорович, - сделал еще одну попытку канцлер.

- Завтра по полудни я хотел бы совершить прогулку и приглашаю Вас, Андрей Гаврилович составить мне компанию, - строго сказал я и кланяясь обратился к Екатерине. – Сударыня, Вы великолепно выглядите в мундире поручика Преображенского полка.

Я удалялся, увлекаемый канцлером, но до моих ушей доходили шепотки придворных. «Какой афронт», «Бедняжка Екатерина Алексеевна», «Это был вызов на дуэль», «Матушка императрица образумит наследника». Что ж оказался я абсолютно не готов к тяжелой работе к гадюшнике двора. А Катька, еще не став даже женой уже вызывает жалость и симпатию. Признаться и у меня тоже эта симпатия есть и по сему не нужны ни Чернышов, ни Салтыков, который вроде бы остался в Петербурге, ни Понятовские с Орловыми.