Последняя из древних - Кэмерон Клэр. Страница 27

Рядом с моей койкой стоял деревянный ящик, а на нем – бутылка воды, судя по каплям конденсата, еще холодной. Значит, здесь побывал Энди. Я протянула ноющую руку, схватила бутылку и выпила все до последней капли. Если прежде я недооценивала Энди, то теперь, выпив залпом всю воду, я стала преданной его поклонницей. На ящике также стоял пластиковый контейнер, плотно закрытый от грызунов. В нем было яблоко, батончик мюсли и кусочек шоколада. Долгая супружеская жизнь многому научила Энди. Он замечательным образом чувствовал и предугадывал мои потребности. Я посмотрела на спящего Саймона. Хотя наши отношения были близкими и комфортными, каждый из нас был сам по себе. Если я была голодна, то брала еду и ела. И от него ничего другого не ожидала. Нас обоих это устраивало. А тут шоколад… У Энди отличное чутье.

Я не услышала звяканья посуды к завтраку и не почувствовала запаха кофе, гревшегося в походной печи, но тут же сообразила, что сегодня суббота. Я села и пригладила волосы, присыпанные густой пылью и как будто примятые с одного бока после сна. Потом посмотрела на телефон. Девять утра. Поев, я начала действовать. Можно ли еще немного покопать сегодня?

Я очертила отдельный участок вокруг шейных позвонков, где виднелся отпечаток предмета, возможно изготовленного вручную. Он заставлял меня сгорать от любопытства. Я знала, что одного дня мало, чтобы достичь заметных результатов, но в моей работе все казалось невозможным. Вряд ли я добилась бы хоть чего-нибудь, если бы не была готова с ходу отбрасывать все сомнения. Я хотела знать, что это за предмет. Неловкой походкой я направилась за чистыми брюками.

Неужели за одну ночь моя беременность продвинулась так далеко? Я сунула толстые, как сосиски, ноги в рабочие брюки и потянула за резинку, которую использовала вместо застежки. Я приделала резинку так, чтобы брюки по возможности сходились на животе. Когда я встала, чтобы стянуть концы, резинка хлопнула меня по пальцам и отлетела. Я пыталась найти другую, но не нашла. Брюки остались незастегнутыми.

Я давно приняла решение никогда не плакать на работе. Хотя слезы – естественная реакция на неприятности, я полагала, что плач подтверждает отрицательное мнение о способности женщин справляться с трудными ситуациями. При всех испытаниях и невзгодах, сопровождавших мою академическую карьеру, я не пролила и слезинки. Я не плакала, когда на раскопках в Турции из грузовика вывалился здоровенный поддон и сломал мне ногу. Я не плакала, когда один из внешних рецензентов моей диссертации пытался отбросить меня на два года назад, отказываясь принять новые методы датирования. Не плакала и когда некий видный ученый публично высмеивал меня на крупной конференции («Похоже, вы хотели бы поближе познакомиться с одним из ваших неандертальцев», – заметил он во время дискуссии), и когда зал разразился нервным смехом и комментарий достиг желаемого эффекта – дискредитировал все, сказанное мной. Все это я переносила стоически.

Я не плакала на работе, пока не обнаружила, что у меня нет запасной резинки, чтобы подвязать штаны. И начала приглушенно рыдать. Мне удалось прикусить губу и не разбудить Саймона. Я очень надеялась, что мои слезы останутся незамеченными, но тут снаружи послышались шаги.

– Роуз?

Я перестала плакать, шмыгнула носом и сильнее прикусила губу.

– Роуз?

Энди. К счастью, это только Энди.

– Привет. Я ищу доктора Розамунд Гейл.

– Привет, Энди, – беспомощно сказала я.

– Что такое? – Саймон повернулся на койке.

– Ты в порядке? – спросил Энди.

– Да, – ответила я.

– Ты поела?

– Да, мамуля.

– Вот не начинай про мамулю. Она уже звонила два раза.

– Где это я? – Саймон сел и удивленно осмотрелся.

Я не хотела, чтобы Саймон помешал мне копать, поэтому быстро выпрямилась, вытерла глаза рукавом и втиснула ноги в ботинки. Одной рукой я схватила пояс с инструментами, другой кое-как застегнула брюки, толкнула клапан палатки, вышла наружу и увидела Энди. Он, казалось, был удивлен внезапным всплеском активности и инстинктивно отступил назад.

