Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна. Страница 28
Так вышло. Что мне придется возвращать все назад. Состояние. Аллертность. Силу. Волю. Ум. Нахождение в постоянной повестке. Руку на пульсе, чужие статьи, колонки, собственноручные статьи, огромные лонгриды, чтения. Придется воскресать. Это неизбежно и это придется делать завтра.
Я хочу удалить все. Все дни. Последние. И ранее. Всю леность. Весь каркас праздности. Я не могу жить в этом. И больше не планирую.
Каждый вечер одно и то же. Смотрю в одну точку. Плачу. И не имею воли. Паралич. Как больничное.
Я делаю что-то. Получается рвано. Истеричным жестом. Будь то переговоры с дальним краем. Ко всему добавляется дисбаланс.
Я решаю вопрос границ, но не решаю вопросы внутренние. Атрофия мысли и знания делает из меня не более чем меланхоличное животное. Все, что когда-либо во мне было – агрессия, воля, невозможность ничего не делать – ушло. Впиталось в землю. Сделало сильной землю. А меня слабой. И бежать от себя в строки или музыку нельзя. Речь идет о потере внутреннего человека. Я – человек без души. И не говорите, что таких людей нет.
Я не опускалась так низко в своей беспросветности. Я предаю себя.
За окном ветер. Будто зовет. Красивый ветер. Я смотрю на мягкий свет лампы на потолке. В темной комнате. И плачу. Когда лежишь на спине, слезы скатываются по лицу очень странно. Как будто это кровь течет из глаз. Я не воспользовалась шансами, которые у меня были. Я пошла по пути слабости. И все битвы проиграны. Потеряно все.
Моя жизнь оказалась нелепой. Еще у меня нет теплой одежды здесь. Это значит, я буду мерзнуть. Это значит, в Петрограде, в котором уже будет -5, я погибну от переохлаждения. И так каждый вечер. В этом мире больше нет жизни. Монотонность несчастья. Можно только сидеть и выть. А, нет, лежать. Это приходит каждый день. Вечер. Иногда утром. Иногда ночью. Это приходит.
На немного захотелось жить. И стало светло.
Опять хочется жить. Через сколько снова перестанет хотеться?
Хочу в Мурманск!!! Просто хочу в Мурманск!!!
Узнала, что умер Юрий Балашов из группы «Волга» – невероятный – талантливый, во МХАТ-е выступал с «Волгой» – двигатель группы, авангардист, друг всех наших друзей.
Я воскрес.
Это странно слышать, но мое утро началось со случайно выпитого вина. Из кружки, в которой оно было разведено с газированной водой (да, я сохранила воспоминания о бале правых консерваторов в Вене, против которого бастовали соросианцы [235], через такую традицию распития белого вина).
King Crimson, играющий на весь дом от выздоравливающих [236], идеально к этому подходил. А затем множество видео, отсмотренных и приговоренных к тому, чтобы стать фильмом. Музыка. Переговоры. Немного беспокойно. Манго. Которое впиталось в осень. Впечаталось. Маленькая улица.
Не знаю, мое настроение еле-еле выравнивается. И снова синусоидами. Все равно еще плавающее. Раскатами. Но я не хотела бы плакать вечером. Все это не то, чтобы надоело, но будто отвлекает меня от целей и задач нашей революции [237].
Понимаете, и ведь там жизнь идет, продолжается, люди открывают глаза, пробуждаются, открывают новые главы, грустят и радуются, остаются в туманах.
И меня окуните в те – далекие, и все проходит, и жизни уходят, и умирают, и хоронят, и новые свадьбы играют. И даже на линии ада есть жизнь, и дети ходят в школу, и есть силы, и есть дух, и есть ветры – и есть цветы…
Парфюмерная вода La Haine [238]. Я нашла два аромата, которые меня интересуют – «Ненависть» и запах метро. Резина.
В Норильске олень поехал на автобусе, потому что олени тоже устают, – рассказала РИА Новости хозяйка. «На своих ногах устаем, она у меня не ездовая. Мы идем с тундры, где пешочком, где люди нам помогают до города. Мы с мероприятия возвращались и решили поехать на автобусе. Он был пустой, человек пять. Никому мы не мешали. Водитель, конечно, сопротивлялся, но потом смилостивился и довез нас до нужной остановки. Дальше пошли своим ходом».
Когда это прекратится?
Хочу духи! La haine. Ненависть.
Вы, наверное, догадываетесь, что в отражении вижу Я.
Как много перед глазами проносится домов, людей, событий и энергий. И я среди этого. Нет ни единого права дозволять меланхолии править.
А я вспомнила, что когда-то лет восемь назад я грустила под треки Aidan Baker. [239] 24 hours, например.
Хочется просто лечь. В простыни. Уютно. И свечи. Или нет. Просто лечь, и чтобы кто-то читал вслух «Русских демономанов» [240]. Русских. Демономанов. Кто-то.
Я почему-то хотела додержаться на Радио КП до декабрьского. До темных вечеров и поздних рассветов. До елки и мандаринных духов. Но все, что сбывается, сбывается резко и за меня. Будто ведут.
У меня два красивых платья, две юбки и один пиджак. Час пятнадцать до высокой башни. И снова повестка. При этом почти нет сил так, что я падаю и кружится голова. Хотя вроде бы ничего и не сделано за день. Усталость и даже нету силы сделать ритуальные упражнения, чтобы замечательной осанкой пронзить все эти красивые платья.
Решительно настроена выкинуть половину своей комнаты и избавиться от ненужных вещей. И решительно поставила себе цель сделать это до воскресенья.
Надо сесть. Написать колонку (Завтра). Даже две. Вообще, добраться до телеграмм канала, от которого уже идет массовая отписка. Кому какое дело, что мне плохо? Бывает и плохо, бывает и нет. Прорыв не зависит от потери бойца. Отряд и не заметил [241]. Не быть грустным мотыльком. Не быть обугленным. Почему-то волнами наступает нежность, а потом истлевает. Воспроизведение ритма снега. Острое, и далее тающее. Город. Улицы становятся утром холодными. А ночью отталкивающими. Не хватает тепла. Мне не хватает тепла. «Сделай больно – приласкай». Где-то была такая надпись (внутри), курсе на первом. Несмотря на внешнюю статность и широкие имперские плечи (у меня просто сердце огромное и светлое – вот потому и широка!), я хрупкая. Похожа на венецианское стекло. Таю. На асфальте.
Я так люблю слушать голоса. Слушаю Юлю. Подруга из самого давнего времени. С которой давно не общалась.
Темник и плитник. Я два дня подряд забыла пить магний и бежать по несколько километров. В офисе все завалено едой. И много людей. Он живой. И я тоже немного. Хочу увидеть труд и заплакать, потом уехать, пройти, как Вергилий, по аду. И вернуться вновь в город, на башнях которого сияют звезды Донбасса.
Купила мясо рапана, чтобы лучше понимать аргументацию Той стороны.