«Крокодил» - Коллектив авторов. Страница 66

— А я, — бодро говорит весовщик, — в тот момент чихнул. Во время этого непроизвольного акта, всяк знает, глаза закрываются, а иногда аж прижмуриваются.

— Беда, — говорит следователь. — Контейнеры ведь полчаса грузили. Что же у вас случилось такое затяжное чиханье, вроде прыжка с парашютом.

— Особенность организма! — все больше приободряясь, врет очевидец. — Я, знаете ли, сызмальства сериями чихаю. Бывает, что до семидесяти раз. Вот и тогда, на товарном дворе…

Да, нашему следствию и судам, очертя голову и не боясь никакой ответственности, врут. Но не все еще, видимо, в облике призванных к ответу потеряно, и все же есть нравственный порог, за которым лживость рушится и дает место правде.

— Волошина? — посиневшими губами спросила Лазу-тикова. — Толика сожгли? Запомнила я этих двоих. Они в куртках спортивных из болоньи или навроде того, у одного строчка на куртке вот так, углом, лямочки белые внахлест. Одного фамилия Жаринов, Петька. Они здешние оба, шатковские.

Пропойца двадцати семи лет, ранее судимый, женат, двое детей, образование среднее, беспартийный, эпизодически плотник — Евтюхов Сергей Иванович 4 октября 1984 года на работу не вышел и выйти не мог, потому что утром третьего числа, и днем, и вечером, поскольку приближались праздники 7 ноября… Словом, ясно.

Пропойца, двадцати шести лет, несудимый, холост, образование среднее, давно и при всеобщем попустительстве нигде не работает — Жаринов Петр Николаевич к полудню 4 октября был так пьян, что тело его утратило способность сгибаться. Этот отрезок рода человеческого лежал на одной из центральных магистралей райцентра.

— Как свая! — сказал один милиционер из машины спецмедслужбы.

Удивительно не то, что уже к двадцати часам того же вечера вытрезвитель поставил смертельно пьяного Жаринова на ноги — здесь это умели. Удивительно, что к двадцати часам Жаринова, без всяких яких, отпустили с миром домой. А поскольку Жаринов уже давно был паразитом и бродягой, то и понятие дома давно отождествлял с любым подручным магазином или забегаловкой. Из вытрезвителя он прямиком пошел к местному ресторану. А здесь уже обивал пороги незнакомый Жаринову Евтюхов.

Как жуки или рыбы одной породы, среди миллионов других особей безошибочно определяющие только своих, Жаринов и Евтюхов тут же обнюхались, опознались, сроднились.

В шатковский ресторан пускают обычно без цилиндра, смокинга, штиблет и убедительного по толщине бумажника. Но, оглядев друг друга, двое признали, что и по шатковским понятиям в ресторан не вхожи никак.

— Имею на кармане сто семьдесят три копейки, — сказал Жаринов. — Добавляй, сколько там у тебя. Есть тут одна поганка, в любой час продает.

И они пошли к нам уже известной Лазутиковой. А потом встал вопрос: где пить? Время года и среднее образование ориентировали на питье в культурных условиях.

Они заглянули к местному жителю Журавлеву, там одолели одну бутылку. Бродяжная этика подсказывала, что надо распочинать вторую бутылку и ставить перед Журавлевым вопрос о ночлеге. Однако тепла и ночлега им хотелось меньшей ценой, чем разливание на троих.

И ушли Евтюхов с Жариновым. Сказал Евтюхов, что мантулил он раньше на железобетонном комбинате. Там котельная — лучше не придумать. В топках тысяча градусов, да ежели у тебя внутри сорок — ночлега лучшего не придумать. И наливать, делиться ни с кем не надо, поскольку тамошний кочегар Волошин не пьет.

И они вломились в котельную с веселой песней:

— Вы кочегары, а мы плотники! — И сразу приняли по полстакана.

Но обидел их кочегар Волошин. Плюнул в душу.

— Выметайтесь отсюда, — приказал он. — Ты, Евтюхов, сам стал подонком, да еще второго притащил.

— Это ты, курицын сын, мне говоришь, жигану? — закипятился Жаринов. — У меня от жиганской жизни восемнадцать и шесть десятых метра шрамов на теле, а ты так меня привечаешь? Как-нибудь поступи с ним для начала, Сережа.