– Роуз?

– У тебя есть резинка?

– Где-то была.

– Она мне нужна. Просто я должна кое-что сделать на участке.

– Я пришел за тобой, Роуз. Кейтлин здесь.

– Где?

– Ясное дело – сюрприз! – Он махнул в сторону раскопок. – Она уже там.

– Без меня?

– Она думала… Судя по храпу, ты спала.

– Это Саймон храпел, – сказала я.

– Эй, я не храплю! – раздался приглушенный крик из палатки.

– Кейтлин на участке? – Я двинулась по тропе. – Нужно было сразу позвать меня.

– Кейтлин сказала, что тебе нужно отдыхать, – возразил он.

– Встретимся там, – буквально пролаяла я. От одной мысли, что кто-то болтается на участке без меня, у меня волосы встали дыбом. Приматолог! Дело Кейтлин – представлять музей, а потом руководить проектом. Время от времени она бывала на раскопках, провела там в общей сложности пару недель. Казалось, ее гораздо больше интересовали график и перевозки, чем реальные находки. Пусть я не очень хорошо знала Кейтлин, но у нее не было опыта, чтобы оценить мою интерпретацию нашей находки. Человек, руководящий раскопками, может повлиять на то, как их воспримут специалисты и, в конечном счете, широкая общественность.

– Принеси еще шоколада, – крикнула я, уже запыхавшись.

– Да, и ты должна знать… – отозвался Энди.

Я остановилась и обернулась.

– С ней журналист.

– Тащи резинку!

– Кажется, из «National Geographic»…

– А можешь принести пару своих штанов, – крикнула я в ответ.

Прежде чем свернуть по дорожке, я увидела, как Саймон высунул голову из палатки и с недоумением посмотрел на Энди. Потом я услышала, как он спросил: «Ей нужны твои штаны?»

Сердце у меня окончательно упало, когда я миновала последний поворот и увидела, что пластиковая завеса, прикрывавшая вход в пещеру, сдвинута в сторону. Они вошли, что само по себе плохо, но они к тому же не вернули занавеску на место. Из-за этого в зону раскопок могли попасть любые посторонние примеси, и я восприняла это как знак грядущих неприятностей. Без самых тщательных процедур, предотвращающих загрязнение, доказательства могут быть признаны неубедительными. Мою находку могут счесть испорченной или использовать как доказательство того, что я не права, а вовсе не как подтверждение найденных мною ответов на вопросы, которые задает все научное сообщество.

– Черт возьми, что вы там делаете? – крикнула я.

Внутри пещеры я увидела Кейтлин и какого-то типа. Мне хотелось ворваться и вытолкать их взашей, но на это я не решилась. Мой живот там бы не поместился. А если я оттолкну их, они могут сломать артефакт.

Серый хвостик волос Кейтлин дернулся, как будто ее застали врасплох. Я надеялась, что это так. Кейтлин со слегка недовольным видом отступила первой, щурясь от утреннего солнца.

– Участок контролирую я, – сказала я ей, сжимая кулаки. – И его физическое пространство, и информацию, которую мы об этом даем.

– Я все поняла. – Кейтлин подняла руки, словно сдаваясь.

Она явно не хотела обсуждать это в тот момент.

– Я просто пытаюсь помочь.

– Помочь, нарушая правила поведения на участке?

Она, как будто извиняясь, оглянулась на мужчину, который вышел за ней из пещеры.

– Я знаю, что ты завтра уезжаешь, Роуз. Я надеюсь обеспечить нам финансирование, чтобы ты могла уехать, зная, что все в порядке. – Она кивнула на мужчину рядом с ней. – Фред – хороший друг, которому доверяют в наших кругах. Я привела его, чтобы он поручился за нас.

– Ради утечки информации?

– Музей ценит мнение Фреда о том, что здесь происходит.

– Не сомневаюсь.

– Мы и раньше работали вместе. Когда изучали гиббонов на Занзибаре. Репортажи Фреда в журнале давали мне достаточную поддержку, чтобы найти больше средств.

– Для тебя реклама важнее науки.

– Дело не только в науке, Роуз. Мы обе знаем, что это касается и того, как это подать. Сначала сократили финансирование сохранения приматов, а теперь то же самое происходит в археологии.