Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна. Страница 15
РИА Новости 10.10.2021
Саакашвили за время голодовки похудел на 14 кг, заявил адвокат экс-президента Грузии. Он также опроверг сообщения о том, что его подзащитный начал есть мед.
Даже Саакашвили может.
Тяжелые одеяла могут сохранять и удерживать все переживания. Хорошие. Преданные.
Впереди очень много маленьких сложных узлов и каждый нужно развязывать. У меня бесчисленное число фронтов, и на каждом нужно все успевать. Но, а как иначе…
Будь счастлив Там.
Кожев пишет:
Господство есть экзистенциальный тупик. Господин способен либо оскотиниться в наслаждении, либо погибнуть на поле боя, но он не может жить сознательно, являясь удовлетворенным сущим. [136]
Середина рабочего дня. Я пишу музыку. Села на 10 минут записать для монтажа фрагмент. Закончила через час с двумя треками.
Брата бабушки увезли в больницу. Мама все время рядом с ковид-пациентами. Она единственный, кому не надо болеть из нашей семьи. Бабушка вроде чуть легче, но все равно не ясно. Мама не спала несколько дней. Я вдалеке и совершенно не знаю, чем мне помочь.
Вроде плодотворной день, но с какими-то провалами. Надеюсь, в целом, зачет за него получу.
Я держала на руках умирающий день. Как мадонна младенца. Моя мать держала на руках умирающего пожилого человека. Бабушка лежала спокойно, еще была жизнь в детях войны.
Я тебя [137] вспоминать стала. Не хотела. Забыть хотела от злости и негодования. На тот день, на те дни. Но стала вспоминать. В Дагестане помню, как на Каспии сначала выступали, потом я брала синхроны у тебя, потом пили, пели, потом танцевали с министрами Дагестана. Потом опять пили. Да так, что ты еле-еле на ногах стоял. А я, конечно, стояла. Потом снова пили. И шли рядом с горами. А еще раньше нас с тобой арестовала дагестанская милиция за курение в неположенном месте. А еще мы в городе Берлин. Виделись в аэропорту. А потом снова интервью. А потом пластинки и улицы. И небо над [138]…
Ну какого же черта ты умер…
Вернись. Как угодно, но хотя бы как-то…
А где мертвых на живых меняют и наоборот?
А мое последнее сообщение Вы не прослушали, Андрей [139]. Я не знала, что внезапно мне станет вас так сильно не хватать. Не хватать именно мимолетного, внимательного. Не хватать рассказа о том, как вы на фронте снимали все, всех. Видели тех, кого нет, и тех, кто есть. Читали «Ноомахию» [140]. И были окружены курдскими отрядами. Как вы ехали в пустыни, и там был в центре ларек с пищей. Самой вкусной на Ближнем Востоке. Чай на кухне Гинтовта [141]. На которой я почти не была.
Андрей. А вы добрались? А вы переправились на тот берег? Просить дать знак – значит просить Вас возвращаться, но Вы исчерпали время здесь. Теперь Вы только там. И мы увидимся. Силы будут там. Умирает тело и в последние минуты видит все.
Андрей Ирышков в Сирии.
И пять минут после смерти тоже видит. Шаг до того, чтобы поставить Coil. [142]
Это февраль. Февраль, например, 2019 года, когда дни слепленные были между собой и темнело надолго. И не было веры в весну. А были черные ночи, темные ночи на севере. И почему-то нелепые концерты ПТВП [143] и разговоры на холоде, о социологии и о Дамаскине или Оригене [144]. Зачем я вообще говорила на концерте ПТВП об Оригене?! Зачем я вообще была на том концерте?! Зачем я посмотрела в ту сторону?! Разговаривала. Узнавала. Теряла месяцы. Переезжала в черный город. Оставалась там. Старалась стать правильней. И в этой праведности потеряла все найденное в тех странных концертах и ночах, которые были бесконечными. Я только потому и переехала, что там ночи длиннее. И что можно идти по холоду. И под ногами слякотные пятна. Вывернутое наизнанку внутреннее.
Как хорошо… Тогда были концерты. Несколько. Очень много стаканов. Странные песни. Крик. Небо. Зачем я пошла тогда на концерт ПТВП…
Я больше не люблю ПТВП. Впрочем, никогда и не любила. А пошла на концерт «Красное» в красной кофте. Накануне на Смоленском. Ночью. Искали Юфита [145]. Нашли Лорку [146] обоженный том. Это кладбище винное. Шли. Боялась собак и подснежников.
Раз уж про 2019 год…
2019 год [147].
Я не знаю, какие звезды зажигаются над Дамаском и загораются ли они вообще, видно ли их сквозь пленку мартовского дождя или синее полотно мартовского полудня… Но если они зажигаются, то в них живут тысячи невинно погибших душ, освещая дорогу воинам света.
Когда входишь в мечеть Омейядов, где, согласно пророчествам, придет Христос и закончится «время», изнутри становится «одержимо». Тут и храм Юпитера, и христиане, в свое время даже мирно сосуществовавшие с мусульманами, а потом и немирные мусульмане. Тут голова Иоанна Крестителя, тут мощи неведомых святых. Тут исток и конец. Это земля «последних времен».
Дарья в Сирии
Едем по пригороду Дамаска – везде мертвые стоят пеленой, живые – но живые другого мира, руины, в Маалуле у икон исцарапаны лики (на мозаиках). Святой источник подавляет талой горной водой скорбь.
Странно приезжать на фронт, когда война завершена, а от былого столкновения остались лишь руины. Страшный город Алеппо – древнейший. Стоит крепость на вершине горы, а вокруг разрушенные здания.
Цветущий ресторан, граничащий с обломками былой жизни. Здесь так странно и непривычно – будто бы ты опоздал, будто бы ты и виноват, будто бы ты сам все это допустил.
Ветер теплый в Алеппо. На стене у офиса партии БААС – жертвы террористов: пали в неравном бою. Город был осажден несколько лет, иногда, бывало, не было ни электричества, ни воды, а люди не сдавались. Как можно любить так жизнь, чтобы не сдаться тогда, когда нет никакой надежды?
Здесь страшно – пустота и раскрошенные здания. Наверное, вот в том окне когда-то рождались дети, играли подростки, делали домашние задания студенты и ругались влюбленные.
Я чувствую, будто опоздала. Поздно. Странное чувство не покидает – чувство смерти. То ли это мертвые снова поют песни на арабском, то ли моя зовет меня.
Террористы не покинули регион – небольшие формирования до сих пор рядом – 3–5 километров. Они здесь, звери Даджала [148]. За спиной.
MRAK TVOIH GLAZ [149]
Снился сон будто 20 человек упали в яму и погибли. Их кровью на стене было написано какое-то арабское слово. Снились террористы. Страшно было среди руин. Лица. Тяжелый взгляд, если застать человека резким взглядом врасплох. Сквозь пелену пасмурного неба видно странное солнце. Его здесь, наверное, проклинали.