Для начала Евтюхов выплеснул в глаза Волошину самогон из стакана. Да, растопырил руки ослепленный Волошин, но давно он тут работал, знал помещение, вслепую пошел к выходу за милицией.

— А он такой, — надгрызенным пряником показывая на Волошина, сказал Евтюхов. — Ему если в башку втемяшится, он исполнит, накличет милицию. Делай его, Евгений! Мочи его!

Туг прыгнул Жаринов на спину кочегара и, шавкой на медведе, повис на нем. Видя, что Жаринов не справляется, подскочил к Волошину Евтюхов. И если, отбиваясь от пропойц, в честные места целил кулаком кочегар, то они-то били не по тем вовсе местам и вскоре оттеснили кочегара от двери, обрушили головой на верстак. А поскольку вот оно где расположено, что делает кочегара не таким, как двое ночных гостей, а трудягой, семьянином и все такое прочее — в голове у него это расположено! — то и били кочегара ногами по голове. Затем через все помещение тело перетащили к топкам и запихнули в крайнюю. Евтюхов бросил вдогон несколько совковых лопат угля. Сказал:

— Для верности. Осколки бутылок собери, харч, прочие улики. Выкинем по дороге.

И они ушли, выкинули улики, а спать отправились в котельную ГПТУ. Они возились у двери, дверь открылась, на улицу высунулось лицо кочегара с небритым, похожим на носок валенка подбородком.

— Нельзя у меня, — робко оглядывая двоих окровавленных, сказал кочегар Крюков. — Не положено!

— Умолкни, — отпихнул Крюкова Жаринов. — Видишь, люди с женами поссорились, негде переночевать.

— Давненько, я думаю, — всматриваясь в двоих, сказал кочегар Крюков, — вы с женами поссорились.

— А вот поговори! — оборвал кочегара Евтюхов И оба заснули.

Они не предполагали ареста: почему это могут в нас упереться? Таких, как мы, ночлежничает уйма.

— Но случись, что повяжут нас, — предположил Евтюхов, — повезут в эту самую, четыре «а» из тюремных кроссвордов — каталажка, — так я все возьму на себя, «пойду паровозом». За групповое всегда хуже ответственность.

После ареста он недолго «шел паровозом». Судебно-медицинская экспертиза пришла к категорическому и страшному выводу: смерть кочегара Волошина наступила не от изуверского избиения, а «от действия высокой температуры с последующим обугливанием трупа».

Вот тут и был поставлен вопрос ОБ УБИЙСТВЕ С ОСОБОЙ ЖЕСТОКОСТЬЮ, что предполагает ВЫСШУЮ МЕРУ СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ. И «паровоз» загудел в адрес сообщника совсем по-другому.

Извиваясь и хрипя, убийцы валили все друг на друга. Да, были в жизни отдельные шероховатости, но он, Евтюхов, с пеленок жил по заветам «Пионерской зорьки», и только этот алкоголик и зверь Жаринов сбил его с панталыку, оплел, понудил на зверство…

Дело слушалось в областном суде, в открытом заседании. Председателем суда была женщина. Народные заседатели — женщины. Прокурор — тоже женщина. И в зале женщины: жена кочегара Волошина, матери убийц. Групповое убийство с особой жестокостью при отягчающих обстоятельствах — в состоянии опьянения, вот что установил суд. Жену кочегара Волошина родные вели под руки к дверям.

Молоденький милиционер, отводя глаза, сказал матерям Евтюхова и Жаринова:

— Надо вам расписаться. Тут и тут.

И в соответствии с подписями матерям убийц выдали в боковой комнатке единственное, что сопроводило и подытожило жизни их сыновей, — две окровавленные куртки.

Семен Нариньяни

СВАТОВСТВО НА АРБАТЕ

К буфетчице трампарка тете Лизе приехал из-под Курска племянник Костя Молодой, белозубый, с копной рыжих волос на голове. Поначалу тетка встретила белозубого не очень гостеприимно:

— Ты еще зачем?

Племянник многозначительно улыбнулся. Пять дней назад он прочел «Милого друга* Мопассана и позавидовал карьере Жоржа Дюруа.

— Что, что?

Племянник пробует рассказать тетке о жизни Милого друга.

— Ты что, не жениться ли приехал?

— Да, если ты поможешь найти мне подходящую невесту.